Франс Бенгстон - Викинги
Когда они вновь вышли на берег, Орм сказал им, что они свободны и могут идти, куда хотят.
— Но прежде чем вы уйдете от меня,— сказал он,— я хочу показать вам еще один пример христианского поведения. Заповедь гласит, что, последователь Христа должен быть благороден по отношению к своим врагам, даже к тем из них, кто покушался на его жизнь. А я не хочу показать себя в этом отношении менее религиозным, чем кто-либо.
После этого он приказал, чтобы каждому из троих выдали продуктов на дорогу, тех же самых, которыми наслаждались гости в церкви в предыдущий день. В дополнение к этому, он подарил каждому из них по лошади из числа тех, что были приведены ими с караваном
— А сейчас езжайте с миром,— сказал он,— и не забудьте, что принадлежите Христу.
Остен посмотрел на него, и впервые за этот день слова сошли с его губ.
— Я человек с долгой памятью,— сказал он медленно и так, как будто очень устал.
Он ничего больше не сказал, а влез на лошадь, выехал через ворота и, вместе с двумя своими товарищами, скрылся в лесу.
После этого все вернулись в церковь, и праздник продолжался с таким весельем и шумом, что когда отец Виллибальд попытался рассказать им еще о христианской религии, его было с трудом слышно. Они предпочитают, сказали гости, послушать о приключениях Орма в заморских землях и о его вражде с королем Свеном. Орм исполнил просьбу. Обитатели этих мест не слишком любили короля Свена, поскольку особенностью местных жителей было то, что они всегда щедро хвалили умерших королей, но редко могли сказать что-то хорошее о живых. Когда Орм рассказал им, как отец Виллибальд бросил камень в короля Свена и попал ему в рот, так что выступила кровь и вылетели зубы, все зааплодировали и обрадовались, затем поспешили наполнить кружки, чтобы выпить в честь маленького священника. Многие из них раскачивались взад и вперед на скамьях, из их глаз текли слезы, рты были широко открыты, а другие не могли даже глотать пиво из-за смеха и выплевывали его на стол перед собой. Все радостно кричали, что никогда не слышали, чтобы такой маленький человечек совершил такой подвиг.
— Дух Божий снизошел на меня,— смиренно сказал отец Виллибальд.— Король Свен — враг Божий, и моя слабая рука повергла его наземь.
— Мы слышали,— сказал один известный человек по имени Ивар Кузнец, сидевший рядом с Ормом,— что король Свен ненавидит всех христиан и особенно их священников, поэтому убивает всех, кто попадает к нему в руки. Нетрудно угадать причину его ненависти, если он получил такой удар от руки одного из них. Потому что мало таких унижений, которые были бы для короля хуже этого и которые ему было бы тяжелее забыть.
— Особенно, если он потерял пару зубов,— сказал другой крепкий крестьянин, сидевший далее вдоль стола, которого звали Черный Грим с Горы,— потому что каждый раз, когда он кусает корку хлеба ему вспоминается это происшествие.
— Это правда,— сказал третий, по имени Уффе Деревянная Нога.— Так было и со мной, когда я потерял ногу в драке с моим соседом Торвальдом из Лангаледа. В середине схватки он нанес мне удар по ноге, а я слишком поздно подпрыгнул. Спустя долгое время после того, как культя зажила, и я научился ходить на деревянной ноге, я все еще чувствовал себя усталым и слабым, не только когда ходил, но и когда сидел, и даже в постели, как может засвидетельствовать моя женщина, поскольку долгое время ей было не лучше, чем вдове. Но когда наконец удача вернулась ко мне, так что я увидел Торвальда, лежавшего передо мной на своем пороге с моей стрелой в горле, я высоко подпрыгнул над ним и чуть не сломал здоровую ногу, столь полон энергии я стал. И с тех пор я все так же энергичен.
— Мой брат убивает христиан не из-за отца Виллибальда,— сказала Йива.— Он всегда их ненавидел, особенно после того, как отец встал на их сторону и позволил себя крестить. Он не мог смотреть даже на блаженного епископа Поппо, милейшего человека, без того, чтобы не ворчать на него злобно. Хотя больше ничего он не осмеливался делать, пока был в силе отец. Но сейчас, если слухи верны, он убивает епископов и священников всех рангов, когда бы они ни попали к нему в руки, и было бы хорошо, если бы он не прожил долго.
— Жизнь злых людей часто длинна,— сказал отец Виллибальд,— но не так длинна, как рука Божья. От его мести они не уйдут.
У конца одного из столов, где сидела молодежь и где было веселее всего, начали сочинять стихи. И здесь за столом был сочинен один памфлет, который потом еще долго распевали вдоль границы и который назывался «Баллада о короле Свене». Начал его молодой человек по имени Гисле, сын Черного Грима. Это был хорошо сложенный юноша, с темными волосами и белой кожей, и хотя голова у него была в порядке, он был известен своей застенчивостью с девушками, хотя часто можно было видеть, как он бросал далеко не враждебные взгляды то на одну, то на другую. Все его семейство расценивало это как странность и причину для беспокойства, от чего даже мудрейшие из них не знали лекарства. До этого момента он молча сидел на месте, посвящая свое внимание только еде и питью, хотя всем было известно, что язык у него был подвешен не хуже, чем у всех остальных. Напротив него сидела девушка по имени Раннви, хорошенькая девушка со вздернутым носиком и ямочкой на подбородке, такая женщина может легко заставить молодого человека прекратить болтовню. Время от времени, с самого начала праздника, он бросал робкие взгляды на нее, но не осмеливался обратиться к ней и стекленел от ужаса, когда случалось так, что глаза их встречались. Раза два она заходила так далеко, что подтрунивала над ним из-за его молчаливости, но безответно. Теперь, однако, хорошее пиво прибавило ему мужества, а история об унижении короля Свена от руки отца Виллибальда заставила его громко рассмеяться. Неожиданно он стал раскачиваться взад-вперед на скамье, широко открыл рот и прокричал:
Ты пошел против священникаИ очень ошибся.Потому что бросил онТебя в грязь, король Свен.
— Это что-то новое! — закричали сидевшие ближе всех к нему.— Гисле оказался поэтом. Сочиняет балладу о короле Свене. Но это — только половина стихотворения. Давайте послушаем остальное.
Многие из сидящих стали делать предположения относительно того, как он закончит стихотворение, но нелегко было найти слова подходящего размера и рифмы, но в конце концов сам Гисле нашел ответ и закончил стихотворение, так что его можно было петь на мотив старой, всем знакомой мелодии:
Ты всегда был жаден,Всегда хотел еще, король Свен!Ты мнил себя могущественнейТора, король Свен!Но монах бросил каменьИ вниз со стоном болиЛицом об землю ты упал,Король Свен!
«Он — поэт!», «Он написал целую поэму!»,— кричали сидевшие вокруг него, и громче всех кричала Раннви.
— Послушайте молодежь,— говорили старики, сидевшие на другом конце стола.— Среди них есть поэт. Сын Черного Грима написал балладу о короле Свене. Кто бы подумал, что такое возможно? Это он от тебя унаследовал такой талант, Грим? Если не от тебя, то от кого же, скажи?
— Давайте послушаем стихотворение,— сказал Орм. Гисле попросили прочесть стихотворение вслух
перед всеми. Вначале его голос немного дрожал, но когда он увидел, что присутствующим нравится и что сам Орм кивал головой и улыбался, страх покинул его. И теперь он уже мог смотреть в глаза Раннви, не отводя взгляда.
— Я могу сочинить еще стихотворения, лучше этого,— сказал он ей гордо, когда сел на место.
Черный Грим, отец Гисле, светился от гордости и удовлетворения. Он сказал, что часто чувствовал в себе талант к стихосложению в молодые годы, но всегда случалось что-то такое, что мешало ему воплотить свое вдохновение в слова.
— Все равно,— сказал он,— странно, что у него талант, потому что он стесняется людей, особенно когда рядом с ним девушки, хотя он с удовольствием и вел бы себя по-другому.
— Поверь мне, Грим,— сказала Йива,— ему больше не надо будет их стесняться. Поверь моему слову. Теперь, когда он показал себя поэтом, многие из них станут вешаться ему на шею, насколько на ней хватит места. Мой отец, полный мудрости по всем предметам, часто говорил, что так же, как мухи вьются над пищей любого рода, но отлетают, как только почуют более вкусный запах меда, так же и молодые женщины, когда почувствуют присутствие поэта.
Орм сидел, уставившись в свою кружку с выражением беспокойства на лице, не слушая то, о чем они говорили. Аза спросила, что случилось, но он только что-то отвлеченно пробормотал себе под нос и не ответил.
— Если я не ошибаюсь, он сочиняет стихотворение,— сказала Йива,— он всегда сидит с таким озабоченным видом, когда на него находит настроение сочинять. Для поэтов характерно, что если их в комнате двое, и один из них сочиняет стихотворение, то другой не успокоится, пока не сочинит свое, которое он считает лучшим.