Чарльз Диккенс - Домби и сын
— Ни на шагъ, — отвѣчалъ м-ръ Каркеръ.
— Ну, такъ вы теперь думали о заглавной буквѣ Ф?
М-ръ Каркеръ не возражалъ.
— Затѣмъ слѣдуетъ Л, — продолжалъ капитанъ — a затѣмъ О и Р. Такъ или нѣтъ?
М-ръ Каркеръ опять улыбнулся.
— Да, такъ или нѣтъ? — шопотомъ спрашивалъ капитанъ, расплываясь отъ возрастающаго блаженства.
Когда Каркеръ, вмѣсто отвѣта, оскалилъ зубы и кивнулъ головой въ знакъ совершеннаго согласія, капитанъ вскочилъ со стула, взялъ его за руку и съ жаромъ принялся увѣрять, что они оба идутъ по одной и той же дорогѣ, и что онъ, Недъ Куттль, первый напалъ на настоящій слѣдъ.
— Судьба свое возьметъ, — продолжалъ капитанъ съ важнымъ и таинственнымъ видомъ. — Припомните, какъ онъ съ нею познакомился: случай удивительный, необыкновенный! Онъ нашелъ ее одну, среди грязной улицы, безъ пристанища, и что же? — полюбилъ ее съ перваго взгляда! она его тоже полюбила, и съ той поры они души не чаютъ другъ въ другѣ. Мы тогда же сказали, то есть я и Соломонъ Гильсъ, что они сотворены другъ для друга. Прелестная парочка!
Кошка, обезьяна, гіена или мертвая голова никогда бы не показали капитану столько зубовъ, сколько онъ увидѣлъ ихъ въ продолженіе этого разговора въ огромной пасти м-ра Каркера.
— Да, что ни говори, a судьба — веревка, — продолжалъ счастливый капитанъ, — начиетъ вязать, такъ ужъ мое почтеніе: скрутитъ по рукамъ и по ногамъ. Разберите-ка хорошенько послѣднія приключенія и выйдетъ, что вѣтеръ и вода дружно несутся въ одну сторону.
— Все благопріятствуетъ его надеждамъ, — сказалъ м-ръ Каркеръ.
— Вспомните этотъ несчастный день, когда бѣдный адмиральскій сынокъ… кто какъ не судьба, смѣю сказать, привела его къ постели умирающаго ребенка? Желалъ бы я знать, что теперь можетъ оторвать его отъ этого семейства?
— Разумѣется, ничто, — отвѣчалъ м-ръ Каркеръ.
— Вы опять совершенно правы, — сказалъ капитанъ, крѣпко ножимая его руку. — Ничто, конечно, ничто. Теперь только держись крѣпче и распускай паруса. Сына больше нѣтъ… бѣдное дитя! Такъ ли м-ръ Каркеръ?
— Совершенно такъ. Сына нѣтъ болыие.
— Такъ перемѣните же пароль… и съ Богомъ. Ура, Вальтеръ Гэй, новый адмиральскій сынокъ! Ура, племянникъ Соломона Гильса! И да здравствуетъ самъ Соломонъ, мужъ совѣта и разума, мужъ силы и крѣпости, ученѣйшій мужъ, какого еще свѣтъ не производилъ! Кто противъ Соломона и племянника его, Вальтера Гэя? Кто сей дерзновенный?…
При заключеніи каждой изъ этихъ сентенцій, капитанъ благосклонно подталкивалъ локтемъ своего пріятеля и потомъ въ избыткѣ восторженности отступилъ, чтобы издали полюбоваться на эффектъ, произведенный этимъ взрывомъ блистательнаго краснорѣчія. Его грудь подымалась высоко, и длинный толстый носъ находился въ состояніи самаго бурнаго воспламененія.
— Правъ ли я, сударь мой?
— Капитанъ Куттль, — сказалъ м-ръ Каркеръ, перегибаясь въ три погибели наистраннѣйшимъ образомъ, какъ будто совершенно уничтожался передъ другомъ будущаго представителя фирмы, — ваши виды въ отношеніи къ Вальтеру Гэю обнаруживаютъ удивительную проницательность и глубокомысліе съ вашей стороны. Мнѣ пріятно подтвердить, что вы читаете въ будущемъ, какъ пророкъ. Я понимаю, что этотъ разговоръ останется между нами.
— Ни гугу! — перебилъ капитанъ, — никому ни полслова!
— То есть, ни ему, ни другому кому? — продолжалъ приказчикъ.
Капитанъ нахмурилъ брови и кивнулъ головой.
— Все это, разумѣется, — сказалъ м-ръ Каркеръ, — должно только служить указаніемъ и руководствомъ для будущихъ вашихъ соображеній и поступковъ.
— Благодарю васъ отъ всего моего сердца, — сказалъ капитанъ, прислушиваясь съ большимъ вниманіемъ.
— Я не поколеблюсь сказать, что ваши предположенія имѣютъ силу очевиднѣйшаго факта. Вы, что называется, прямо попали пальцемъ въ небо.
— Ну, a что касается до вашего адмирала, — сказалъ капитанъ, — свиданье между нами авось устроится какъ-нибудь само собою. Время еще терпитъ.
М-ръ Каркеръ расширилъ пасть до самыхъ ушей и не то чтобы повторилъ послѣднія слова, a скривилъ ротъ и губы такимъ образомъ, какъ будто самъ про себя бормоталъ: "Время еще терпитъ".
— И такъ какъ я знаю, — впрочемъ это я всегда зналъ, — что для Вальтера устраиваютъ теперь карьеру… — заговорилъ капитанъ.
— Устраиваютъ карьеру, — повторилъ м-ръ Каркеръ тѣмъ же безмолвнымъ образомъ.
— Такъ какъ теперешнее путешествіе Вальтера тѣснѣйшимъ образомъ соединено съ общими ожиданіями насчетъ его въ этомъ домѣ…
— Съ общими ожиданіями, — согласился м-ръ Каркеръ тѣмъ же безмолвно оригинальнымъ образомъ.
— То я могу быть совершенно спокойнымъ, — продолжалъ капитанъ, — и до времени буду только смотрѣть во всѣ глаза, не пускаясь, однако же, ни въ какія предпріятія.
М-ръ Каркеръ благосклонно одобрилъ такую рѣшимость, a капитанъ еще благосклоннѣе выразилъ свое мнѣніе относительно того, что онъ, Каркеръ, прелюбезнѣйшій человѣкъ въ свѣтѣ, и что нехудо бы самому м-ру Домби брать примѣръ съ такого совершеннѣйшаго образца. Въ заключеніе капитанъ отъ полноты душевнаго удовольствія еще разъ протянулъ свою огромную руку, нѣсколько похожую на старый блокъ, и учинилъ такое дружелюбное пожатіе, что на мягкой ладони его пріятеля отпечатлѣлись видимые знаки трещинъ и щелей, какими нататуирована была капитанская десница.
— Прощайте, — сказалъ капитанъ, — прощайте, любезный другь. Я вообще держу языкъ на привязи и о пустякахъ толковать не люблю; a побесѣдовать о дѣлѣ съ умнымъ и образованнымъ человѣкомъ, — это ужъ мое дѣло. Извините, пожалуйста, если я такъ нечаянно оторвалъ васъ отъ вашихъ занятій.
— Ничего, ничего, — проговорилъ приказчикъ.
— Покорно благодарю. Каюта y меня невелика, — сказалъ капитанъ, возвращаясь назадъ, — но довольно уютна и чиста. Если какъ-нибудь завернете на Корабельную площадь, припомните домъ м-съ Макъ Стингеръ, небольшой, двухэтажный, номеръ девятый — не забудете? — толкнитесь въ двери и ступайте себе съ Богомъ наверхъ, ни на что не обращая вниманія. Мнѣ всегда пріятно будетъ васъ видѣть. Прощайте.
Послѣ этого гостепріимнаго приглашенія, капитанъ вышелъ изъ дверей, оставивъ м-ра Каркера въ его прежнемъ положеніи y камина. Было какоето отчаянно кошачье или тигровое выраженіе во всѣхъ его пріемахъ и обращеніи. Его проницательный и лукавый взглядъ, фальшивый, вѣчно осклабляющійся ротъ, безукоризненно чистый и накрахмаленный галстухъ и самыя бакенбарды, даже тихое движеніе его руки по бѣлой рубашкѣ и краснымъ жирнымъ щекамъ: все это выражало ужасно дикую и вмѣстѣ самую хитрую свирѣпость.
Невинный капитанъ Куттль вышелъ изъ его кабинета въ такомъ блаженномъ состояніи самопрославленія, которое сообщило обновленный и свѣжій видъ его широкому синему платью. "Держись крѣпче, Недъ, — сказалъ онъ самому себѣ. — Ты сегодня устроилъ судьбу молодыхъ людей! Да, ни больше, ни меньше. Чудесно устроилъ!"
Пропитанный съ головы до ногъ самымъ поэтическимъ вдохновеніемъ при мысли о великолѣпныхъ послѣдствіяхъ этого свиданія, капитанъ, очутившись въ передней, не могь не подшутить немножко надъ мромъ Перчемъ.
— Что, любезный, — сказалъ онъ ему, — губернаторы ваши всегда заняты? a? y нихъ ни минуты нѣтъ свободной? a?
Ho чтобы не слишкомъ огорчить добродушнаго малаго, который, вѣроятно, говорилъ, что приказано, капитанъ шепнулъ ему на ухо, что если онъ желаетъ малую толику хлебнуть тепленькой водицы съ ямайскимъ ромкомъ, такъ чтобы немедленно слѣдовалъ за нимъ. Маршъ, маршъ!
Но прежде, чѣмъ выйти изъ дверей, капитанъ, къ немалому изумленію писарей, началъ, съ таинственнымъ видомъ, обозрѣвать конторское заведеніе, какъ частицу будущихъ огромныхъ владѣній своего молодого друга. Кассовая комната обратила на себя его особенное вниманіе; но чтобы не показаться въ нѣкоторомъ родѣ любопытнымъ, онъ ограничился простымъ одобреніемъ и, деликатно раскланявшись съ писарями съ видомъ учтивости и вмѣстѣ съ тѣмъ покровительства, поспѣшно вышелъ изъ дверей. На улицѣ немедленно догналъ его м-ръ Перчъ, и они отправились въ ближайшую таверну, чтобы на скорую руку выпить и закусить. М-ръ Перчъ, какъ человѣкъ подначальный, не могь долго медлить.
— Выпьемъ-ка, — сказалъ капитанъ, — за здоровье Вальра.
— За чье?
— За здоровье Вальра, — повторилъ капитанъ громовымъ голосомъ.
М-ръ Перчъ не спрашивалъ больше; но, обращаясь къ впечатлѣніямъ дѣтства, онъ припомнилъ, что былъ когда-то стихотворецъ {Поэтъ Валлеръ (Waller), прославившійся мелкими лирическими стихотвореніями и замѣчательный по легкости и чистотѣ языка; жилъ въ половинѣ семнадцатаго вѣка. Прим. перев.}, носившій это имя, и потому очень удивился, что капитанъ задумалъ предложить въ Сити тостъ за здоровье стихотворца, который давнымъ-давно отправился на тотъ свѣтъ. Это въ нѣкоторомъ смыслѣ показалось даже обиднымъ м-ру Перчу. Еще бы предложили ему соорудить иамятникъ Шекспиру на публичной площади! На что это похоже? Словомъ, нехорошо, очень нехорошо. Онъ ужъ лучше ничего не скажетъ объ этой исторіи своей женѣ. М-съ Перчъ въ такомъ положеніи, что пугать ее ничѣмъ не должно, a то долго ли до грѣха? На грѣхъ вѣдь мастера нѣтъ, и дураку законъ не писанъ.
