Георгий Полонский - Перевод с английского
8.
Стол в комнате Пушкарева весь в газетах, вперемешку с английскими тетрадками, грамматикой, словарями… Видела бы это Виолетта Львовна!
Коллективно составляемый текст записывала Аленка Родионова - она со второго класса занималась английским с домашней учительницей.
Гродненский, лежа на столе животом, поставил неожиданный вопрос.
- А про Вьетнам пару фраз надо?
- Не стоит, - сказал Толя Козловский, - они ж сами написали, что война грязная…
- Их же не спрашивали, когда начинали, - добавил Коля.
- А если, например, отец этой Сондры Финчли или еще чей-нибудь - был летчиком там? И ему приказывали бомбить? - спросила Галка у Лени.
- Но нас-то они про другое спрашивают! - запальчиво крикнул Леня.- Какие там последние слова? - он взглянул через плечо Аленки.
- "We are ready to help you anyway", - прочла она. - И хватит, не берите на себя слишком много. Тоже мне, дипломаты!
- Дипломатия тут и не нужна, тут все надо искренно! - возразила Галка, у которой особая потребность противоречить Родионовой.
- "Ту хэлп ю эниуэй…" - повторил Гродненский. - Нет, глупое письмо получается. Люди просят нас что-нибудь придумать, а мы пишем: "Готовы помочь вам всячески"! Это ж одни слова!
Наступило молчание. Было ясно, что Гродненский прав: идейно все подкованы более-менее, некоторые - на все четыре копыта. С одной стороны - тянуло этих некоторых поучить уму-разуму нетвердых в политике американцев, а с другой стороны - у большинства была от политики какая-то оскомина. Если б не это, - целую политинформацию можно было бы запузырить в ответном письме - про Вьетнам, про Кубу, про загнивание империализма…
Только вот не задавали им этих вопросов в американском письме! Чего высовываться со своей прогрессивностью, если не спрашивают? Честно говоря, в письме Пушкареву куда сильней, чем политика, их задевал и дразнил детективный сюжет. Не просто "сильней", а он-то один и привлекал. Но и в нем они вязли, в детективе этом. Спасать человека, в которого целятся профессионалы… из множества стволов… спасать, находясь чертовски далеко… Как? Что они могут выдумать?
- А тем временем могут влепить пулю мистеру Грифитсу…- не сказала, а простонала Аня Забелина. - С дерева, с крыши, с чердака в доме напротив… В любую минуту…
- Мальчики, ну предлагайте же что-нибудь, - взмолилась Галка. - Время уходит!
- А мой дядя, мамин брат, работает в АПН, - вдруг сказал Курочкин.
- Ну и что?
- Как что? Агентство печати "Новости". Если ему все рассказать, об этом может узнать весь мир. Завтра - уже вряд ли успеет, но послезавтра - запросто.
- С ума сошел? - осведомился Леня.
- А чего? Разве они не об этом просят? Что еще этих гадов остановит, если не шум в газетах и по телику?
- А не обидно разве, что взрослые сразу захватят это дело себе? - спросила Галка и тут же спохватилась. - Хотя, конечно, эгоизм свинячий - думать об этом в такое время…
9.
Виталий медленно брел домой, уткнувшись в шахматную рубрику только что купленной "Недели".
Вдруг на противоположной стороне улицы, на пятом этаже, окно распахнулось и раздалось скандирование:
- Ви-таль Па-лыч! Ви-таль Па-лыч!
Он поднял голову и узнал ребят, которых с сегодняшнего дня ему следовало называть своими. Узнал с удивлением, но без энтузиазма.
- Помогите нам! - гаркнул Гродненский, и прохожие стали, замедляя шаг, оглядываться на Виталия, на окно с детьми.
- В чем? В чем помочь-то? - спросил Виталий через улицу.
Ему не сразу ответили, там шло какое-то бурное совещание.
Потом крикнул Пушкарев, протиснувшись между братьями Козловскими:
- Не надо, мы сами!
- Сами мы еще год будем думать! - возразил кто-то.
Нелепое было положение. Они что-то объясняли ему, но ведь это была московская улица в час "пик", и Виталий никак не мог склеить в разумное целое клочья отдельных фраз, тем более, что единодушия у этой оравы в окне не было, кричали не одно и то же. А он стоял, задрав голову.
- Где это вы? Что делаете?
Наконец расслышал:
- Третий подъезд, квартира двадцать три!
Чтобы прекратить этот уличный инцидент, надо было подняться к ним. На лестнице он усмехался и бормотал:
- "Покоя нет, покой нам только снится…"
…И вот он сидит за столом, не сняв плаща, а Галя Мартынцева ему читает русскую версию письма (Пушкарев позаботился, она была аккуратно переписана, эта русская):
- "…Шлем вам горячие приветы и лучшие пожелания. Если до Рождества не будет от нас нового письма, значит, дела наши плохи…
- Ну-ка, ну-ка, - встрепенулся Виталий, - прочти имена сначала!
Хозяин дома, до странности тихий, словно прирос к стене.
- "…Клайд Грифитс, - стала покорно повторять Галка, - Роберта Олден, Сондра Финчли, Артур Кинселла, Фрэнк Гарриет, Орвил Мэзон".
- Та-ак, - молвил учитель, оглядывая серьезные лица вокруг себя. - А Том Сойер там не подписался?
- При чем тут он? - спросила Родионова.
В углах рта у Виталия дрожал смех. Смех, который им ужасно не понравился.
- Свободно мог подписаться Том Сойер. И Остап Бендер. А если хотите - и Гулливер, и Карлсон. И Анна Каренина. И Наполеон! Подшутили над вами, братцы!
Он уже дал волю разбиравшему его хохоту, как вдруг Леня Пушкарев, толкнув Алену Родионову и Курочкина, пулей выскочил из комнаты.
- Что это с ним? - спросил Виталий.
Вместо ответа они переглянулись. Осипшим голосом Гродненский сказал:
- Как… подшутили? Кто?
- Ну, не знаю. Тот, кто писал вам это послание. Складно придумано, надо сказать. С учетом реальной политической ситуации. Только имена-то из книжки. Из "Американской трагедии" Драйзера. - У них были такие опрокинутые лица, что тон Виталия поневоле стал извиняющимся. - Может, не надо было говорить? Но вы ж попросили помочь… вы тратили на это драгоценное серое вещество и время… Вы возьмите этот роман, полистайте…
Тамара Петрова и Аленка Родионова расхохотались. Галка Мартынцева искала на стеллажах Драйзера, прикусив палец зубами. А Гродненский остервенело смахнул со стола газеты, черновики ответного письма, словари и застонал, как от зубной боли.
Пушкарев исчез, он заперся в ванной. Сквозь шум крови в висках, сквозь слезы он слышал, как ему барабанили в дверь, как Козловские говорили:
- Открой, Пушкарь! Все уже все поняли… Не поможет ведь!
- Объясни, зачем ты это сделал?
- Ладно, в школе поговорим!
Топали ноги в коридоре. Кто-то хихикал, одеваясь. Щелкал замок. Дуло понизу из входной двери.
Тамара Петрова изрекла:
- Давить за такие вещи надо! Просто давить.
- Братцы, - неубедительно укрощал их Виталий. - Вы объясните хотя бы, что произошло. Он что - автор этого письма?
…Серый, с плотно закрытыми глазами и ртом, Леня сидел на бортике ванны. "Брехня", "брехло"! - слышал он. Дверь в квартиру пищала, выпуская гостей, и все никак не захлопывалась. Замыкающим был Виталий, а он чувствовал, что не вправе уйти.
- Виталь Палыч, вы остаетесь? - спросил Коля Козловский. И снял с брата кепку: - Это моя!
Дверь за ними закрылась. Выглянула соседка в надежде, что ушли наконец все. Увидела долговязого парня в плаще, он с мрачным видом закуривал.
- Здравствуйте, - сказал он. - Вы Ленина бабушка?
Женщина сняла с вешалки свое пальто и зонтик. Забирая их в комнату, сердито откликнулась:
- Я сама по себе, Бог миловал!
Виталий покрутил головой и начал деликатно стучаться в ванную.
- Леня, открой! Давай потолкуем, Лень. Если ты на меня обиделся, то ведь я не хотел, я ж был не в курсе… Чудак, ты или открой, или воду хотя бы выключи! Воду выключи, а то не слышно!
Никакого ответа. Шумит вода.
- Ты что там делаешь? - испугался Виталий. - Я не хотел, Леня!
***- Вот Андрей с самого начала не верил - и молодец, - сказала Аня Забелина на первом этаже.
- Да… - вздохнула Родионова. - Сколько времени потерять из-за одного обормота.
Гродненский со странно искаженным лицом вдруг притиснул Алену к пыльной секции радиатора.
- Тебе времени жалко, а я верил! - заорал он. - Верил я!
- Пусти… Я-то при чем?
Высыпали во двор. Навстречу им невысокая худенькая женщина спешила в то же парадное. Остановилась, глядя на взъерошенную эту толпу. Вроде бы она узнала одноклассников сына, но боялась ошибиться: прежде они не навещали его, ни вместе, ни порознь…
- Здравствуйте, - отстав от своих, сказала ей строго, без улыбки, Галка Мартынцева. - Вы - Ленина мама?
- Да… добрый вечер, - женщина приветливо улыбнулась, но, увидев ребячьи лица, обернувшиеся к ней, испугалась чего-то.
- С ним… все в порядке? Где он, Леня?
- Дома, дома, - заверила Галка. - Ребята, у кого письмо? Там осталось?
- У меня, - отозвался Гродненский и брезгливо вытащил из кармана скомканный конверт. Галка передала его Пушкаревой.
- Вот. Скажите, пожалуйста, откуда у вашего сына такой конверт?
- А у него-то вы спрашивали?
- Он говорит - из Америки. Это и так видно. А вот как он к вам попал? - оттеснив Галку, спросила Аня Забелина тоном самой Фемиды.
