Дом у кладбища - Джозеф Шеридан Ле Фаню
И Стерк корчился, лежа навзничь, как корчился, надо полагать, на решетке святой Антоний; он возводил глаза вверх, пока взгляд не упирался в темную спинку кровати, издавал жуткий стон и думал о трех неумолимых парках – Карни, Наттере и Дайле, – которые держали ныне в руках его жребий, нить судьбы и ножницы; во тьме и отчаянии, стоя на краю пропасти, Стерк мысленно зашвыривал этих трех мерзких призраков в свой саквояж, сталкивал его во мрак и следил, как он, кувыркаясь, летит в озеро огня и серы.
Глава XXXIX
Как Лилиас Уолсингем застала в Вязах двух дам, которые ожидали ее возвращения
Когда портшез внесли в холл Вязов и Лилиас Уолсингем вышла и откинула капюшон, она обнаружила двух женщин, которые при виде ее поднялись с места и сделали реверанс. Старшая женщина, немного худая, выглядела лет на пятьдесят. Она была смуглолица, но большие глаза выдавали былую красоту. Вторая, молодая девушка, на дюйм или два выше спутницы, с формами стройными и округлыми, куталась в красный капюшон, откуда выглядывала лишь пара таких же, как у старшей женщины, больших и темных глаз, взиравших на мисс Уолсингем, как ей показалось, серьезно и печально.
– Добрый вечер, милые соседки, – как всегда приветливо проговорила мисс Лили. – Хозяин в городе и вернется только завтра; но может быть, вы хотите что-нибудь сказать мне?
– Таким, как вы, здесь не место, – грубовато вмешался Джон Трейси, пользуясь привилегиями старого слуги. Он знал посетительниц. – Если хотите встретиться с его преподобием, приходите завтра.
– Но вдруг у них неотложное дело, Джон, и я могу помочь, – сказала Лили.
– Правда ваша, миледи, все так и есть, – вновь присев, произнесла старшая. – С вашего позволения, мэм, я не могу ждать и пяти минут; а такие, как вы, – бросила она в сторону Джона Трейси и сверкнула своими большими глазами, – чистили бы кастрюли и костяные безделушки, a вы норовите встрять между бедными людьми и теми, кто хочет их пожалеть, чтоб вам пусто было.
Младшая дернула свою спутницу за юбку; но Лили этого не заметила. Она была уже в комнате.
– Ах вот как! – ухмыльнулся старый Джон, качая головой.
В холл вышла старушка Салли, пригласила женщин войти и посидеть, пока Лили снимала у столика перчатки и капюшон.
– Прежде всего скажите, моя милая, кто вы такая (мы ведь раньше, кажется, не встречались), а потом – что я могу для вас сделать, – промолвила Лили.
– Я вдова Глинн, мэм, к вашим услугам, живу за Палмерзтауном, добираться ко мне через переправу, с вашего позволения; а это моя малютка, мэм, если позволите. Нэн, дряннушка, посмотри на госпожу.
Приказание это было излишним: девушка и без того смотрела на госпожу любопытными и очень-очень печальными глазами.
– А то, о чем я собираюсь говорить, миледи, с вашего позволения, лучше будет сказать между нами.
Матрона покосилась на Салли и снова присела.
– Хорошо, – ответила мисс Уолсингем. – Салли, дорогая, эта добрая женщина хочет поговорить со мною наедине, так что можешь идти и подождать в моей комнате.
Молодая леди осталась одна с двумя посетительницами, и старшая дама, не переставая приседать, затараторила:
– До нас дошло, мэм, что капитан Деврё, из здешней, чейплизодской артиллерии, тот самый, что уехал в Англию, метил вам в ухажеры, миледи; вот я и пришла сюда, мэм, со своей малюткой, чтобы, с вашего позволения, сказать, что если оно так и есть, то он отъявленный негодяй и по нем тюрьма плачет. Кто бы вы думали, мэм, довел мою бедную малютку до срама и беды?
Нэн Глинн захныкала в передник.
– Это ты, Ричард Деврё, пообещал ей жениться – стоя на коленях и положив руку на Библию. Ты, Ричард Деврё, закоренелый негодяй, обманщик и изменник, – не реви, дурочка, – надел ей на палец это самое кольцо, и в той же комнате был священник, и если когда-нибудь мужчина был мужем женщины перед лицом Бога, то он женат на Нэн Глинн, этой вот бедной и простой девушке.
– Хватит, мама, – всхлипнула Нэн и потянула ее за руку, – не видишь: леди стало худо.
– Нет-нет… ничего подобного… просто… просто я поражена, – чуть слышно произнесла бедная Лилиас, белая как мрамор, – но не могу сказать, что капитан Деврё вел со мной такие разговоры, как вы полагаете; и это все. Больше мне нечего добавить.
Нэн Глинн, продолжая всхлипывать и прижимать к глазам передник, скользнула к дверям, но ее мать, в глазах которой читалось примитивное коварство, продолжала вглядываться в юную даму (можно назвать ее жертвой) и заговорила уже строже:
– Ну что ж, миледи, рада это слышать; но, как бы то ни было, правду знать не повредит и предупреждение мое не лишнее; а вот, мэм, бумага от адвоката – извольте прочесть – мистера Багшота с Томас-стрит; там говорится – не откажите взглянуть, – что брак настоящий; а если он женится на какой-нибудь другой женщине – знатной или простого сословия, – то адвокат вступится за мою дочь через суд, а бесстыдный изменник, с клеймом на руке, пойдет на каторгу за двоеженство; и я не зря сюда явилась, миледи, потому как в городе судачили, будто бы он, мисс, вроде бы задумал против вас худое, а он, изменник, если захочет, то и птицу с дерева сманит, а завтра утром я пойду к его преподобию и все ему скажу, потому что надо и ему знать. Пожелай леди спокойной ночи, Нэн,
