Мор Йокаи - Черные алмазы
Наконец почудилось Ивану, будто из-под большой груды обвалившегося угля и породы до него донесся слабый стон.
— А ну-ка, попробуем здесь копнуть! — повернулся он к своим людям.
Те принялись разбирать завал, и, когда его расчистили, рабочие с акционерной шахты сразу смекнули, где они находятся.
— Верно! Вон та дверь ведет прямо в раздевалку и к подъемной клети!
По всей видимости, воздушной волной захлопнуло дверь, обрушило на нее боковую стенку и тем самым закрыло и даже замуровало находившихся там рабочих, но вместе с тем и спасло их от обвала.
Так оно и было.
Стоны, мольбы о помощи все явственнее доносились через завал, вот уже показалась дверь, и, когда сняли ее с петель, Иван первым поднял лампу и осветил тьму.
Ему не ответили криками радости. Спасенные от гибели люди не бросились обнимать его колени. Там лежали скорчившиеся тела людей, ведущих последнюю схватку со смертью.
Их насчитывалось больше сотни.
И все они были живы! Да, но жизнь в них чуть теплилась! Иссохшие от голода и жажды. Полузадохнувшиеся от рудничною газа. Сломленные отчаянием. Десятки изможденных людей протягивали слабые руки, поднимали отяжелевшие головы навстречу проблеску света, засиявшему как путеводная звезда средь могильного мрака. Сонмище погребенных всколыхнулось, услышав призыв к воскрешению.
Душераздирающий стон, в котором уже не разобрать было ничего человеческого, сорвался с сотен губ, и тот кто eго о услышал, навеки запомнил этот ужас.
Их завалило здесь в момент взрыва. Воздушной волной разом задуло лампы, а зажигать свет сызнова было бы безумием. И с тех самых пор они были погребены во мраке.
Опасность положения усугубилась, когда вскоре после наступления темноты в помещение, которе служило им убежищем и могилой, стала постепенно просачиваться вода. Площадка находилась на полсажени ниже штрека.
Тогда в кромешной тьме они принялись из обшивки и стоек сооружать помост. На этот помост вскарабкались все. Там они ждали неминуемой гибели. Голод, рудничный газ или подступающая вода — все несло смерть.
Когда спасатели открыли дверь, вода уже дошла до помоста и проступала сквозь доски.
По распоряжению Ивана несчастных одного за другим бережно выносили с уготованного им места погребения. Никто из них не лез вперед. Каждый лежал недвижно на своем месте и ждал, когда до него дойдет черед.
Встреча со смертью научила их смирению.
Некоторые не могли даже открыть глаза, но Иван убедился, что все они живы, а человеческая натура подчас творит чудеса!
Итак, эти люди теперь спасены.
Однако работа на том не кончилась.
А что, если у пролома тоже завалены люди?
Кроме того, надо было удостовериться, действительно ли все произошло так, как предполагал инженер: первый взрыв образовал пролом между двумя штольнями и теперь из одной можно было пробраться в другую. Тогда намного легче было бы спасти людей из восточной штольни.
У пролома лежал обгоревший до неузнаваемости труп.
В руках он сжимал открытую лампу Дэви.
Так вот он этот проклятый, кто совершил злодеяние.
Стало быть, все-таки человеческое безумие замыслило столь чудовищную катастрофу!
Труп невозможно было опознать. Одежда на нем сгорела. Но на кожаном поясе сохранился стальной футляр. В этом футляре нашли золотые часы, на эмалевой крышке которых разглядели портрет прекрасной женщины.
Иван узнал в ней Эвелину.
Под крышкой часов лежала стофоринтовая ассигнация; она сильно потемнела от соседства раскаленного металла, но уцелела.
На обороте ассигнации прочли надпись:
«Я получил ее ровно год назад и сегодня расплачиваюсь».
Страшная это была расплата!
Теперь Иван понял связь между словами и действиями этого страшного человека; инстинкты каннибализма толкнули его на поступок, погубивший десятки людей.
Понял давнюю угрозу Сафрана — в тот день, когда похитили его невесту.
Внезапный переход в акционерную шахту.
Последнюю выпивку. И как бы предвещающий гибель ядовитый выдох в лицо Ивану.
Это был какой-то новоявленный антихрист.
Дьявол в человеческом облике, который принес себя в жертву, дабы отомстить всем, кто обижал его, обкрадывал, высмеивал, надругался над ним, унижал, дурачил его, провозглашая здравицы в его честь, оскорблял его своим богатством, дразнил своей роскошью, водил его за нос.
А как рухнут все они теперь, когда он выбил из-под них пьедестал, и как попадают все они один за другим на его могилу: и священник, и банкир, и биржевик, и дипломат, и министр, и комедиантка!
Поистине в аду ему нечему будет учиться!
Когда Иван, погрузившись в размышления, стоял над трупом, он словно коснулся небесных высот. А ведь он находился под землей.
Все эти страсти кипели и в его сердце!
Его тоже ограбили, обокрали, высмеяли, задавили богатством, вонзили в сердце отравленный кинжал те самые люди, на которых этот, другой человек излил яд своего мщения!
А Иван старается спасти жизнь своих врагов.
Притом искренне, и не только жизнь людей, но и людское имущество.
Ведь все эти несметные сокровища, что таятся здесь, под землей, — богатства не только его врагов, но и всего человечества, это тайная кладовая страны, основа промышленности.
Но, ведя спасательные работы, он боялся еще одного врага.
Он никому даже не заикнулся о своих страхах, ибо, поделись он подобными мыслями со своими рабочими, теми, что до сих пор шли за ним на любой риск, они тотчас же побросают все и кинутся бежать прочь, на волю.
Проволочный колпачок лампы Дэви был доверху заполнен красным пламенем, а это значило, что в штольне все еще не меньше трети рудничного газа и лишь две трети живительного воздуха; остальное — смертоносный газ.
Но рудничного газа они уже не боялись. Они привыкли смело смотреть в огненные глаза этого страшного духа. Даже в те минуты, когда кладут на носилки изувеченные останки его жертв.
Но есть и другой злой дух, он подкрадывается исподтишка. С ним никто не рискнет сразиться. Это угарный газ.
Появляясь, он сеет ужас!
Добравшись до пролома в туннеле, они застали точно такую картину, как предсказывал инженер.
Перегородки повалило взрывом, и теперь оставалось только разобрать обломки, чтобы открыть доступ к восточной штольне. Ни один из шахтеров, занятых расчисткой пролома, не выдерживал там долго.
Проработав по нескольку минут, все они возвращались обратно, жалуясь, что их мучит кашель и что лампы там плохо горят.
Если в штреке пламя лампы предостерегающе заполняет весь цилиндр, то у обвала оно еле моргает. И это еще страшнее.
Рабочий, вернувшийся последним, сказал, что, как только он стронул большую глыбу угля, сквозь повязку в нос ударила такая вонь, что он не выдержал. Неприятный запах, похожий на дух испорченной кислой капусты.
Старые шахтеры знали, что означает запах кислой капусты в шахте.
Старик Пал предупредил Ивана, который сам направился туда проверить, чтобы тот остерегался дышать даже сквозь повязку и как можно скорей возвращался обратно.
Иван схватил железный лом и лампу и, задерживая дыхание, поспешил к пролому.
Схватив лом обеими руками, он что было силы ударил по груде угля, которая со страшным грохотом обрушилась в провал.
Подвесив лампу на конец лома, Иван просунул ее в образовавшуюся щель.
Лампа тотчас же погасла.
Заглянув из темного штрека в щель, Иван содрогнулся: он увидел в глубине соседней штольни багровое раскаленное зарево, отсветы которого озаряли весь коридор.
Иван знал, что это за свет.
Знал настолько хорошо, что, выронив железный лом, охваченный страхом, бросился прочь со всех ног.
— Восточная штольня горит! — в ужасе крикнул он рабочим.
Те, ни слова не говоря, поспешно подхватили Ивана под руки, чтобы он не отстал, и увлекли за собой.
То, что преследует их, эта ужасная вонь, — не грозный гремучий газ, который грохочет и разрушает, если вызвать его гнев, а коварный угарный газ; он образуется при пожаре шахты, и с ним не вступишь в противоборство, он не щадит храбрые сердца, а если кого однажды коснется своим дыханием, то уж не возвратит жизни, не даст отмолить у смерти. От угарного газа есть лишь одно спасение: бежать.
Через несколько мгновений штольня опустела.
Когда они вышли наверх, где отвоеванных у смерти встретили возгласы радости и причитания несметной толпы женщин и детей, Иван разыскал инженера.
Только сейчас Иван сорвал повязку с лица.
— Итак, сударь, теперь я могу описать вам, что творится внизу. Полная катастрофа. Восточная штольня горит! Она горит, должно быть, уже несколько суток, потому что, я видел, весь штрек раскален докрасна. Такого зрелища вовек не забыть. Это не плод злого умысла и даже не гнев божий, а обычный недосмотр со стороны десятников. Вы, как опытный физик, должны знать, что угольная шахта загорается, если порода с большим содержанием серы своевременно не удаляется из шахты. Она тлеет, а при соприкосновении с кислородом самовозгорается. Ваши штольни завалены этой горючей породой. А теперь пожелаем друг другу спокойной ночи. Пожар в штольне не погасить никому. Вы слыхали о дуттвейлерской горящей горе? Сто двадцать лет назад загорелся там уголь. И по сей день еще горит. Ваша шахта будет ей под стать. Спокойной ночи, сударь!
