Пэлем Вудхауз - Том 11. Монти Бодкин и другие
— Он чуть не отхватил мне руку.
— Не надо было его дразнить.
— Я его не дразнил.
— Тогда, может, он принял тебя за муху.
— Он что, дурак? Разве я похож на муху?
Во время разговора Фуксия широко улыбалась — она всегда так улыбалась, беседуя с теми, кто только что заглянул в корзинку. Но сейчас улыбка сползла с ее лица, она сурово поджала губы.
— Ты похож, — сказала она спокойно, но решительно, — на человека, который сейчас расскажет, что он делает у меня в каюте.
С самого начала беседы у Реджи было неприятное предчувствие, что рано или поздно ему придется пролить свет на этот вопрос. Теперь такой момент наступил, но неприятное предчувствие не отпускало. Положение у него было шаткое, и, как многие в подобной ситуации, он прибег к нападению.
— Не все ли равно? Разве об этом речь? Этот твой людоедский крокодил. Видишь — палец. Если это не страшная рана, тогда я не видел страшных ран. Крокодилы какие-то! — сказал Реджи с горечью, ибо эта тема не оставляла его равнодушным.
Фуксия его поправила:
— Не увиливай. Что ты, наказание божье, делаешь в моей каюте? Лучше признавайся по-хорошему, юный Реджи, а то будет худо.
Реджи кашлянул. Не вынимая мизинца правой руки изо рта левой он подергал себя за воротник и опять кашлянул.
— Ну?
Реджи собрался с духом. Если бы наступательная тактика могла в итоге принести победу, он продолжал бы в том же духе, но одного взгляда на хозяйку каюты было достаточно, чтобы убедиться в обратном. В Фуксии не осталось и капли той беззаботности, которая в более счастливые времена делала ее отличной соседкой по ресторанному столику. Теперь она смотрела сурово и была настроена решительно. Глаза ее сверкали, подбородок был боевито выставлен вперед, зубы скрежетали. Реджи даже со страху показалось, что волосы у нее порыжели еще больше.
Он решился во всем чистосердечно признаться.
— Послушай, Фукси!
— Ну?
— Я тебе все расскажу.
— Давно пора.
— Я здесь искал эту мышь.
— Ах так!
— Ну, которую ты стащила. Он меня попросил ее найти. Фуксия улыбнулась, но улыбка получилась мрачной. Это признание ее не удивило. Она была способна делать умозаключения на основании видимых улик и давным-давно заподозрила, что тут не обошлось без Монти.
— Ах, так! — сказала она. — И что, нашел?
— Нет.
— Не повезло?
— Да.
— Ясно. Сейчас найдешь.
Из-под накидки, которая была у нее переброшена через руку, она извлекла Микки Мауса.
— О, Господи!
— Уж не думаешь ли ты, что я настолько глупа, чтобы оставить его в каюте, когда тут кишмя кишат громилы вроде тебя?
С неприкрытым вожделением Реджи уставился на мышь. Глаза его вылезли на макушку.
— Фукси! — вскричал он. — Отдай его мне!
Мисс Флокс задумчиво посмотрела на него. Она была давно знакома с Реджинальдом Теннисоном, хорошо знала, что этот молодой человек — без руля и без ветрил, но никогда не подозревала, что в нем столько нахальства.
— Что? Отдать его тебе?
— Да.
— Держи карман шире, — предупредила Фуксия. — Отдать тебе мышь! Ничего себе! За кого ты меня принимаешь?
Реджи сделал умоляющий жест.
— Фукси! — крикнул он. — Фукси, старушка, ты себе даже не представляешь, до чего мне нужна эта мышь!
— Реджи, старик, ты даже себе не представляешь, до чего она мне самой нужна.
— Имей совесть. Я все тебе расскажу. Понимаешь, я влюблен.
— По-моему, ты влюблен постоянно.
— На этот раз это настоящее чувство, самого высшего класса.
— Кто она?
— Мейбл Спенс.
— Славная девушка, — похвалила Фуксия. — Мне она всегда нравилась. Ты с ней объяснился?
— Еще нет.
— Мейбл для тебя чересчур разумная.
— Ничего не чересчур. По крайней мере, я на это надеюсь. Загвоздка в том, что без мыши дело не двинется. У меня ни гроша за душой. Единственный шанс поправить дела — это заполучить мышь и отдать ее Монти. За нее он готов отсыпать две тысячи фунтов.
— Что?
— Ну да. С двумя тысячами я смогу поехать в Голливуд. В противном случае придется тащиться в Монреаль и до скончания века киснуть на работе.
Огонь потух в глазах Фуксии, губы задрожали — ошибки тут быть не могло. Хобокенские Мерфи были людьми горячими и заводились с пол-оборота, но сердце у них было тоже горячим.
— О, Реджи!
— Теперь ясно, к чему я клоню?
— Конечно.
— И что скажешь?
Фуксия сокрушенно тряхнула пламенной шевелюрой.
— Не могу.
— Фукси!
— Что «Фукси»? Сказано тебе, не могу. Если Бодкин тебя просветил по мышиной части, ты знаешь мои обстоятельства. Я обязана выбить для Амброза должность сценариста, и единственное средство для этого — мышь. И не смотри, пожалуйста, на меня такими глазами. Я имею такое же право завести семью, как и ты. Амброз не женится на мне, пока у него не будет работы. Вот и приходится держать Бодкина на крючке.
— Полагаю, ты отдаешь себе отчет, что это попахивает шантажом?
— Это и есть шантаж, — заверила его Фуксия. — Если хочешь знать, я презираю себя за это. Но лучше уж презирать себя, чем потерять Амброза. Реджи, птичка моя, ты ведь знаешь, ради тебя я на все готова! Но сейчас ты требуешь невозможного. Не могу я отдать тебе мышь — не могу, и все. Понимаешь?
Реджи кивнул. Он понимал, что сел в лужу.
— Естественно.
— И не делай такого лица, Реджи, дорогой, это просто невыносимо. Почему бы тебе не уломать этого дурака Бодкина, чтобы он устроился к Лльюэлину? Ведь если этот номер пройдет, будет полный порядок. Он только тебя увидит — и мигом надавит на Айки по поводу Амброза.
— Боюсь, это безнадежно. Монти поклялся, что не пойдет в актеры ни за какие коврижки. Так он сказал.
— Лично меня он утомил.
— Меня тоже. Однако факт остается фактом, — сказал Реджи. — Что ж, мне пора. Спасибо за приятный вечер.
В задумчивости посасывая палец, он направился к дверям, на прощание метнув неприязненный взгляд в сторону плетеной корзинки. Дверь за ним закрылась. Фуксия не старалась его удержать: ей нечего было сказать.
Она присела на постель. Обычно, когда она оставалась одна, то открывала плетеную корзинку и ворковала с ее обитателем, чтобы тот не подумал, что о нем забыли, однако после недавней душераздирающей сцены на сердце у нее кошки скребли, и ей было не до воркования с крокодилами. Она сидела, глядя перед собой, в горле у нее стоял ком, из глаз, казалось, вот-вот брызнут слезы, — она любила всплакнуть, когда на душе скребли кошки; но ее горькие думы прервал стук в дверь.
Она поднялась, осушила слезы, взгляд ее посуровел. Она подумала, что это Альберт Пизмарч явился почистить ковер и прибрать, а на самом деле удовлетворить свою порочную наклонность к долгим интеллектуальным беседам. Сейчас она была готова оторвать голову любому, явившемуся к ней поболтать.
— Войдите, — пригласила она.
Дверь отворилась. На пороге стоял отнюдь не Альберт Пизмарч, а Амброз Теннисон. В руке он держал один пузырек, другой торчал у него из кармана, ибо любой влюбленный, видя, как предмет его любви, пошатываясь, ковыляет прочь, держась за голову и кусая губы от невыносимой боли, не станет сиднем сидеть, покуривая сигару, а помчится со всех ног к корабельному врачу за лекарством от мигрени. Так поступил и Амброз, расставшись с Фуксией в салоне. Пока она поднималась вверх на палубу второго класса, он спустился вниз в медицинский кабинет, расположенный где-то в утробе корабля.
Затем ему пришлось немного подождать, пока искали доктора. Днем корабельные врачи играют в кольца с самой красивой девушкой на борту, а после обеда они берут самую красивую девушку на борту, а если та занята, вторую по красоте, и устраивают партию в триктрак. Тем не менее доктор пришел, и Амброз с двумя пузырьками высокоэффективных микстур отправился в обратный путь.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
Неожиданное появление возлюбленного странным образом подействовало на Фуксию. Увидев вместо Альберта Пизмарча, на которого уже настроилась, Амброза, она расклеилась. Внезапно ее захлестнула волна пронзительной нежности, в горле запершило, и по щекам заструились слезы. Она полностью утратила над собой контроль.
— У-у-у-у, — всхлипывала она. — У-у-у-у.
Как уже ранее подчеркивалось в этом повествовании, мужчина, в присутствии которого девушка вдруг начинает издавать звук «у-у-у-у», имеет в запасе единственное средство для ободрения, а именно — легко погладить ее по голове или плечу. Естественно, этот рецепт годится только для более или менее посторонних представителей мужского пола. Если зрителем выступает человек, который любит эту всхлипывающую девушку и она ему платит взаимностью, ситуация требует более категоричных мер: обнять ее, приласкать, осушить слезы поцелуями, броситься перед ней на колени и взахлеб прошептать ничего не значащие слова.
