Озорные рассказы - Оноре де Бальзак
Внезапно послышался грозный шум шагов Гаргантюа, который спускался по ступеням в свои подвалы, сотрясая брусья, полы и стены. Некоторые старые крысы стали спрашивать, что значит сия хозяйская поступь, но, поскольку никто не дал им ответа, в великом страхе бежали, и правильно сделали. Гаргантюа вошел и, завидев полчище крыс, попорченные запасы, пропавшие сласти, разлитую горчицу, грязь и разорение, раздавил веселых вредителей, не дав им даже пискнуть, вместе с их прекрасными атласными нарядами, жемчугами, бархатом и прочими тряпками и тем положил конец разгулу».
— А что сталось с Землероем? — очнувшись, поинтересовался король.
— Эх, сир! — отвечал Рабле. — С ним люди Гаргантюа поступили несправедливо. Они казнили его. Ему, как дворянину, отрубили голову. Что было неправильно, ибо его одурачили.
— Ты далеко зашел, старик, — заметил король.
— Нет, сир, недалеко, а высоко. Разве кафедра проповедника не выше трона? Вы сами просили меня прочитать проповедь, что я и сделал подобающим священнику образом.
— Мой милый кюре, — сказала Рабле на ушко госпожа Диана, — а что, если бы я была злопамятна?
— Госпожа, — отвечал Рабле, — разве не надлежит предупредить короля, господина вашего, относительно итальянцев королевы, что заполнили дворец, подобно майским жукам?
— Бедный пастырь, — прошептал старику на ухо кардинал Оде, — уезжайте куда-нибудь подальше.
— О монсеньор, — воскликнул Рабле, — очень скоро я буду в мире весьма далеком.
— Силы небесные! Господин писатель, — молвил коннетабль, сын которого, как всем известно, вероломно бросил свою невесту мадемуазель де Сьен, дабы жениться на Диане Французской, дочери одной иноземки и короля, — откуда в тебе столько смелости, чтобы касаться столь высоких персон? Ах! Скверный поэт, ты любишь возноситься, так хорошо же, даю слово, я обеспечу тебе весьма высокое место.
— Все там будем, господин коннетабль. Но если вы истинный друг государства и короля, вы поблагодарите меня за то, что я предупредил его о происках лотарингцев, кои, подобно крысам, разоряют все и вся.
— Милый мой, — шепнул Рабле на ухо кардинал Шарль Лотарингский, — если тебе понадобятся деньги, чтобы выпустить в свет пятую книгу твоего Пантагрюэля, приходи, я дам, сколько попросишь, ибо ты хорошо разъяснил, что к чему, этой старой выжле, которая околдовала короля, и всей ее своре.
— Что ж, господа, — сказал король, — и каково ваше мнение о сей проповеди?
— Сир, — отвечал Мелён де Сен-Желе, заметив, что все вокруг остались довольны, — я никогда не слышал лучшего пантагрюэлистского пророчества. Неудивительно, что мы обязаны им тому, кто сочинил сию прекрасную надпись на вратах Телемской обители:
Входите к нам вы, кем Завет Христов
От лжи веков очищен был впервые.
Да защитит вас наш надежный кров
От злых попов, кто яд фальшивых слов
Всегда готов вливать в сердца людские[120].
Придворные, все как один, наградили поэта дружными рукоплесканиями, каждый восславил Рабле, и он удалился восвояси в сопровождении королевских пажей, которые по особому королевскому распоряжению освещали его путь факелами.
Некоторые омрачали жизнь Франсуа Рабле, гордость нашей страны, злыми выходками и глупыми проделками, порочившими сего Гомера-философа, князя мудрости и сердца отечества, подарившего миру с тех пор, как взошло его светило, немало чудесных творений. К черту всех, кто очернял его божественную голову! Пусть всю жизнь скрипит песок на зубах тех, кто не принимал из рук его мудрую и здоровую пищу!
Дорогой сторонник воды чистой, приверженец умеренности монашеской, мудрейший из мудрецов, какой неудержимый смех разобрал бы тебя, если бы ты хотя бы ненадолго вернулся в свой родной Шинон и тебе дозволено было бы прочитать эти жуткие банальности, измышления и болтовню бекарных и бемольных глупцов, кои интерпретировали, комментировали, извращали, компрометировали, предавали, марали и чернили твою несравненную книгу. Подобно псам, кои, благодаря проделке Панурга, опи́сали все платье одной благочестивой дамы[121], собрались двуногие шавки-академики без царя в голове и радости в сердце, дабы осквернить высочайшую мраморную пирамиду, в коей навеки впаяны зерна фантастических и смешных изобретений, равно как и великолепных поучений и разнообразных познаний. Редки пилигримы, у которых хватает духу последовать за твоим судном в его высочайшем паломничестве сквозь океан идей, приемов, вариаций, верований, знаний и плутней, зато их любовь является чистой, незапятнанной и непорочной, и они смело признают твое всесилие, всеведение и всех языков — знание. По сей причине один бедный сын нашей славной Турени, пусть и недостойный тебя, взял на себя труд воздать тебе должное, приблизить твой образ и прославить вечной памяти груды, столь дорогие тем, кто любит творения богатейшие, в коих заключена вся вселенная, в коих тесно прижатые, как сардинки в банках, хранятся все философские идеи, науки, искусство, красноречие, равно как и театральность и зрелищность.
Ведьма
[122]
Время действия: