Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 16. Доктор Паскаль
В целом французская критика оказалась не на высоте в анализе романа, обошла самое существенное в нем.
В России роман вышел в том же году, что и во Франции, сразу в нескольких переводах, как тогда нередко бывало с произведениями популярных писателей. Одновременно были опубликованы переводы Пеллегрини (приложение к журналу «Свет»), В. Ранцова («Вестник иностранной литературы»), К. Л. (изд. газеты «Новости»), З. Н. Журавской (изд. газеты «Русская жизнь»), анонима (журнал «Северный вестник»), Н. Шульгиной (изд. Карбасникова), Ф. А. Духовского (типография Московского университета), М. Басанина (изд. А. Суворина).
Русская критика высказала о романе ряд интересных соображений. Известный историк западноевропейской литературы Л. Шепелевич в «Новостях» отметил, что в этом романе «Золя дал нам лучшие страницы своего нравственного кодекса», но подверг роман критике за неубедительное, с его точки зрения, обращение Клотильды. Золя будто бы ввел завоевание Клотильды Паскалем потому, что сам чувствовал психологическую недостоверность ее резкого поворота от религии к взглядам дяди под влиянием одних лишь идейных воздействий. В любовных же сценах, считает Л. Шепелевич, образ ученого-доктора неприятно снижается. Любопытно, что то же мнение разделяет А. П. Чехов. В письме к А. С. Суворину от 24 августа 1893 года он пишет о «Докторе Паскале»: «Роман очень хороший. Лучшее лицо не сам доктор, который сочинен, а Клотильда. Я чувствую ее талию и грудь». В другом письме А. С. Суворину Чехов критикует роман: «Паскаль сделан хорошо, но что-то нехорошее есть в нутре этого Паскаля. Когда у меня ночью бывает понос, то я кладу себе на живот кошку, которая греет меня, как компресс. Клотильда, или Ависага, — это та же кошка, греющая царя Давида. Ее земной удел греть старца, и больше ничего. Эка завидная доля! Жаль мне этой Ависаги, которая псалмов не сочиняла, но, вероятно, была перед лицом бога чище и прекраснее похитителя Уриевой жены. Она человек-, личность, она молода и, естественно, хочет молодости, и надо быть, извините, французом, чтобы во имя черт знает чего делать из нее грелку для седовласого купидона с жилистыми петушьими ногами».
Противоположное мнение высказывает в «Книжках недели» беллетрист и популяризатор, издатель народнического журнала «Русское богатство» Л. Оболенский. Отмечая, что французская критика считает Клотильду жертвой, он относит это суждение не на счет того, что предметом ее любви оказался человек старый. Читатель против самого этого факта не стал бы возражать, лишь бы только любви молодой девушки удостоился «герой». По в глазах французской публики Паскаль, человек мысли, не является героем. Для Оболенского же доктор Паскаль как раз и есть новый герой, порожденный современной эпохой. Он пишет: «…заслуга Золя в том, что он дает новый тип героя, героя мысли, знания и человечности». Любовь Паскаля и Клотильды «естественно и законно психологически зародилась и развилась».
Не всякая, впрочем, похвала последнему роману Золя на страницах русской печати содержала в себе прогрессивный смысл. Ф. Булгаков в суворинском «Новом времени» одобрительно пишет, что в этой книге «романист выказал себя по преимуществу истинным поэтом» и что он «завершил свое творение зрелищем чистоты, здоровья и жизни». Критик, однако, противопоставляет «Доктора Паскаля» предыдущим романам серии и пытается развенчать все реалистическое творчество Золя. По мнению Булгакова, автор романа будто бы, наконец, сам доказал несостоятельность созданного им направления в литературе, «того натурализма, который объявил жизнь мелочной и низкой, преисполненной безысходного горя, пошлости и низостей». Возможность перетолкования нововременцем философии Золя в духе примирения с действительностью свидетельствует о слабостях и расплывчатости положительной программы писателя.
Ныне, однако, после того как советским литературоведением (труды М. Д. Эйхенгольца, М. К. Клемана, Б. Г. Реизова, А. И. Пузикова и др.) проведен марксистский анализ творчества Золя и, в частности, проблемы соотношения в нем социального и биологического начал, никакие недоразумения в оценке последнего романа серии и ложные его истолкования уже невозможны. Бесспорна его органическая связь со всей эпопеей, в которой, от начала до конца, несмотря на ошибки и заблуждения Золя, мы по справедливости видим прежде всего страстное отрицание уродств собственнического строя во имя высоких, истинно человеческих отношений между людьми.
Шор.
Примечания
1
В последний момент (лат.).
