Дэвид Лоуренс - Сыновья и любовники
Они шли, и на Пентричском холме Клара прислонилась к нему. Он обнял ее за талию. Они шли, и он чувствовал под рукой упругое движенье ее тела, и уже не так сжималось сердце из-за Мириам, и кровь быстрей побежала по жилам. Он прижимал Клару ближе, ближе.
И она сказала тихонько:
— Ты все продолжаешь с Мириам.
— Только разговариваю. У нас и прежде мало что было, кроме разговоров, — с горечью сказал он.
— Твоя мать ее не любит, — сказала Клара.
— Да, не то бы я на ней женился. Но теперь все кончено, совсем!
В голосе его вдруг прорвалась ненависть.
— Иди я сейчас с ней, мы бы долго и скучно рассуждали о «Христианском таинстве» или о другом каком-нибудь занудстве. Слава Богу, я не с ней!
Несколько минут шли молча.
— Но ты не можешь совсем от нее отказаться, — сказала Клара.
— Не отказываюсь, потому что и отказываться не от чего, — сказал Пол.
— Для нее — есть от чего.
— Не понимаю, почему бы нам с ней на всю жизнь не остаться друзьями, — сказал Пол. — Но только друзьями.
Клара отклонилась от него, отодвинулась.
— Ты почему отодвигаешься? — спросил он.
Клара не ответила, но отодвинулась еще дальше.
— Почему тебе вздумалось идти одной? — спросил он.
Опять никакого ответа. Она шла обиженная, повесив голову.
— Потому что я хотел бы дружить с Мириам! — воскликнул он.
Клара не ответила.
— Говорю тебе, между нами только и есть, что слова, — твердил Пол, стараясь снова ее обнять.
Клара противилась. Он вдруг шагнул и встал, преградив ей дорогу.
— Будь оно неладно! — воскликнул он. — Что еще тебе надо?
— Беги лучше за Мириам, — съязвила Клара.
Кровь забурлила у него в жилах. Он вздернул верхнюю губу, словно оскалился. Клара угрюмо сгорбилась. Было темно, вокруг ни души. Пол вдруг обхватил ее, перегнул назад и яростным поцелуем приник к ее лицу. Она неистово вырывалась, увертывалась. Он крепко ее держал. Жадные, неумолимые губы его нашли ее рот. Грудь мужчины твердо как камень прижала ее грудь. Клара, беспомощная, обмякла в его объятиях, и он целовал ее, целовал.
Послышались шаги, кто-то спускался с холма.
— Выпрямись! Выпрямись! — хрипло сказал он, до боли стиснул ее руку. Не удержи он ее, она без сил упала бы наземь.
Она вздохнула и как во сне пошла с ним рядом. Они шли в молчании.
— Мы пойдем лугами, — сказал Пол, и тогда она пробудилась.
Но она позволила помочь ей переступить через изгородь и молча шла рядом с ним по первому темному лугу. Она знала, эта дорога в Ноттингем и на станцию. Пол озирался, что-то высматривал. Они вышли на голую вершину холма, где темнели развалины ветряной мельницы. Тут Пол остановился. Они стояли рядом в темноте и глядели на рассыпанные в ночи огни, пригоршни мерцающих точек, поселки, лежащие там и тут во тьме, на холмах и в низинах.
— Мы будто бредем среди звезд, — сказал он с неуверенным смешком.
Потом крепко обнял ее. Клара отвернула лицо, угрюмо вполголоса спросила:
— Сколько времени?
— Не важно, — хрипло взмолился Пол.
— Нет, важно… важно! Мне надо идти!
— Еще рано, — сказал он.
— Сколько времени? — настаивала Клара.
Со всех сторон их окружала черная ночь, усыпанная и расцвеченная огоньками.
— Не знаю.
Клара положила руку ему на грудь, пытаясь нащупать часы. Пол почувствовал — по телу разлился огонь. Клара добралась до его жилетного кармана, а он стоял и тяжело дышал. В темноте она видела часы — бледный кружок, но цифр не различить. Она склонилась над часами. Пол все тяжело дышал и наконец опять ее обнял.
— Мне не видно, — сказала Клара.
— Ну и пусть.
— Да нет же, мне пора! — отворачиваясь, сказала она.
— Погоди! Я посмотрю! — Но и он ничего не увидел. — Я зажгу спичку.
Втайне он надеялся, что уже слишком поздно и на поезд она не поспеет. Она увидела светящийся фонарь его ладоней, заслонивших огонек; вот и лицо его осветилось, взгляд устремлен на часы. Мгновенье — и опять стало темно. Перед глазами черно, лишь на земле у ноги еще рдеет спичка. А где же Пол?
— Ну что? — испуганно спросила Клара.
— Тебе уже не успеть, — услышала она из тьмы его голос.
Молчание. Клара чувствовала, она в его власти. Когда он отвечал, она слышала, как зазвенел его голос. И страшно ей стало.
— Сколько времени? — подчеркнуто спокойно, безнадежно спросила она.
— Без двух минут девять, — через силу он сказал правду.
— Дойду я отсюда до станции за четырнадцать минут?
— Нет. Во всяком случае…
В шаге-другом от себя она различала во тьме его силуэт. И хотелось сбежать.
— Неужели не успею? — жалобно сказала она.
— Если поспешишь, — резко ответил Пол. — Но ведь ты легко дойдешь и до трамвая. Это всего семь миль, я тебя провожу.
— Нет, я хочу попасть на поезд.
— Но почему?
— Я… я хочу попасть на поезд.
Голос его вдруг изменился.
— Хорошо, — сухо, жестко сказал он. — Тогда идем.
И он нырнул в темноту впереди нее. Она побежала следом, готовая расплакаться. Теперь он стал груб, безжалостен. Она бежала за ним по кочковатым темным лугам, задыхалась, чуть не падала. Но двойной ряд огней на станции приближался. И вдруг:
— Вот он! — крикнул Пол и припустился бегом.
Послышался отдаленный перестук колес. Точно светящаяся гусеница, справа сквозь ночь двигался поезд. Перестук колес стих.
— Он сейчас на виадуке. Ты как раз успеешь.
Клара бежала, задыхаясь, и вот, наконец, она в поезде. Свисток отправления. И Пола нет. Нет! И она в вагоне, вокруг полно народу. Как это жестоко!
Пол повернулся и кинулся домой. Он и опомниться не успел, как очутился в кухне. Он был очень бледен. А глаза темные, и что-то зловещее в них, словно он пьян. Мать посмотрела на него.
— Ну и в хорошем же виде у тебя башмаки! — сказала она.
Он глянул на ноги. Потом сдернул пальто. Мать подумала, уж не пьян ли он.
— Значит, она успела на поезд? — спросила мать.
— Да.
— Ее-то туфли, надеюсь, не так перемазаны. Понять не могу, куда ты ее таскал!
Какое-то время Пол сидел молча, не двигаясь.
— Понравилась она тебе? — наконец нехотя спросил он.
— Да, она мне понравилась. Но тебе она надоест, сын. Сам знаешь.
Он промолчал. Мать заметила, как трудно он дышит.
— Ты что, бежал? — спросила она.
— Нам пришлось бежать к поезду.
— Ты себя загоняешь. Поди-ка выпей горячего молока.
Молоко отлично бы его подбодрило, но он отказался и пошел к себе. Не сняв покрывала, повалился ничком на кровать и заплакал слезами ярости и боли. Было и физически больно, так что он в кровь искусал губы, а смута в душе мешала думать, даже чувствовать.
Вот как она со мной обходится, а? — снова и снова мысленно повторял он, прижимаясь лицом к одеялу. И ненавидел Клару. Опять он возвращался к той сцене, и опять в нем вспыхивала ненависть.
Назавтра он держался замкнуто, отчужденно, как никогда. Клара была очень кроткая, можно сказать ласковая. Но он был сух, с оттенком презренья. Она вздыхала, оставалась все так же кротка.
Однажды вечером на той же неделе в Ноттингеме в Королевском театре в «Даме с камелиями» играла Сара Бернар. Полу хотелось увидеть эту старую знаменитую актрису, и он пригласил на спектакль Клару. Мать он попросил оставить для него-ключ на окне.
— Значит, брать билеты? — спросил он Клару.
— Да. И надень смокинг, пожалуйста! Я никогда не видела тебя в смокинге.
— Да что ты, Клара! Надо же, я — в театре в смокинге! — запротестовал он.
— Ты не любишь смокинг? — спросила она.
— Ну раз тебе очень хочется, надену. Но буду чувствовать себя дураком.
Она посмеялась над ним.
— Тогда почувствуй себя дураком, ради меня, согласен?
От такой просьбы у него кровь забурлила в жилах.
— Видно, не миновать мне этого.
— Зачем тебе понадобился чемоданчик? — спросила Пола мать.
Он отчаянно покраснел.
— Клара просила, чтобы я… — начал он.
— Какие же у вас места?
— Первый ярус… по три с половиной шиллинга!
— Ого! — насмешливо воскликнула мать.
— Ну это же в кои веки, — сказал Пол.
Он переоделся на фабрике, надел пальто и шапку и встретился с Кларой в кафе. Она была с одной из своих подруг-суфражисток. На ней было старое длинное пальто, которое совсем ей не шло, голова повязана полушалком, который Пол терпеть не мог. К театру пошли втроем.
Клара еще на лестнице сняла пальто, и оказалось, она в подобии вечернего платья, открывающего руки, шею и часть груди. Волосы модно причесаны. В этом платье, зеленом, шелковом, простого покроя, она была очень хороша. Да, она великолепна. Видишь всю фигуру, словно обтянутую легкой тканью. Пол смотрел на нее и прямо ощущал упругость и нежность этого стройного тела. Он крепко сжал кулаки.
