Лев Толстой - Л.Н. Толстой. Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856-1869 гг.
Твердынской.
Неужели вы думаете, что за ваши 20 рублей въ мѣсяцъ я обязанъ похоронить себя?... Кажется, вы сами можете сознавать....
Иванъ Михайловичъ.
Нѣтъ, дружокъ... Эта пѣсня ужъ кончилась. Взялись вы учить моего сына? —
Твердынской.
Вы не думаете ли напугать меня?... только (робѣя) кулачное право... не современно.
Иванъ Михайловичъ.
«Современно!» Это слыхали. А кто возьмется за дѣло и безъ причины не исполнитъ его, да еще притомъ мальчика собьетъ съ толку и увезетъ изъ родительскаго дома, какъ того человѣка звать, государь мой? Не знаете? Обманщикъ...
Твердынской.
Вы дерзки и я васъ выучу,[358] я никому не позволю...
Иванъ Михайловичъ.
Что-о? (Наступаетъ.) Вонъ! съ глазъ долой.[359] Коли бы вы были постарше, а то вы мнѣ жалки, государь мой...
Твердынской.
Конечно, это все что можно ожидать отъ невѣждъ и зуботыковыхъ. (Отступаетъ.)
Иванъ Михайловичъ (наступаетъ еще рѣшителънѣе.)
Вонъ!
Твердынской (торопливо захватывая узелокъ уходитъ и кричитъ въ дверяхъ).
Презрѣнный ретроградъ!
ЯВЛЕНІЕ 8.
Тѣ же безъ Твердынскаго.
Иванъ Михайловичъ (не обращая болѣе вниманіе на Твердынскаго).
Ну-съ, теперь, соколикъ! (Подходя къ Петрушѣ.) Сашка! (Входитъ лакей.) Розги взялъ?
Лакей.
Въ козлахъ-съ.
Петруша.
Индивидуальность... ин.... ди.....
Иванъ Михайловичъ (лакею).
Поди сюда. Возьми ты этаго молодца, вылей ему на голову ведро воды, слышишь? И посади въ коляску...
Петруша.
Деспотизмъ игъ!... родительской власти... индиви....
Иванъ Михайловичъ (перевертываетъ Петрушу и даетъ подзатылъникъ).
Ну, разговаривать! Маршъ! Сашка, сведи ты его къ колодцу, облей водой и держи его въ коляскѣ.
Петруша.
Это.... зачѣмъ же? Я самъ...
Иванъ Михайловичъ.
Ну!
Лакей.
Чтожъ, пожалуйте, Петръ Иванычъ... (Лакей и Петруша уходятъ).
ЯВЛЕНІЕ 9.
Тѣ же безъ Петруши.
Иванъ Михайловичъ (къ Катеринѣ Матвѣевнѣ).
Ну, стриженная иманципація, позвольте у васъ спросить: чтò у вашего дяди, распутный домъ, что-ли? А?
Катерина Матвѣевна.
Иванъ Михайлычъ! Я раздѣляю ваши убѣжденія...
Иванъ Михайловичъ.
Нѣтъ, матушка, слова-то эти оставь! Былъ дуракъ, да больше не буду. Что, я изъ своей прихоти твоей Лопуховкой управлялъ? Что, я обокралъ тебя, что ли? Что, мнѣ платили за твое содержаніе? Ты съ своей деревни 100 рублей въ годъ получала, а ты мнѣ... да что, говорить скверно! —
Катерина Матвѣевна.
Вы совершенно правы, Иванъ Михайловичъ, поступокъ мой неконсеквентенъ.
Иванъ Михайловичъ.
Что мы съ Марьей Васильевной видѣли отъ тебя, кромѣ презрѣнія? И увѣнчано все — чѣмъ? Побѣгомъ и этимъ письмомъ. (Вынимаетъ письмо.) Я вамъ не родня, не дядя. Извольте ѣхать, куда вамъ угодно, съ этимъ щелкоперомъ.
Катерина Матвѣевна.
Да, голубчикъ, да, вы высказываете истину. Да, голубчикъ, я сознаю свое заблужденіе. Я прошу забвенія. Я несчастная женщина, голубчикъ.
Иванъ Михайловичъ.
Довольно меня обманывали, матушка... (Глядитъ на Венеровскаго.) Довольно!.....
Венеровскій.
Что вы на меня смотрите? Я вамъ не скрою, Иванъ Михайловичъ, что вы мнѣ наскучили своимъ крикомъ. Поѣзжайте домой, — право, покойнѣе будетъ. Дѣтей больше здѣсь нѣтъ и пугать некого.
Иванъ Михайловичъ.
Поѣду, государь мой, когда выскажу все.
Венеровскій.
А что вамъ это сказать нужно, нельзя ли узнать? Я послушаю, хотя знаю все, что вы скажете, и знаю, что ничего ни новаго, ни остроумнаго....
Иванъ Михайловичъ.
Многое мнѣ вамъ сказать нужно, да не стану говорить при вашей женѣ, сударь, и при моей дочери. Вы считаете честнымъ возстановлять дочь противъ отца, а я стараго вѣка, да знаю, что коли жена отца не уважаетъ, такъ ей грошъ цѣна, а коли мужа не уважаетъ, — еще того хуже.
Венеровскій (къ Катеринѣ Матвѣевнѣ).
Этотъ господинъ, кажется, хочетъ учить меня честности; это довольно комично. —
Катерина Матвѣевна.
Онъ правъ, онъ совершенно правъ, не говорите со мной.... (Отварачивается.)
Венеровскій (пожимаетъ плечами).
Староста, велите давать лошадей. — А вы, Иванъ Михайловичъ, для меня забавны, только забавны.
Иванъ Михайловичъ (кричитъ).
Я вамъ сказалъ довольно, оставимте это.[360] Поѣзжайте съ Богомъ. Я тебѣ привезъ Дуняшу, Люба, возьми ее. Грустно намъ было, очень грустно.... ну, да Богъ съ тобой. У тебя будутъ дѣти, тогда ты поймешь. (Обнимаетъ ее, она плачетъ.)
Венеровскій.
Комедія разыгрывается недурно, но и наскучить можетъ. Поѣдемте, Любинька! Пойдемте, посидимъ въ той комнатѣ. А вы одни комедію поиграйте. —
Любочка.
Я не хочу, папа! <Я не поѣду съ нимъ....> Побудь со мной. (Къ Венеровскому.) Оставьте меня.
<Иванъ Михайловичъ.
Ты съ ума сошла! Анатолій Дмитріевичъ, любезный другъ, вы меня извините, ежели я погорячился. Мы останемся....>
Венеровскій (беретъ Любу зa руку).
Люба, пойдемте, родитель можетъ одинъ поломаться, и съ Катериной Матвѣевной.
Любочка.
Папаша, чтò я сдѣлала! Я боюсь его, я ненавижу его. (Люба прячетъ лицо на грудь отцу.)
Иванъ Михайловичъ.
Ты съ ума сошла! Что ты говоришь, Люба! Это нельзя!
Катерина Матвѣевна (выступаетъ впередъ торжественно, откидывая волоса).
Теперь я все скажу, что я думаю. Слушайте меня, Иванъ Михайловичъ, слушайте меня, Венеровскій. Любовь должна оставить этаго человѣка. Этотъ человѣкъ — дрянный и низкой индивидуумъ. —
Венеровскій (старается перекричать ее).
Вы глупая, неразвитая и развратная женщина! Молчите или я...
Катерина Матвѣевна.
Нѣтъ, Венеровскій, вы меня не испугаете! Я свободная натура. Вы меня не перекричите, я сама все намѣрена высказать. Венеровскій, вы подлецъ и это говоритъ вамъ не женщина, а свободный человѣкъ.....[361] Онъ погубитъ Любу, ежели она останется съ нимъ, также какъ онъ погубилъ меня и оттолкнулъ. Полчаса тому назадъ я считала себя выше всѣхъ въ мірѣ, а теперь я несчастное, жалкое и презрѣнное существо.
Венеровскій.
Вы глупы и больше ничего. И вашъ поступокъ нисколько не удивляетъ меня; это прямо вытекаетъ изъ вашей глупости. Любовь Ивановна, я предлагаю вамъ ѣхать со мной.
Любочка.
Я ни за что не поѣду. Я умру лучше! —
Иванъ Михайловичъ.
Бѣдная моя дѣвочка. Что я съ тобой надѣлалъ! Поѣдемъ. Прощайте, сударь. — Теперь я могу все сказать вамъ. — Вы хотѣли жениться на состояніи. Любочку вы не любили и не уважали. Вамъ нужно было одно: деньги; вы ихъ и взяли. И за то, что вамъ все дали и дали при томъ существо, котораго вы ногтя не стоите, вы сдѣлали ея несчастье и наплевали въ лицо людямъ, которые ничего кромѣ добра вамъ не желали. Ничтожество и гордость! — Я во всемъ виноватъ.
Венеровскій (стараясь перекричать, хватаетъ за руку Любу).
Мнѣ жалко было Любу, которая погибала въ вашемъ гнусномъ семействѣ, я спасъ ее отъ вашего разврата. — Люба, поѣдемъ! Я никому не дамъ смѣяться надъ собой. Я посмѣюсь надъ вами. Поѣдемте! (Дергаетъ за руку.)
Любочка.
Вы мнѣ больно дѣлаете, я не поѣду, я не хочу быть вашей женой, я ненавижу васъ...
Катерина Матвѣевна.
И это адептъ новаго ученья! Нашего!
Иванъ Михайловичъ (наступаетъ).
Оставить ее! Ну, я говорю. (Становится передъ Любочкой, Венеровскій хочетъ двинуться впередъ.) Еще шагъ — въ дребезги расшибу! —
Венеровскій.
Хе, хе! (Отступая и копотливо доставая револьверъ изъ кармана.) Вы думали, что я не предвидѣлъ этаго? Я предвидѣлъ все, имѣя дѣло съ такими людьми, какъ вы. Предвидѣлъ и оскорбленія и драки. Только мы — люди дѣла и не дадимъ надъ собой смѣяться, — хе, хе! Попробуйте оскорбить меня! (Уставляетъ пистолетъ.)
Иванъ Михайловичъ (останавливается передъ нимъ и качаетъ головой).
Дуракъ! Въ кого стрѣлять! Ну, стрѣляйте! Пойдемъ, Любa! (Уходятъ.) —
