Над гнездом кукухи - Кен Кизи
Девушка на полу разгладила юбку по своим длинным натруженным ногам, посмотрела на Сифелта, продолжавшего усмехаться и дергаться рядом с ней в тусклом свете, и сказала:
— В жизни не испытывала ничего даже отдаленно похожего.
Речь Хардинга если и не заставила нас протрезветь, то хотя бы помогла осознать серьезность происходящего. Ночь не стояла на месте, и следовало подумать о том, что утром придет персонал больницы. Билли Биббит и его девушка заметили, что уже пятый час, и, если можно, если никто не против, они бы хотели, чтобы мистер Тёркл открыл изолятор. Они удалились, провожаемые лучами фонариков, а мы направились в дневную палату, собираясь что-то решить с уборкой. Тёркл уже не стоял на ногах, когда открыл изолятор, и нам пришлось везти его в коляске.
Я шел позади всех и вдруг с удивлением осознал, что напился как есть, напился — в дым, в зюзю, в хлам, впервые после армии, напился вместе с полудюжиной других ребят и парой девушек — в отделении Старшей Сестры! Бегал пьяный и счастливый, заигрывая с девушками, в самом центре самой мощной цитадели Комбината! Я думал обо всем, что мы делали той ночью, и мне с трудом верилось в это. Приходилось напоминать себе, что это и вправду случилось, что мы дали этому случиться. Просто взяли и впустили в окно, словно свежий воздух. Может, Комбинат не такой уж всесильный? Что помешает нам сделать это снова, раз мы теперь знаем, что можем? Или удержит от того, чтобы сделать что-то еще, как захотим? Мне стало так хорошо от этих мыслей, что я заголосил и, нагнав Макмёрфи с Сэнди, подхватил их за талии и побежал, а они верещали и брыкались как маленькие. Вот до чего мне было хорошо.
Снова выкатился полковник Маттерсон, с горящими глазами и новой порцией премудростей, и Скэнлон снова уложил его в постель. Сифелт, Мартини и Фредриксон сказали, что им тоже пора на боковую. А мы с Макмёрфи, Хардингом, девушкой и мистером Тёрклом остались допивать сироп от кашля и решать, что делать со всем этим бардаком. Было похоже, что всерьез это заботило только меня и Хардинга; Макмёрфи с девушкой знай себе потягивали сироп, ухмыляясь друг дружке, и показывали руками фигурки в свете фонарика, а мистер Тёркл то и дело проваливался в сон. Хардинг, как мог, взывал к их ответственности.
— Вы просто не сознаете сложности ситуации, — сказал он.
— Чушь, — сказал Макмёрфи.
Хардинг хлопнул по столу.
— Макмёрфи, Тёркл, вы не отдаете себе отчета в произошедшем. В психиатрическом отделении. Отделении мисс Рэтчед! Последствия будут… касафтрофическими!
Макмёрфи куснул девушку за ухо. Тёркл кивнул и сказал, приоткрыв один глаз:
— Это да. Она нам завтра покажет.
— Однако, — сказал Хардинг, — у меня есть план.
Он встал на ноги. И сказал, что Макмёрфи, очевидно, не в том состоянии, чтобы контролировать ситуацию, поэтому кто-то должен взять это на себя. Казалось, он трезвел с каждым словом. Он говорил убежденно и с чувством, обрисовывая все руками. Я был рад, что он проявил сознательность.
Его план состоял в том, чтобы мы связали Тёркла, скажем, э-э, разорванной простыней, и тогда все подумают, что это Макмёрфи застал его врасплох, связал и позаимствовал ключи, после чего вломился в аптечную, раскидал медикаменты, разбросал папки назло сестре — в это она точно поверит, — и в итоге открыл окно с сеткой и убежал.
Макмёрфи сказал, что это какое-то кино и настолько вздорно, что не может не сработать, и поблагодарил Хардинга за ясную голову. Хардинг признал, что план в самом деле хорош — избавляет других от ответственности перед сестрой, сохраняет работу Тёрклу и позволяет Макмёрфи скрыться. Он сказал, что девушки смогут увезти его хоть в Канаду, хоть в Тихуану, или даже в Неваду, если захочет, и ему ничего не грозит; полиция никогда особо не разыскивает психических, сбежавших из больницы, потому что девять из десяти всегда возвращаются через несколько дней, пьяные и несчастные, рассчитывая на бесплатный кров и стол. Мы еще поговорили об этом и допили сироп от кашля. Уговорили-таки галлон. Хардинг снова присел.
Макмёрфи перегнулся через девушку, взял его за руку и стал задумчиво смотреть то на него, то на меня, с тем странным, усталым выражением лица. Он спросил, а как же мы, почему мы просто не встанем, не оденемся и не уйдем с ним?
— Я еще не вполне готов, Мак, — сказал Хардинг.
— Тогда с чего ты взял, что я готов?
Хардинг посмотрел на него молча и улыбнулся, а затем сказал:
— Нет, ты не понял. Я буду готов через две-три недели. Но я хочу достичь этого сам, своими силами, и выйти через парадную дверь, со всей этой традиционной мишурой и формальностями. Хочу, чтобы жена приехала за мной в назначенное время и забрала на машине. Хочу, чтобы они знали, что я это смог.
Макмёрфи кивнул.
— Ну а ты, Вождь?
— Я вроде в порядке. Только ещё не знаю, куда хочу пойти. И кто-то должен побыть здесь неделю-другую после тебя, чтобы все не начало сползать обратно.
— А что будет с Билли, Сифелтом и Фредриксоном и остальными?
— За них не могу сказать, — сказал Хардинг. — У них все еще есть проблемы, как и у всех нас. Они все ещё во многом больные люди. Но это уже что-то: они теперь люди, пусть и больные. Не кролики, Мак. Может, когда-нибудь они и станут здоровыми людьми. Не могу сказать.
Макмёрфи обдумал это, глядя на тыльную сторону своих ладоней. Затем снова взглянул на Хардинга.
— Хардинг, в чем дело? Что происходит?
— Ты обо всем об этом?
Макмёрфи кивнул. Хардинг покачал головой.
— He думаю, что смогу ответить тебе. О, я мог бы изложить фрейдистские причины
