Дэвид Лоуренс - Сыновья и любовники
И ему предстояло весь вечер сидеть, касаясь ее прекрасной обнаженной руки, смотреть на сильную шею, гордо поднятую над сильными плечами, на грудь под зеленым шелком, на изгибы рук и ног под облегающим платьем. Каким-то уголком души он опять ее возненавидел — зачем обрекает его на муку этой близости. Но и любил ее, когда, вскинув голову, она смотрела прямо перед собой, чуть надув губы, задумчивая, неподвижная, будто покорилась судьбе, которая сильнее ее. Ничего она не могла с собой поделать; она оказалась во власти чего-то, что важнее ее самой. Вечностью веяло от нее, будто от задумчивого сфинкса, и Пол ощутил властное желание ее поцеловать. Он уронил программку и низко нагнулся, чтобы, поднимая, украдкой поцеловать Кларину ладонь и запястье. Как мучительна ее красота. Она сидела не шевелясь. Лишь когда погас свет, чуть склонилась, подалась к нему, и он тихонько гладил ее кисть, руку. Слабый запах духов исходил от нее. Опять и опять накатывали раскаленные волны крови, каждая на миг глушила его сознание.
Спектакль шел своим чередом. Пол видел его будто из дальней дали, будто драма развертывалась неведомо где, но, кажется, где-то в глубинах его существа. Он стал Клариными полными руками, ее шеей, ее вздымающейся грудью. Кажется, это и есть он. Где-то там все еще играют актеры, и он сливается с драмой. Сам по себе он не существует. Серые, а то черные глаза Клары, ее грудь, что льнет к нему, ее рука, что он сжимает в своих руках, — только это и есть на свете. И он мал, беспомощен, а она, облеченная силой, возвышается над ним.
Лишь антракты, когда загорался свет, причиняли ему четко выраженную боль. И хотелось куда-нибудь сбежать, пока снова не станет темно. Сбитый с толку, он плутал в поисках выпивки. Потом огни гасли, и он опять оказывался во власти странной безумной реальности, в которой слились Клара и драма на сцене.
Спектакль продолжался. Пол был одержим желанием поцеловать крохотную голубую венку, что примостилась в изгибе Клариного локтя. Он чувствовал эту жилку. Кажется, пока он не прижался к ней губами, жизнь его приостановилась. Поцеловать ее, непременно! Но кругом люди! И все-таки он быстро наклонился и коснулся ее губами. Усы пощекотали нежную плоть. Клара вздрогнула, отдернула руку.
Но вот спектакль кончился, зажгли свет, публика аплодировала, Пол очнулся, глянул на часы. Его поезд уже ушел.
— Придется мне идти домой пешком! — сказал он.
Клара посмотрела на него.
— Уже так поздно? — спросила она.
Пол кивнул. Потом подал ей пальто.
— Люблю тебя! Ты так хороша в этом платье, — пробормотал он, пригнувшись к ее плечу, среди шумной толчеи.
Она все молчала. Они вышли из театра. Пол увидел идущих мимо людей, извозчиков, что поджидали седоков. Ему показалось, он встретился с горящими ненавистью карими глазами. Но не узнал их. Они с Кларой повернули, бессознательно направляясь к вокзалу.
Поезд уже ушел. Придется идти пешком десять миль.
— Не страшно, — сказал Пол. — Мне будет только приятно…
— А может, переночуешь у нас? — краснея, предложила Клара. — Я могу лечь с мамой.
Пол посмотрел на нее. Глаза их встретились.
— А что скажет твоя мама? — спросил он.
— Она не будет против.
— Ты уверена?
— Конечно!
— Значит, я пойду к тебе?
— Если хочешь.
— Хорошо.
И они повернули в другую сторону. На первой же остановке сели в трамвай. Свежий ветер дул им в лицо. Улицы были темны. Трамвай поспешал, покачивался. Пол сидел, крепко зажав в руке Кларину руку.
— А твоя мама уже легла? — спросил он.
— Возможно. Надеюсь, что нет.
Единственные прохожие, они быстро шли по молчаливой темной улочке. Клара юркнула в дом. Пол замешкался.
— Входи, — сказала она.
Пол мигом оказался на крыльце, и вот он уже в комнате. В двери напротив появилась мать, большая, недружелюбная.
— Кого это ты привела? — спросила она.
— Это мистер Морел, он опоздал на поезд. Я подумала, мы можем приютить его на ночь, не то ему придется отшагать десять миль.
Миссис Рэдфорд хмыкнула.
— Твое дело! Раз ты его пригласила, будет гостем, я-то не против. Хозяйка здесь ты!
— Если я вам не по душе, я могу и уйти, — сказал Пол.
— Не, не, еще чего! Заходите, располагайтесь! Вот только по вкусу ли вам будет, что я ей на ужин сготовила.
Ужин состоял из тарелочки жареной картошки и кусочка бекона. Стол был накрыт кое-как, на одного.
— Можете взять еще бекону, — продолжала миссис Рэдфорд. — А жареной картошки больше нету.
— Мне неловко вас беспокоить, — сказал Пол.
— Еще извиняться вздумал! Это не по мне! Вы ведь приглашали ее в театр, верно? — в вопросе слышалась насмешка.
— Ну и что? — неловко засмеялся Пол.
— Ну, так чего ж говорить про кусочек бекона! Снимайте пальто.
Большая, осанистая, она пыталась оценить, что же происходит. А тем временем хозяйничала у буфета. Клара взяла у Пола пальто. В комнате горела лампа, было очень тепло и уютно.
— Вот те на! — воскликнула миссис Рэдфорд. — И красавчики же вы оба, скажу я вам! Чегой-то вы так вырядились?
— По правде говоря, мы и сами не знаем, — сказал Пол, чувствуя себя мышью в лапах кошки.
— Нет места в нашем доме для этаких франтов, коли вы невесть чего об себе вообразили, — съязвила она. И это был злой выпад.
Оба они, и Пол в смокинге и Клара в зеленом платье с обнаженными плечами, порядком смутились. Оба чувствовали, что в этой кухонке им надо быть друг для друга защитой.
— Нет, вы только гляньте, как расцвела! — продолжала миссис Рэдфорд, показывая на Клару. — Чего она надумала, на кой это все?
Пол посмотрел на Клару. Она вспыхнула, даже шея пошла красными пятнами. Не сразу он сказал:
— И ведь вам приятно видеть ее такую?
Они сейчас были в ее власти. Сердце его все время громко стучало, нервы натянуты. Но он ей не поддастся.
— Это мне-то приятно! — крикнула старуха. — Чего ж приятного, коли она ведет себя дура дурой!
— Я видал, иные люди ставят себя в положение и поглупее, — сказал он. Теперь он защищал Клару.
— Вон что! Это когда ж? — ехидно отозвалась старуха.
— А когда они похожи на пугало, — отвечал Пол.
Большая, грозная, миссис Рэдфорд застыла на каминном коврике с вилкой в руке и ответила не сразу.
— Обои дураки, и те и эти, — наконец сказала она и отвернулась к жаровне.
— Нет, — упрямо возразил Пол. — Люди должны выглядеть как можно лучше.
— И по-вашему, вот это и значит выглядеть мило! — крикнула мать, презрительно ткнув вилкой в сторону Клары. — Это… это похоже, будто она толком и не одета!
— Да просто вам завидно, что сами не можете вот так щегольнуть, — засмеялся Пол.
— Я-то! Да я с кем хочешь могла б пойти в вечернем наряде, была бы охота! — последовал презрительный ответ.
— А чего ж не захотели? — задал он вполне уместный вопрос. — Или ходили?
Миссис Рэдфорд молчала. Перевернула на сковороде бекон. У Пола колотилось сердце, кажется, он всерьез ее обидел.
— Я-то! — наконец воскликнула миссис Рэдфорд. — Нет, не ходила я! И когда в услужении была, раз увижу, какая из служанок пошла из дому с голыми плечами, я уж знала, дешевка она, и на танцульку идет.
— А вы что, такая уж благонравная были, не до танцулек? — спросил Пол.
Клара сидела, не поднимая головы. Глаза Пола потемнели и недобро блестели. Миссис Рэдфорд сняла с огня сковороду, стала выкладывать ему на тарелку кусочки бекона.
— Вон этот ишь как славно поджарился! — сказала она.
— Зачем же класть мне самый лучший! — сказал Пол.
— А она сама взяла, что хотела, — был ответ.
В презрительном тоне миссис Рэдфорд послышалась снисходительность, и Пол понял, она смягчилась.
— Все-таки возьми немножко, — предложил он Кларе.
Униженная, одинокая, она подняла на него серые глаза.
— Нет, спасибо! — сказала она.
— Ну почему ты не хочешь? — ласково настаивал он.
Кровь огнем полыхала в жилах. Миссис Рэдфорд опять села, большая, внушительная, отчужденная. Пол оставил Клару, все внимание направил на мать.
— Говорят, Саре Бернар пятьдесят, — сказал он.
— Пятьдесят! Шестьдесят ей! — услышал он в ответ.
— А ведь и подумать невозможно, — сказал он. — Я и сейчас готов был вопить от восторга.
— Интересно, как бы это я стала вопить из-за потаскухи шестидесяти лет! — сказала миссис Рэдфорд. — Пора ей вспомнить, что она бабушка, а не катамаран визгливый…
Пол засмеялся.
— Катамаран — лодка у малайцев, — сказал он.
— А у меня это то, что я говорю, — возразила она.
— Моя мать тоже иногда совсем не те слова говорит, и спорить с ней бесполезно, — сказал Пол.
— Она, глядишь, надает вам затрещин, — добродушно сказала миссис Рэдфорд.