Пэлем Вудхауз - Том 15. Простак и другие
Поскольку только что Перси видел во сне, что он стоит в своей шляпе перед лорд-мэром, и тот внезапно бьет по ней булавой, обращая тем самым в лепешку, можно подумать, что он был готов ко всему. Но нет, он не был. Он буквально взвился. Точнее, сперва он оцепенел, мысля о том, что всегда подозревал в гнусном юнце дух нигилизма, равно как и повадки, неуместные на такой службе, а уж потом взвился и страшно закричал.
Крик его подействовал на юнцов, как хорошая бомба. Вот они ходят, красуются, балансируя шляпами, а вот — уже нет ничего, кроме коробки у входа. Перси понес ее наверх, благоговейно открыл, дрожа от страха, но все было в порядке. Мерзкий юнец пал низко, но шляпы не уронил.
Словом, все было в порядке, и наутро, отполировав цилиндр пивом, Перси надел ботинки, гетры, брюки, рубашку, воротничок, узорный жилет, пиджак, повязал сдержанно-серый галстук, вдел в петлицу старую добрую гардению и отправился в такси к своей даме. Вскоре он узнал, что она сейчас выйдет, что и произошло.
— Привет, привет! — сказал Перси.
— Привет, — сказала и Элизабет.
Естественно, до этой минуты гость стоял без шляпы, а тут ее надел, чтобы показать в должном свете. Очень тонкий маневр. В такси — уже не то, в такси все цилиндры одинаковы.
Итак, Перси надел шляпу, сверкнув взором, и стал ждать аплодисментов.
Однако Элизабет не захлопала маленькими ручками и не затанцевала от восторга. Взамен всего этого она издала звук, который издает колоратурное сопрано, если подавится костью.
Потом, поморгав, она взяла себя в руки.
— Прости, — проговорила она. — Так, минутная слабость. А вот скажи мне, когда у вас премьера?
— Премьера? — удивился Перси.
— Ну, в мюзик-холле. Ты будешь петь комические куплеты? Перси удивился еще больше.
— Я? Нет. Какие куплеты?
— Понимаешь, я думала, ты хочешь испытать костюм на собаке. Иначе зачем тебе шляпа не твоего размера?
— Эта шляпа? — ахнул Перси.
— Да, эта самая.
— Она от Бодмина.
— Откуда хочешь. Все равно это — позорище.
Тут он решил, что, живя в деревне, она не привыкла к священному имени «Бодмин».
— Вот что, — мягко сказал он, — слушай и пойми. Эту шляпу сделал Бодмин, известный всему миру. Он сам обмерил мне голову и обещал полный успех.
— То-то я чуть не упала.
— Если Бодмин что-то обещает, — продолжал Перси, борясь с неприятным подозрением, — он выполняет обещание. Шляпа — шедевр. Назвать ее как-нибудь иначе все равно что… Нет, не могу придумать ничего достаточно страшного.
— А я могу. Вот эта самая шляпа. Прямо Чарли Чаплин! Да, Перси, шутки я ценю, но нельзя же мучить животных. Представь, как испугаются лошади!
Поэты и прочие писатели часто говорят о любви с первого взгляда; но бывает и наоборот. Только что Элизабет была для Перси прекрасной дамой, и вот, она — жалкое созданье, с которым лучше не общаться. Многое можно выдержать от женщин. Он сам выдерживал личные обиды. Но осуждать Бодмина… ну, знаете!
— Быть может, — осведомился он, — вам хотелось бы пойти одной на эти идиотские скачки?
— Конечно! Неужели вы думаете, что я покажусь при свете дня вместе с… этим?
Перси сухо поклонился.
— Едем, — сказал он шоферу, и тот поехал.
Казалось бы, уже странно. Тайна в чистом виде. Но подождите, то ли еще будет!
Обратимся к Нельсону Корку. Незадолго до половины второго он появился на Беркли-сквер, у крестной и Дианы. За ланчем Диана вела себя безупречно, и настолько, что, глядя, как восхищается она отбивными и салатом, Нельсон представить не мог, что будет, когда она увидит цилиндр.
Выпив кофе, леди Пентер удалилась в будуар с таблеткой для пищеварения и любовным романом, а Перси подумал, что самое время прогуляться по Бонд-стрит. Конечно, Диана может упасть в его объятия прямо на тротуаре, но тогда он быстро кликнет кеб. Словом, они вышли из дома.
Верьте или не верьте, но почти сразу Диана остановилась и странно взглянула на Нельсона.
— Не хотела бы тебя обидеть, — сказала она, — но надо было снять мерку.
Если бы под ногами взорвался газ, Нельсон удивился бы меньше.
— Э… э… э… — заблеял он, не веря своему слуху.
— Да, я понимаю, лень идти к мастеру, — продолжала Диана. — Легче купить, что есть, но все-таки эта… штука напоминает гасильник.
Нельсон напомнил себе, что слабость постыдна.
— Ты хочешь сказать, что шляпа…
— А ты сам не видишь?
— Но это же Бодмин.
— Не знаю такого слова. На мой взгляд, это цилиндр.
— От Бодмина!
— Что ж, он великоват.
— Нет.
— Великоват.
— От Бодмина?
— Слава Богу, я не слепая. Нельсон с трудом сдержался.
— Не мне, — сказал он, — критиковать твое зрение, но, ты уж прости, дело плохо. Это — близорукость. Разреши заметить, что неведомый тебе Бодмин — последний в ряду славных шляпников, творивших шедевры для нашей знати. Шляпы у них, как говорится, в крови.
— Да я…
Нельсон поднял руку.
— На Виго-стрит, над их дверью, можно прочитать слова: «Поставщики Королевского двора». В переводе на общепонятный язык это значит, что если королю нужен цилиндр, он просто заходит к ним и говорит: «Привет, Бодмин. Нам нужен цилиндр». Он не спрашивает, великоват ли тот будет. Он знает, что получит шедевр. Кому-кому, а Бодминам он верит слепо. Самая суть шляпного дела в том, чтобы шляпы были такими, как надо. Вот почему я просто и спокойно повторю: это — Бодмин.
Кровь Пентеров горяча. Диана топнула объемистой ножкой по тротуару Бретон-стрит.
— Ты с детства был упрямым свиненком, — сказала она. — Шляпа ве-ли-ко-ва-та. Если бы я не видела гетр и нижней части брюк, я бы не знала, что передо мной — мужчина. Спорь сколько хочешь, но мне стыдно появляться с тобой на людях. Пожалей хотя бы пешеходов и тех, кто едет в кебе.
Нельсон задрожал.
— Стыдно?
— Вот именно.
— Ах, стыдно!
— Ты что, глухой? Нет, тебе шляпа на уши наехала.
— На уши?
— Вот именно. Не понимаю, о чем тут спорить.
Боюсь, дальнейшее не являет нам Нельсона Корка безупречным рыцарем, но, справедливости ради, напомню, что они выросли вместе, а спор в детской нередко переходил в свару.
Так и случилось. При словах «не понимаю» Нельсон неприятно засмеялся.
— Да? А ты понимаешь, почему твой дядя Джордж в 1920 году бежал из Англии?
Глаза у Дианы сверкнули. Она опять топнула ногой.
— Дядя, — сказала она, — уехал подлечиться.
— Верно, — ответил Нельсон. — Он-то знал, что ему грозит.
— Атакой шляпы не надел бы!
— Если бы он не сбежал, ему бы вообще не пришлось носить шляпу.
На плитке тротуара уже виднелась выбоина.
— Что ж, — заметила Диана. — Зато дядя не видел того, что случилось в 1922-м с твоей тетей Клариссой.
Нельсон сжал кулаки.
— Присяжные ее оправдали, — хрипло проговорил он.
— Ах, все мы знаем, как это делается! Если не ошибаюсь, замечания из зала…
Воцарилось недолгое молчание.
— Может быть, я не прав, — сказал Нельсон, — но я бы советовал сестре Сирила, которого выгнали с поля в 1924-м, не рассуждать о чьих-то тетях.
— Сирил Сирилом, — откликнулась Диана, — а как твой кузен Фред в 1927-м?
Они снова помолчали.
— А вот золовка племянницы твоего зятя, — внезапно оживилась Диана, — эта самая Мюриэль…
Нельсон остановил ее жестом.
— Закончим спор, — холодно сказал он.
— С удовольствием, — ничуть не теплее отвечала Диана. — Трудно слушать всякую чушь. Видимо, шляпа искажает звуки.
— Желаю здравствовать, мисс Пентер, — сказал Нельсон. И ушел, не оглянувшись.
Поссориться с девушкой на Бретон-стрит хорошо тем, что клуб «Трутни» за углом, так что можно сразу и без хлопот восстановить нервную систему. Первым Нельсон встретил своего друга, склонившегося над двойным виски
— Привет, — сказал Перси.
— Привет, — сказал Нельсон.
Они помолчали, если не считать того, что Нельсон заказал вермут. Перси смотрел вдаль, словно выпил до дна чашу жизни и обнаружил дохлую мышь.
— Нельсон, — сказал он наконец, — что ты думаешь о современных девушках?
— Ничего хорошего.
— Вполне согласен. Конечно, Диана Пентер — редчайшее исключение, но все остальные — просто ужас. У них нет ничего святого. Скажем, если взять шляпы…
— Точно. Но почему ты исключаешь Диану? Она хуже всех. Так сказать, глава движения. Представь себе — он отпил вермута, — недостатки современных девушек, сложи их, перемножь на два — и вот тебе твоя Диана. Послушай, что у нас случилось несколько минут назад.
— Нет, — возразил Перси, — это ты послушай, что случилось сегодня утром. Нельсон, старикан, она сказала, что Бодмин — маловат!
