Георгий Полонский - Перевод с английского
- Видите ли… Из Соединенных Штатов писали Лениному отцу. Теперь-то у него новый адрес… Несколько лет назад он прооперировал одного американского спортсмена, спас его, можно сказать. И с тех пор этот юноша и его семья шлют доктору Пушкареву благодарности и поздравления - на Пасху, на Рождество… А что случилось-то?
Но они слишком презирали ее сына, чтобы жаловаться на него. И не могли прямо смотреть Пушкаревой в глаза.
- А вы справляете пасху и рождество? - заинтересовалась Тамара Петрова. - Вы что, верующие?
Ленина мама бледно улыбнулась.
- Это они справляют, американцы. И каждый раз пишут: "Да хранит вас Господь".
Помолчали.
- Еще есть вопросы? - осведомилась у ребят Забелина.
- Дело ясное, что дело темное, - сказал Гродненский и, отвернувшись, цыкнул зубом и сплюнул. - Пошли.
- Но какое дело? - допытывалась встревоженная мама.
- Пусть ваш сын вам расскажет! - уклонилась Галка за всех.
Ребята невнятно пробурчали "до свидания" и пошли прочь.
Когда Ленина мама зашла в квартиру, застав там незнакомого человека, который ломился в ванную комнату, у нее ослабли ноги, предчувствие беды сковало язык.
- Вы… кто? - выговорила она и провела рукой по горлу.
- Меня Виталий зовут. Я у них на практике, а Леня - там… - невразумительно объяснил гость. - Заперся, понимаете, и молчит… У вас топорика нет? Или хотя бы стамески?
- А что тут произошло?
- Да не знаю я ничего толком. Я понял так, что была какая-то игра или шутка… с письмами от американских детей… Нет, сперва нужно достать его оттуда. Он вообще у вас… психически устойчивый мальчик или не совсем?
Такого вопроса не следовало задавать. Взгляд женщины стал враждебным, и она сказала:
- Вам лучше уйти, наверно. Какой бы он ни был, я с ним сама договорюсь…
- Извините.
И страшно злой на самого себя, с крохотным сигаретным огарком, от которого уже дымились пальцы, он бочком, бочком ретировался из этого дома…
А Леня Пушкарев лежал под душем в одежде и в ботинках. Он дрожал от позора и отвращения к жизни. Ему хотелось утонуть или простудиться до смерти.
- Сынок, не бойся, это я, - услышал он мамин голос.
10.
На другой день было погожее апрельское воскресенье. Галка и Тамара спешили в кино, поток машин их задерживал.
- Чего ты так возмущаешься, даже не понимаю, - дернула плечом Тамара.
- Как?! Мы же одинаково считаем.
- Одинаково. Только ты все никак не успокоишься, а по-моему, на него надо плюнуть и растереть.
- Но такого я еще не видела! Какой-то он нетипичный…
Наконец дали зеленый свет, девочки побежали через дорогу.
Они были уже в двух шагах от кино, когда стоящий у тротуара новенький "жигуль" напугал их резким сигналом ни с того ни с сего. Девочки шарахнулись, оглянулись - в машине сидела Аленка Родионова.
Тамара так обрадовалась, как будто Аленка собиралась своего "жигуленка" ей подарить.
- Ой, Аленушка!… Ты что тут делаешь?
Родионова вышла из машины, посмотрела на Галку (как поймешь, хорошо или плохо посмотрела, если на ней темные очки, совсем ненужные в эту погоду?), сказала сказала ей "здравствуй", а Тамару взяла под руку.
- Ты понимаешь, мама зашла в этот дом на минутку, а сидит там уже полчаса. Скука ужасная. Там ей какие-то туфли предлагают, а вообще-то мы сейчас едем к знакомым актерам с Таганки…
Они прохаживались, а Галка стояла в стороне и глупо ждала. Она только теперь ясно поняла, с кого Тамара "сдирает" свои моды: та же белая куртка на Аленке, а под ней - брючки и те же белые легкие туфельки, на голове так же чалмой повязан белый платочек, и сумка на таком же длинном ремне висит через плечо. Ну разве что на Аленке все это подороже, ибо фирменное. Важнее те усилия, которые затрачивала Тамара, чтобы не отстать…
Они беседовали. А Галкино лицо становилось таким, словно сейчас она крик нет: "Граждане, что же такое происходит?! Вы понимаете? Я - нет!"
Вместо этого она дождалась, когда подруга повернется к ней лицом, и окликнула ее, зачем-то улыбаясь.
Тамара прикусила губу в досаде.
- Ты… знаешь что? Ты оторви мне билет и иди сама. Я на журнал опоздаю. Тут у нас один важный разговор.
Галка не понимала и не уходила.
- Если опаздывать, то вместе, - сипло сказала она, но вмешалась Аленка:
- Тебе же русским языком объяснили, чего же ты ждешь?
- А тебе-то что? Ты еще не купила эту улицу и не командуй, пожалуйста! - выкрикнула Галка, и лицо ее залилось краской.
Она сунула Тамаре оба билета и быстро пошла, подняв плечи. Ее шапка, которую она всем сердцем ненавидела, сползла набок и вздрагивала при ходьбе.
- Анекдот ходячий, - вздохнула Аленка и открыла Тамаре дверцу. - Садись, здесь хоть можно спокойно поговорить.
Галка стояла у входа в кино. Ей рано было плакать. Сперва ей надо было уложить в голове факт, который не хотел там укладываться. На афише Юрий Никулин завлекал зрителей на новую комедию. То самое кино, на которое они шли, да не дошли…
А в кремовый "жигуль" уже села за баранку стройная блондинка в таких же, как у Аленки, очках, и Аленка ей что-то говорила - видно, знакомила Тамару с мамой.
Галка видела, как Тамара сидела на заднем сиденье одна и жадно приобщалась к разговорам и планам этой семьи и скромно улыбалась, чтобы нравиться этой интересной женщине, когда та смотрела в зеркальце "заднего вида".
А потом "жигуль", набирая скорость, миновал кинотеатр и Галку с ее съехавшей назад шапкой.
11.
Семья Андрюши Коробова только что кончила завтракать. Бабушка, папина мать, убирала посуду. У нее темное морщинистое лицо и светлая улыбка, уже знакомая нам по беленькому личику внука. Но сам внук сегодня не намерен улыбаться; не допив чай, он перебрался на тахту, всем видом своим говоря, что никакие силы не сдвинут его оттуда. И соблазны никакие не смогут.
Бабушка подошла, придирчиво пощупала ему лоб.
- Отстань, ба.
- Вроде нормальная. И чего, спрашивается, в молчанку играть? Если что болит - скажи. А не болит - опять скажи, чтоб родные зря не переживали второй день. Ты глянь, апрель-то какой на улице!
- Зачем вы его улицей соблазняете? Мало он там околачивается?
Это говорит мама Андрюши. Она примеряет новый парик. Папа тоже здесь, но его не видно почти, он полулежит в кресле, закрывшись газетами.
- Лучше бы в кино сходили, как в тот раз, чем лежать да колупать стенку! - стоит на своем бабушка, но Андрей молчит, и она отправляется на кухню.
Пользуясь ее отсутствием, мама комментирует насмешливо:
- Это ж надо - в семьдесят лет такая страсть к культурному отдыху! И, главное, напрашивается сама. Как будто у парня нет товарищей, с кем в кино сходить.
Не повернув головы, Андрей тихо, но внятно говорит:
- В гробу я видал этих товарищей.
- Андрей, я не переношу этих выражений, ты знаешь!
- Фунт падает, - вздохнул из-под газеты отец.
- Что? Куда?
- "Куда"! - передразнил он. - Курс фунта стерлингов, говорю, падает.
- Тебе-то что до этого?
Комната у Коробовых большая, светлая, но в ней всего слишком много: низкие мягкие кресла, тахта, диванчики, застекленные шкафы с резными игрушками и посудой, низенькие столики, торшеры, бра. Господствует же над всем этим огромный стол.
- Петя, - говорит бабушка, входя в комнату, - я как мусор выносила, гляжу - там на доске наша фамилия написана. Это за что?
- Вот хамы! - восклицает мама. - Значит, все-таки повесили нас на доску неплательщиков. Петр, слышишь?
Заслонившись газетой от неприятного известия, отец хмыкает.
- Очень красиво, - продолжает мама. - Все, кому не лень, могут тыкать пальцем. Дожили.
Андрей, внезапно "выздоравливая", вскакивает.
- Я сейчас же ее сорву - и вся игра!
Отец вздрагивает.
- Сядь, не твое дело. Люся, скажи, чтоб он сел!
- А чего они! - кричит Андрей. - Очень мне надо, чтоб все тыкали. Тут всякие ходят, и из нашего класса и вообще… Или платите сейчас же, или я эту доску раздолбаю! - выкрикнул Андрей тонким от злости голосом. Он стал красный весь. - И еще окна выбью в ЖЭКе, чтоб не нахальничали!
- Ладно, выбивальщик, - миролюбиво говорит бабушка. - Большая беда, подумаешь. Ихнее дело напомнить, а наше - заплатить…
Мама иронизирует:
- А чем, интересно, платить - вашими советами? Вы со своей пенсии не поможете нам, а то у вас на кино не хватит…
- Трешка у меня. Принести?
- Только не надо этого, не надо! - взмолилась мама. - Можно подумать, что мы плантаторы, а вы - негритянка у нас!
- Мам, а давай бабку линчуем, - кривя рот, предложил Андрей.
- Чего сделаете? - переспросила бабушка.
- Не бойся, это шутка, - сказал Андрей и опять лег, отвернувшись к стене.
Старуха опять ушла на кухню.
- Половину гроссмейстеров на мыло пора, - вздохнул из-за газеты отец. - Стареют, видно, результативность уже не та…
- У твоей мамочки давно уже результативность не та, - сказала мама ему. - Самолюбия - через край, а пользы - на полкопейки…
