Избранные произведения - Пауль Хейзе
— Господи, отец! Да помогите же отцу! — закричала Анна и мгновенно перескочила через стену, так что никто даже не успел заметить как.
— Где мое ружье? — хрипел старик в бессильной ярости. — Швейцар, подать сюда охотничье ружье, я их всех перестреляю, как серых дроздов!
Тогда Конрад провел смотр своих сил:
— Ну что, начнем? — спросил он, и глаза его сверкнули.
— Выступаем! — раздалось в ответ, и молодые люди храбро пошли вокруг стены на штурм. Опередив свою команду, Конрад на бегу давал указания:
— Старайтесь группами в несколько человек взять в оборот кого-нибудь одного, отделить от других и вытащить из толпы. Не действуйте каждый на свой страх и риск! Мы ведь идем не как враги, а как носители мира, превосходящие драчунов силой. А для этого мы сами должны соблюдать порядок и осторожность. Не бить лежачих! И прежде всего не одаривать всех налево и направо ненужными тумаками.
Когда они проходили мимо деревянного сарая, вахмистр тайком ухватился за стропило. Но Катри с горячечной поспешностью опередила его.
— Не надо! — отговаривала она, держа его за руку и призывая к благоразумию: — Кто за дубье берется, тот дьяволу продается!
Тут обернулся Конрад.
— Никаких дубин! — строго запретил он. — Ты что, с ума сошел?
— Никаких дубин! — прозвучало общее решение.
Когда пришли на террасу, Конрад приказал:
— Сначала отправить отца в дом, не пускать его в драку, а потом запереть двери!
И пока основные силы без промедления ринулись в бой, Конрад вместе с авангардом помчался навстречу отцу.
По пути наперерез ему бросилась Анна, обороняясь руками, потому что неправильно истолковала это поспешное наступление.
— Что с тобой, сестра? — возмутился Конрад. — Какие сатанинские намерения ты мне приписываешь?
Тогда она покорно отошла, пристыженная и подавленная.
А между тем Конрад подошел к отцу и сказал осторожно, однако твердо:
— Иди домой, отец! Такие дела не для тебя! — И попробовал увести старика. Но отец, почувствовав сильную руку сына, заартачился и начал сопротивляться.
— Ах, так вот вы как со мной обращаетесь! — застонал он. — Неужели нельзя дождаться, пока меня положат в гроб? Что, вам хочется меня заживо похоронить?
— На плечи! — распорядился Конрад. Тогда они подняли старика и быстро понесли ко входу в дом. — Анна, последи, чтобы он не устроил никаких безобразий, — крикнул Конрад. — Да убери ружье, но не бросай в окно. — С этими словами он выставил сестру, захлопнул дверь и принялся закрывать ее на засов. Он закрыл дверь изнутри, а потом поставил часовыми двух мужчин, к которым поспешил доктор.
— Я смогу пригодиться, — бормотал он, тряся головой. — Либо снаружи, либо внутри — никто ведь не знает, где и кому понадобится моя помощь.
Когда Конрад оглядел своих товарищей, то заметил, что сцена преобразилась. Там, где еще недавно бушевала жаркая кулачная потасовка, теперь восторжествовала неопасная словесная перепалка; вместо всеобщего пожара теперь тлело много отдельных очагов, окруженных бранящимися либо защищающимися девицами, которые радели о мире, как ангелы о бедной заблудшей душе. При этом им помогала резервная команда, взявшаяся невесть как и невесть откуда. Мужчины разнимали самых буйных, удерживали тех, кто снова хотел присоединиться к дерущимся, оттесняли с поля боя колеблющихся. Пожарники исчезли. Куда? Вне всякого сомнения, они были в зале, потому что там неистовствовала драка, словно дьявол в преисподней.
Да, вон уже с лестницы друг за дружкой начали скатываться ваггингенцы, вышвырнутые невидимой рукой быстрехонько, будто посылки на ленте транспортера. Трое первых перекувыркнулись и снова поднялись, четвертый слетел вниз очертя голову, но остался невредим, пятый лежал, охая, а потому доктор длинными прыжками поспешил к нему на помощь.
Тут Конрада обуял гнев. Его возмущала излишняя жестокость. Мгновенно бросившись к двери, он стал, словно стена, стараясь смягчить падение побежденных и действуя как таран против победителей. Из-за этого движение поначалу застопорилось, так как крестьяне, выбрасываемые из зала и наталкивающиеся снаружи на Конрада, оказывались между двумя силами — их будто рычагом поднимал натиск с обеих сторон. Но как только Конраду удалось схватиться за правый дверной косяк, его сопротивление усилилось. Когда же он овладел и левым косяком, то внезапным рывком сумел отбросить человеческую лавину в зал.
Бородатый вахмистр был первым, на кого он там наткнулся. Конрад схватил его за шею и хорошенько тряхнул, чтобы образумить. Тот снес все покорно, будто ягненок, только молча жалобно смотрел на командира выпученными влюбленными глазами.
Но потом, когда Конрад едва протянул руку, чтобы схватить еще одного буяна, он увидел чужую орду, по-скотски бесчинствовавшую в нарядном танцевальном зале, опрокидывавшую мебель, разбивавшую оконные стекла и зеркала. И недовольство тем, что вахмистр перешел дозволенные границы, сразу же сменилось огорчением по поводу разгрома, учиненного захватчиками. То было огорчение собственника наглым нарушением мира в доме. Ибо здесь, в родных стенах, он ощущал себя заместителем отца, благородно пренебрегая семейными размолвками и ссорами.
— Уймитесь! — крикнул он, стараясь пересилить шум всей мощью своих легких. — «Павлины» в Херрлисдорфе — не забегаловка! Здесь не дерутся! — А так как драка продолжала бушевать, словно приказал утихомириться не сын хозяина «Павлинов», а какой-нибудь перепуганный деревенский ночной сторож, Конрада охватила дикая, необузданная ярость, из горла у него вырвался какой-то нечленораздельный крик, тут же потонувший в шуме. Шум стал таким невыносимым, до такой степени оскорбительным для ушей и разума, что ярость Конрада перешла в неистовство. Он заревел что есть мочи на дикую орду — и чтобы ее перекричать, и чтобы самому не задохнуться от гнева.
В это время звякнула люстра, задетая и раздробленная дубинкой, дорогая, новая, красивая люстра, купленная отцом за большие деньги в честь бала союза офицеров. Чистый звук разбиваемого стекла пронзил нервы Конрада, словно запал гранату, и выпущенная на свободу ненависть повела его в стремительную атаку. Он подбежал к люстре, не обращая внимания на толпу, расталкивая всех без разбора, друзей и врагов. Одному из дерущихся, который размахивал ножкой от стула, Конрад, пригнув голову, дал под дых, а потом всей пятерней вцепился в лицо, попав большим пальцем в рот, а остальными в глазницы (этот прием он как-то подсмотрел у отца). Потом он со всей силой так отшвырнул его, что поверженный противник, будто поваленная ель, увлек за собой и тех, кто был за его спиной. Затем, ничуть не беспокоясь о последствиях, Конрад тут же
