Мигель Астуриас - Зеленый папа
— Болтай, болтай, паршивая дрянь, — обратился президент, оставшись один, к голосу, скрежетавшему в трубке, — на этот раз я имею удовольствие тебя не слушать… Ха-ха-ха-ха!.. Гра, гра, гра, гри… Вот что остается от твоего угрожающего лепета. Гре, гре, гри, гра, гра, гру… Болтун!.. Попугай… попка… попка!..Зеленый аппарат действительно походил на говорящего попугая.
Зрачки из лилового битума под золочеными ресницами качнулись в сторону двери. Приближались шаги. Конечно, секретарь. Президент поднял трубку жестом короля, вздымающего скипетр, чтобы побеседовать с самим господом богом. Но поднес ее не к уху, а к губам и притворно плюнул. Сколько раз телефонный зев казался ему клоакой, извергающей нечистоты, маленькой урной, куда больные выворачивают нутро. На этот раз его осведомитель вылил туда всю подлость анонимности, обратившуюся в звучное жужжание. Однако звуки голоса смолкли. Слышался только шепот электротока, дрожь неизвестного флюида.
Ожерелье из морщин — неотъемлемая принадлежность президентского смеха, звучавшего теперь нелепо; внимание президента разделилось между шагами секретаря, который топтался у двери, и гудением тока, где терялся голос бесплатного друга, ежедневно предупреждавшего его об опасности; нельзя делать всю ставку в игре на «Фрутамьель компани». А ныне еще это сообщение об арбитраже. Он, президент, сам предвидел такой поворот. Да, но только не суд, выносящий решение без права обжалования и заседающий в Вашингтоне. Ну и прекрасно. Одна лишь «Фрутамьель» в состоянии истратить сумму, способную ошеломить весь арбитраж. Величина предоставляемых ею займов для закупки оружия показывала, на какие расходы она может пойти, лишь бы судьи склонились на ее сторону.
Секретарь доложил ему, что пришел слуга с двумя клетками. Он велел впустить и тут же подскочил на месте:
— Но эти же крысы — чистые! — вскричал он в ярости, едва владея собой. — Я просил доставить мне двух грязных крыс. Неужто во всем Чикаго нельзя найти двух грязных крыс?
Смех женщины — лейка с брызгами-бубенцами — возвестил о приходе Аурелии Мейкер Томпсон. Она открыла дверь, доложив о себе только смехом.
— Возможно ли, Аурелия, что во всем Чикаго нет двух грязных крыс? Те, что в этих клетках, побывали в парикмахерской, у массажиста, черт знает где!.. Белые крысы с рубиновыми глазками и розовыми ушками, лучше посадить бы туда канареек… Я просил дать мне пару мерзких зачумленных тварей с облезлой шерстью и бешеными глазами, мокрыми носами и обтрепанными ушами… Неужели в этом городе нет ни одной крысы, ни одной отвратительной крысы?.. Или двух… Двух я просил… Такие не подойдут для моей затеи, не годятся для шутки, какую я задумал сыграть с вашим отцом. Да он сам здесь!.. О, ну и приятный сюрприз! Аурелия, вы не сказали, что пришли ко мне вместе с ним…
— Но вы слова не дали вымолвить…
— А эти твари зачем тут? — спросил Мейкер Томпсон, пожав руку и обняв президента Компании; он с удивлением глядел на две золоченые клетки, превращенные в крысоловки и стоявшие на письменном столе могущественного бананового магната.
— Я хотел держать с вами пари, угадаете вы или нет, что знаменуют собой эти клетки; я задумал придвинуть их к некоей демаркационной линии, пахнущей сыром; но не с такими крысами… Для этого я заказал двух мерзопакостных животных, грязных, жалких, более точный прообраз народов, запертых в наши золотые клетки и готовых подраться из-за сыра…
Старый Мейкер Томпсон рассмеялся от души, провел рукой по широкому лбу и поредевшим волосам, потом, лукаво блеснув глазами, сказал:
— Ну, если так, я тоже задам вам загадку. Что являют собою два этих белых зверька?.. Придвинем клетки к тому, что вы называете демаркационной линией, — к сыру… Глядите, как они зашевелились, почуяв запах, целиком обратились в нюх, — как пищат, стараясь достать сыр, вытянув морды, дрожа всем телом… Подумайте, отгадайте, кого они изображают, а если сдадитесь, заплатите за все, что мы съедим и выпьем сегодня вечером… Да, угадать вы, пожалуй, сможете, но сказать об этом не захотите, — продолжал Мейкер Томпсон, — они изображают две компании, воюющие за господство над спорной территорией.
— Слышали последнюю новость? Войны не будет. Конфликт передается в арбитраж.
— А каково положение «Тропикаль платанеры»? Я приехал, ибо имею несколько ее акций; они, собственно, принадлежат Аурелии, — но я хотел бы посоветоваться с вами по этому поводу.
— Аурелия уже говорила со мной, и я дружески порекомендовал ей продать их и купить акции «Фрутамьель». Многие акционеры так поступили. Дело не в том, что «Фрутамьель» более солидная фирма, просто в споре о границах она имеет все шансы на выигрыш. Она действует более напористо и раздает больше денег. С другой стороны, «Тропикаль платанера» совсем потеряла престиж из-за всяческих обвинений и безрассудного завещания Лестера Стонера. К счастью, нам удалось приструнить наследников. Там остались только те, по фамилии Лусеро: Лино, Хуан и третий… Но у нас еще будет время поговорить о них. Теперь идемте, отметим прибытие Зеленого Папы инкогнито.
— Я упиваюсь этим прозвищем, когда бываю в Чикаго. Сразу становлюсь молодым, готовым на бесшабашные выходки. Скупить бы, например, все акции «Платанеры», какие попадут под руку, и броситься в атаку на «Фрутамьель».
— Чистейшее безумие…
— Да, да, я знаю, безумные фантазии старого пирата, но чего хотите вы от старца, вернувшегося на родную землю; как не мечтать ему о всяких безумствах, чтобы снова почувствовать себя молодым?
Аурелия, протиснувшись между мужчинами, взяла их под руки и увлекла к дверям. Она мурлыкала песенку моряков из Нового Орлеана. В кабинете на письменном столе остались две позолоченные клетки с пищавшими крысами, которые исходили слюной и яростно прыгали, пытаясь достать сыр. Вдруг их сковал звук телефона. Цикада. Какой-то странный звон. «Уа… Уа… Уа-а-а!..» Аппарат звонил, не переставая, и, когда умолк, снова зашныряли, волнуясь, по клеткам голодные грызуны. «Уа… Уа… Уа-а-а-а!..» Никаких признаков жизни. Все замерло. Остался в живых только блеск их глаз, четыре рубиновые искры, пока звонил зеленый телефон. Одна из клеток соскользнула со стола, а вместе с клеткой, где кувыркалась более крупная крыса, свалился телефон, и из трубки вырвался голос, тот самый голос, голос анонимного осведомителя, далекий, слышимый теперь только крысами, — большой крысой, которая, упав, оказалась рядом с трубкой. Тому, кто говорил, казалось, что — Не важно, что вы не удостаиваете меня ответом. Достаточно того, что вы слушаете. Этого довольно. Я прекрасно слышу, как вы дышите, будто дышите надо мной, и слышу, как щекочет аппарат ваше ухо, когда я читаю вам документ: «Мы, король. (Далее слышались лишь отдельные слова. Другая крыса осталась на столе, ближе к сыру.) …каковое рассмотрено нашим советом совместно с географическими картами, о коих упомянуто. Дано в городе нашем Вальядолиде мая девятого числа, года тысяча шестьсот сорок шестого…» Вы меня слышите?.. Вы слышите, что, согласно королевскому вердикту, не устанавливается точное местонахождение пограничных вех на тех землях, которые относятся к одному королевству или владению и которые могут быть разделены лишь на отдельные угодья в пределах этого же королевства или владения? «Повелеваем, чтобы никто не преступал и не пытался преступить или обойти дух и букву нашего вердикта…» А кто ныне преступает?.. Полномочные представители стран, действующие по закону, имеющие расчудесные документы на владение землей, старые и новые, новые и новейшие, ни один из коих не сравнится, однако, с Вальядолидским вердиктом… Ну, хорошо, ответьте же, отвечайте. Я слышу ваше дыхание, а вы не хотите говорить.
Анонимный голос сообщал о тех документах, которые привезли с собой полномочные представители спорящих стран, чтобы отстоять свои права на спорную землю перед арбитрами, призванными вынести решение в ближайшие дни. Глядите-ка, вот идет кабальеро в красном мундире! Руки в белых перчатках сжимают пергаментный рулон с печатью британского адмиралтейства. Если он развернет пергамент, заиграют белые барашки пенного прибоя, затрепещут иссеченные временем геометрические прямые перед глазами арбитров. А вон прелат в тунике и лиловых перчатках показывает земельный план с кровавой раной посередине — отражением аметиста, вделанного в искрящийся крест на груди священнослужителя. Ладан и благовоние проникли в арбитраж вместе с подлыми документами, подтверждающими право собственности на земли, отнятые у индейцев…
Чей же голос сообщал обо всем этом из зеленого аппарата, аппарата цвета надежды, лежащего на полу рядом с клеткой, даже не клеткой, а крысоловкой, если вспомнить о ее обитателе, мечущемся внутри?
Чьи уста вещали, будто из мира снов, о том, что происходит в Вашингтоне, шептали крысе, запертой в золоченую клетку-тюрьму, в уверенности, что слушает президент Компании своим большим холодным ухом, сопя, как старый, седой грызун?
