Илья Штемлер - Архив
Забелин одобрительно хихикнул, такие шутки он всегда ценил.
– Пошли, пошли. Сырничков напеку, небось голодаешь без жены, – искушала Дарья Никитична. – А хочешь, вина поднесу. Того добра у Будимирки навалом. С медалями, точно у натасканного пса.
Вторая Пролетарская находилась отсюда недалеко, а душевный разговор сокращал путь вдвое. Дарья Никитична познакомилась с семейством Забелиных в госпитале, где лежал после ранения ее единственный сын Сережа. Его ранили в голову в июне сорок пятого, уже после победы, на территории Чехословакии. Сережа из госпиталя так и не выбрался, полетела светлая его душа вслед своему отцу, которого пуля нашла в сорок втором, под Ленинградом. А сын Забелиных выбрался из госпиталя, на костылях, но выбрался. С тех пор Дарья Никитична и поддерживала добрые отношения с Забелиными, но в последние годы виделись редко. Было что вспомнить, было…
Подойдя к дому, Дарья Никитична охнула – белая Будимиркина автомашина, что обычно паслась у подъезда, исчезла, оставив на асфальте масляное пятно. «Никак, уехал племянничек», – подумала старая и воспряла духом. Признаться, она в душе робела – ведет постороннего человека в чужой дом. Косить глазом будет племянничек, да и кому понравится… А так – уехал себе и уехал. Угасший было пыл вновь разгорелся, ключи у нее в кармане, пока Будимирка вернется, они с Емельянычем управятся – попьют чайку да сырников поедят.
Дарья Никитична шагнула в подъезд. Присмиревший Александр Емельянович держался позади, решив про себя – если что, даст дёру, мало ли какое настроение будет у того бандита, – всю дорогу Дарья Никитична стращала Забелина жутким характером своего племянника, видно, поубавилась охота вести в квартиру постороннего, а духу в этом признаться не хватало. Так что Забелин хоть и трусил, да только с любопытством своим справиться не мог.
А тут, у самого подъезда, Дарья Никитична вдруг повеселела, озорно глянула на оробевшего спутника:
– Пошли, пошли, Александр Емельяныч. Лифт не работает, ремонт затеяли… Ничего, доползем. Ты только мою сумку понеси, а я ключи достану, – она решила не сообщать Забелину, что племянник куда-то сиганул, будет сюрприз.
Взобравшись на площадку, она увидела у своих дверей какого-то мужчину, в плаще, шляпе, с портфелем в руках.
– Вы к нам? – спросила Дарья Никитична, чувствуя спиной, как Забелин настороженно остановился за лестничным поворотом.
– Да, – промямлил мужчина. – К Варгасову. Здравствуйте. Звоню-звоню, никто не открывает. А мы договорились.
– Уехал, верно, – нехотя раскрыла сюрприз Дарья Никитична. – А что надо? Передать что? – теперь она вспомнила, что видела этого мужчину у Варгасовых, правда, народу в тот вечер было много…
– Мне он лично нужен, – мямлил мужчина. – Я хотел… – мужчина вдруг осекся, точно увидел черта. Повернулся и побежал вверх по лестнице.
– Да куда же вы?! Эй! – растерялась Дарья Никитична. – Куда это он дунул, Александр Емельяныч?
– Понятия не имею, – обескураженно ответил Забелин. – Только я высунулся, а он и сквозанул… А кто такой?
– Не знаю… Ходят ненормальные, – Дарья Никитична стояла, задрав голову и придерживая рукой сбившийся платок. – Где вы там?! Чудной какой-то… Да ладно, будем мы еще тут всяких психов дожидаться.
Разобравшись с непростыми ключами, Дарья Никитична пропустила в прихожую гостя, захлопнула дверь и еще простояла некоторое время, прислушиваясь.
В тот день Будимир Леонидович Варгасов испытывал особую опустошенность. Она подкатывала давно, с тех пор как приговором суда его поместили в колонию общего режима. Наказание, хоть и не суровое, но больно ударившее по честолюбию Варгасова. Конечно, он сумел создать себе там довольно сносное существование, слава богу, и средств, и связей оказалось более чем достаточно. Однако сам факт осуждения его потряс. Да, погибли люди на объекте его Дачно-строительного управления, да, управляющий должен нести ответственность. Но управляющим был не кто-нибудь, а он, Будимир Варгасов, который держал в кулаке «весь город»… Как ни юлили тогда судья с прокурором, как ни клялись в любви к нему, как ни уверяли, что дело находится на контроле в Прокуратуре СССР, – угораздило же, что среди погибших был сын министра, – Варгасов им это не простил. И своей обидой перегнул палку. Гордыня в его среде – ненадежное оружие, надо утереться и сказать спасибо. Не только у тебя есть деньги и связи… Так что, покинув колонию, Варгасов почувствовал вокруг себя особое разряжение. И дело вовсе не в министерском сынке, Варгасов это понял, не дурак. И то, что вокруг образовалась разряженность, следствие не пребывания в колонии и подмоченной репутации, а его строптивости. Как сказал один из теоретиков этой жизни, его домашний врач и эксперт-искусствовед Вениамин Кузин: «Вы, Будимир Леонидович, теперь, по их мнению, должны есть и пить на то, что припрятали. Теперь их время складывать за щеку. Потом придут другие. И так далее».
Тогда и решил Варгасов выбраться из страны. А тут еще и жена со своими проблемами.
По мере того как раскручивался маховик, Варгасов все яснее улавливал сбой в его работе. Он уже не был тем Варгасовым, он все больше становился его однофамильцем. Память восстанавливала детали, штришки, хоть и мелкие, но весьма симптоматичные. Скажем, по выходе из колонии ему отказали в том самом аварийном фургоне, что в былые дни, во время славных отлучек из колонии, сутки покорно ждал его во дворе дома. Не нравился тон, которым разговаривали с ним в учреждениях, куда он вынужденно обращался после отбытия наказания. А в горкоме бывшие друзья-товарищи его полмесяца не принимали. С оформлением попечительства над теткой вопрос оттягивался, а он с таким трудом сманил старую зануду к себе, без нее трудновато осуществить затею… Последним камешком, подпортившим настроение в тот день, был разговор с бывшим приятелем, начальником отдела Комитета госбезопасности. Поводом служил арест родственника жены, радиста сухогруза «Северлес». Его задержали в Таллинне с какой-то дешевой контрабандой – то ли колготки, то ли плащи. Сам по себе факт мало беспокоил Варгасова, в тот злополучный рейс родственник жены уходил без «особых» поручений. А ведь предупреждал его Варгасов не мелочиться, не пачкаться, серьезным делом занят – перевозил в светлые дали семейное добро: камушки, побрякушки, бумаги кое-какие… У Варгасова на местах имелись надежные люди, из эмигрантов, сохранят в лучшем виде. Так нет, попался на дешевых колготках, дурень… «Ты, Будимир, не пыли из-за родственничка, – посмеивался приятель-гебист. – Пожурят – отпустят. Иначе весь торговый флот надо сажать в кутузку… А вот тебе скоро пятьдесят стукнет, подумай крепко…» Чем же не понравился Варгасову тот разговор? Смехом не понравился. Каким-то тихим ерническим смехом, с намеком. Раньше приятель смеялся громко, раззявя рот, прищелкивая толстым языком… И еще не понравился тем, что приятель избегал встречи – не показывался, не звонил. Сам же Варгасов ему звонить не хотел, можно дело испортить – приятеля-гебиста звонки пугали, да еще от недавнего заключенного. И встретились они сегодня случайно, в Доме кино, на просмотре зарубежного фильма. Хорошо, Варгасов вспомнил о просмотре, решил съездить, развеяться, тем более днем.
Вернулся домой вконец опустошенным и с твердым убеждением, что надо торопиться.
Прошел на кухню. Тетка Дарья хлопотала у мойки. Судя по склоненному затылку, была не в духе, старая калоша. Чего ей еще надо? Живет как у Христа за пазухой, дом полная чаша. Нет, ей лучше было в развалюхе № 5 по улице Достоевского… Ну, так сходит когда-нибудь в магазин, не торопясь. Сегодня утром, к примеру, как ушла в молочный, так и пропала, хорошо хоть с ключами разобралась, иначе Варгасову бы не выбраться в Дом кино. Интересно, где она пропадала?
– Тёть Дарья… Вы что там, в магазине, вологодского масла дожидались? – спросил игриво Варгасов.
– За творогом стояла, – уклончиво ответила Дарья Никитична. – Сырники ешь. Наготовила свежих. Небось у своей красавицы таких не попробуешь.
– Что вы… все к ней вяжетесь, – сдержанно произнес Варгасов, примериваясь к сырникам, что аппетитными розовыми кружками лежали в миске.
– А то и цепляюсь, что по ее милости должна дом свой оставлять, – тетка была явно не в духе. – Что я там забыла, в Германии?
– Опять двадцать пять, – Варгасова отвлек звонок телефона. Облегченно вздохнув, он снял со стены трубку. Но слышал только дыхание своего неизвестного абонента.
– Который раз кто-то звонит и молчит, зараза, – вставила Дарья Никитична.
– Алло! – произнес Варгасов. – Что вы молчите?
– Будимир Леонидович? – тихо прошелестело в трубке.
– Ну, я, – напрягся Варгасов: – Кто это?
– Анатолий Семенович, – с облегчением донеслось из трубки. – Брусницын… Только не повторяйте мою фамилию вслух, прошу вас.
