Чжоу Ли-бо - Ураган
— А если мы не созовем людей, откуда они узнают о цели нашего приезда и как мы сможем в таком случае выяснить положение? — упорствовал Лю Шэн.
Он снял очки и протер их полою куртки.
Сяо Сян стал доказывать:
— Население понимает, зачем мы приехали. Но если сейчас, еще ничего не зная о действительном положении в деревне, мы созовем людей, получится такая картина: ты будешь рассказывать, а они — слушать. Внесешь предложение, все тебе ответят: «согласны». Но значит ли это, что они действительно будут согласны с тобой? Нет, не значит! Лишь когда они хорошо узнают тебя, ты сможешь рассчитывать на их доверие, и они откровенно расскажут все, что у них на сердце.
Лицо Лю Шэна раскраснелось.
— По-твоему, выходит, если мы созовем собрание и разъясним, что боремся с толстопузыми, что хотим помочь беднякам, они согласятся только на словах, а не сердцем?
Сообразив, что Лю Шэн намеренно искажает его мысль, Сяо Сян вспыхнул:
— Разве я так сказал?..
Он хотел добавить несколько резких слов, но сдержался, вспомнив о своей ответственности за партийное руководство бригадой. Впрочем, в утверждениях Сяо Сяна действительно были туманные места, и он спокойно разъяснил:
— Я высказал такую мысль: крестьяне еще не познакомились с нами близко. Сердцем они, конечно, ненавидят толстопузых. Однако отсюда еще не следует, что, увидев нас, они сразу же раскроют душу. Крестьяне не уверены, что мы в силах расправиться с толстопузыми. Не знают они и собственных своих сил, не верят, что мы продержимся долго. За их спиною непременно найдутся люди, которые станут распускать темные слухи.
Мнения разошлись — одни члены бригады, поддерживавшие Лю Шэна, говорили, что надо сейчас же созвать общее собрание. Другие, соглашаясь с начальником бригады, настаивали на необходимости прежде всего завязать с крестьянами дружбу и ознакомиться с положением в деревне. Когда вопрос поставили на голосование, Лю Шэн получил одним голосом больше. Он очень обрадовался, разыскал старика Суня и велел ему собирать людей.
Возчик, гремя в гонг, обошел всю деревню из конца в конец.
— Идите в школу на собрание! — кричал он. — По одному человеку от каждой семьи!
Едва стемнело, как раз в то самое время, когда трое помещиков вполголоса беседовали, сидя за столиком, крестьяне со всех углов деревни потянулись к школе.
При слабом свете звезд на школьной площадке стали собираться группки по три-пять человек. Это были по преимуществу старики или подростки. Лю Шэн разъяснил им цель собрания и призвал:
— Всем надо подняться и добить толстопузых. Мы, бедняки, должны теперь взяться за винтовки, чтобы завоевать власть. Лишь захватив власть, мы сможем расправиться с нашими врагами.
Он говорил еще долго и в конце концов спросил собрание:
— Согласны ли вы бороться с помещиками?
— Согласны! — ответило около десятка голосов.
— Я больше всех согласен! — закричал белобородый старик. Он повернул голову и подмигнул стоявшему позади него Ли Чжэнь-цзяну.
— А кто в вашей деревне толстопузые? — снова задал вопрос Лю Шэн.
Молчание длилось долго.
— Почему же вы молчите? — удивился он и пристально посмотрел на белобородого старика, который был «больше всех согласен».
— Вот ты и скажи, дедушка!
— Я переехал сюда только после пятнадцатого августа, как ушли японцы, и здешних толстопузых не знаю…
Ли Чжэнь-цзян шепнул ему что-то, и белобородый продолжал:
— … Но от других людей слыхал, что здесь помещиков нет. Да их и действительно нет!
— Зачем же ты сказал, что больше всех согласен бороться?
— Раз в этой деревне нет, пойдем в другие. Там толстопузых много, — предложил белобородый.
— Товарищи, я хочу сказать, — выдвинулся вперед старик в черной шляпе. — Вот не знаю только, захотите ли слушать? — продолжал он. — Испокон веков так заведено: «Человек подчиняется законам, а трава — ветру». Как начальство скажет, так тому и быть. Теперь начальство — это бригада. Раз товарищ из бригады говорит, что борьба с толстопузыми поможет беднякам сделать переворот, кто же от такой борьбы откажется? Вы только скажите: хотите вы или не хотите? — обратился он к окружающим.
— Хотим! — закричали с разных сторон старики и ребята.
Раздались отдельные хлопки.
Старик в черной шляпе продолжал:
— Товарищ, вы слышали? Они все хотят и просят… Однако время-то уже к полуночи подходит. Разойтись можно? Прошу товарища извинить меня: хочу уйти раньше. Завтра нужно кирпичи готовить, потому что осенью придется кан перекладывать. В прошлом году не переложил, так он только дымит, а тепла никакого. Зимой спать очень холодно. Моя старуха всю ночь трясется, до утра уснуть не может.
— А к чему ты все это говоришь? Кан-то еще рано перекладывать, — заметил кто-то сбоку.
— Если твоя старуха уснуть не может, так зачем знать об этом товарищу? — со смехом подхватил другой.
Все расхохотались. Воспользовавшись этим, белобородый локтем подтолкнул старика в черной шляпе к воротам:
— Если хочешь идти, так иди!
Когда тот скрылся в темноте, белобородый обратился к Лю Шэну:
— Товарищ, я извиняюсь, мне также нужно пораньше уйти. Завтра придется навестить дочку. У нее что-то глаз разболелся. Очень, очень извиняюсь, товарищ!
И поспешил уйти.
У других тоже оказались неотложные дела. Кому нужно было копать картошку, кому подковывать лошадь, кому полоть. У одного жена родила — придется самому готовить завтрак и поэтому встать пораньше.
Так по-двое, по-трое разошлись и остальные.
Возчик Сунь долго смотрел на уходивших и наконец с сердцем сказал:
— Вот маньчжоугоские головы!
Тем не менее, улучив минуту, когда никто не смотрел в его сторону, потихоньку и сам сбежал.
Вернувшись в школу, Лю Шэн сел в углу на свои вещи, Обхватив голову руками.
Прошло много времени, прежде чем он мрачно произнес:
— Совершенно непредвиденная неудача…
— Не непредвиденная! — отозвался Сяо Сян, посмотрев с участием на расстроенного товарища, но, стараясь ободрить его, добавил: — Это было неизбежно. Впрочем, есть и хорошая сторона в том, что мы созвали собрание. По крайней мере, узнали теперь, что положение в деревне сложное и что нельзя горячиться.
Снова было устроено короткое совещание, на котором единогласно приняли решение: с утра всем членам бригады разыскать самых бедных крестьян, постараться завести с ними дружбу, выявить возможных активистов, собрать сведения о помещиках и решить, с кем из них начать борьбу в первую очередь.
IV
Едва рассвело и не успели еще смолкнуть петухи, как члены бригады были уже на ногах. Вскипятили воду, закусили и разошлись в разные стороны искать семьи бедняков.
Условились по вечерам обмениваться мнениями, жить вместе, иметь при себе деньги и, покупая продукты, расплачиваться сразу.
Побывав в ближайших дворах, Сяо Ван направился в южную часть деревни.
Навстречу ему из калитки выбежал голый мальчуган. Сяо Ван узнал того самого малыша, который вчера, споткнувшись о камень, растянулся на дороге. Он взял его на руки и спросил:
— Как тебя зовут?
— Со-чжу, — ответил малыш и схватился ручонками за красный шелковый шнур маузера.
— Сколько тебе лет?
— Мама говорит — пять. Отец обещает, что через два года буду пасти свиней. Он меня всегда ругает: не могу, говорит, тебя кормить, уходи вон. А я не пойду и буду с мамой, пусть он сам уходит.
— А твой отец дома?
— Вот он.
Решетчатая дверь, оклеенная бумагой, отворилась. Показался человек, обнаженный до пояса. В руках у него была короткая трубочка. Человек остановился посреди двора. На вид ему можно было дать года тридцать два. Звали его Чжао Юй-линь. Зарабатывал он только на пропитание, а на одежду заработать никак не мог.
Зимой супруги Чжао слезали с кана лишь затем, чтобы принести дров или воды и приготовить еду. За ворота выйти было не в чем.
Летом, когда посевы поднимались настолько, что могли скрыть человека, жена Чжао Юй-линя уходила работать на поле в чем мать родила. В деревне долгое время не знали об этом и обнаружили случайно. Однажды, когда она пропалывала кукурузу, на краю поля кто-то крикнул. Женщина высунулась. Тут люди и увидели, что на ней ничего нет. С тех пор за всей семьей утвердилась кличка «голые Чжао».
В дни освобождения Маньчжурии одна из частей Советской Армии побывала в деревне Юаньмаотунь. Командир части, узнав о бедственном положении Чжао Юй-линя, подарил ему два комплекта военного обмундирования. Тогда «голые Чжао» оделись и могли даже принимать гостей.
— Товарищ, заходи, посиди, — пригласил Чжао Юй-линь.
Сяо Ван, держа в руках Со-чжу, вошел в лачугу.