Элиза Ожешко - Господа Помпалинские
— А у тебя, кузина, есть еще какие-нибудь огорчения? — спросил Павел.
Она молчала, потупив глаза.
— Да, я страдаю оттого, что ты боишься нужды и из-за этого готов пожертвовать всем, — с неожиданной смелостью сказала она.
— Как мне горько это слышать, Роза! — воскликнул Павел. Он снова сжал ей руки и с лицом, преображенным решимостью, долго и горячо шептал ей что-то…
Наконец Роза отняла у него дрожащую руку и, вся светясь счастьем, точно на крыльях впорхнула в соседнюю комнату — болезни и горя как не бывало!
— Мамочка! — тихо позвала она.
Пани Адель прервала оживленный разговор с гостем и вышла на кухню.
— Мамочка! — шепнула Роза. — Надо бы чем-нибудь угостить графа…
— Трудную ты мне задала задачу, детка. Из пустого сосуда даже царь Соломон не наполнил бы стаканов… — с полушутливой, полуозабоченной улыбкой промолвила мать.
— Может, самовар поставить, — предложила Роза.
— Поставь, — ответила мать, — у нас есть немного чаю, но где взять сахар и хлеб?..
Роза покосилась на серебряную монетку, блестевшую на столе под лампой, но мать покачала головой.
— Нет, детка, это на завтра… Не годится сегодня угощать гостей, а самим завтра голодать… Граф производит впечатление доброго человека и не будет на нас в претензии за плохой прием.
— Еще бы! — подтвердил Павел, который услышал конец разговора. — Он скоро уйдет, ему просто хотелось с вами познакомиться.
— Чего он хотел, я не знаю, — с живостью ответила пани Адель, — но зачем вы его привели — я догадываюсь. Спасибо, что не оставили в беде, — прибавила она, протягивая руку покрасневшему Павлу.
— Не за что меня благодарить, — весело отозвался Павел и поцеловал ей руку. — Бог, которому ведомы наши тайные помыслы, видит, что я действую небескорыстно.
Сказал и искоса посмотрел на Розу, а пани Адель улыбнулась и шутливо погрозила ему пальцем. Счастье дочери и неожиданный визит богатого родственника вселили в нее смутную надежду.
Когда она вернулась в комнату, вид у нее был задумчивый. Как заговорить с графом о самом важном — о работе для мужа и для нее? Извлекать выгоду из первого же визита богатого родственника, конечно, неудобно, но положение настолько безвыходное, что она решила побороть чувство неловкости и ложного стыда.
Каково же было ее изумление, когда, садясь на прежнее место у стола, она услышала, как муж проговорил:
— То, что я сейчас скажу, может вам показаться странным и даже неприличным: к гостю не принято обращаться с такими просьбами, к тому же мы едва знакомы… Но жизнь вынуждает порой человека забывать о самолюбии и строгом этикете, — единым духом выпалил пан Вандалин и замолчал, опустив глаза и тяжело отдуваясь и сопя.
— Я хотел бы попросить у вас, граф… — начал он и снова замолчал.
На его покрасневшем лбу выступили капли пота, но он, видно, твердо решил договорить до конца и не отступил бы, если бы не Цезарий. Услышав слово «попросить», он взял его за руку и участливо сказал:
— Не надо, я все знаю! Павлик уже говорил мне, что вы ищете работу…
— Да, да! — воскликнул пан Вандалин. Его ободрил сочувственный взгляд и ласковый голос молодого графа. — Мне очень нужна работа, чтобы прокормить семью… Мы бедны, но бедность — не порок, и в том, что с нами случилось, мы не повинны и нам нечего стыдиться. А вот вынужденное безделье и моя проклятая туша день и ночь жгут меня стыдом… — Он растопырил руки, словно предоставляя гостю самому убедиться в этом, и с ожесточением продолжал: — Взгляните на меня… ведь я похож на разжиревшего борова, на бездельника, не знающего никаких забот… Раздобрел в прежние годы на даровых помещичьих хлебах… Правда, что греха таить, любил я вкусно поесть, и обеды в Квечине славились…
— Вандалин! — шепнула жена, желая прекратить поток воспоминаний о былом величии квечинской кухни.
— Да, душенька, ты, как всегда, права, — отозвался муж. — К чему вспоминать прошлое, к тому же это вряд ли интересно графу…
— Напротив, меня интересует все, что касается вас, — искренне и сердечно сказал Цезарий.
— Я сразу понял, что вы добрый, хороший юноша! — воскликнул пан Вандалин и взял его руку. — Простите, что я вас так называю, но ведь я гожусь вам в отцы…
— Прошу вас, обращайтесь со мной по-родственному, — сказал Цезарий.
Эти слова окончательно покорили сердце пана Ван-далина. Он отбросил всякие церемонии и, с надеждой глядя на Цезария, молящим голосом проговорил:
— Будьте благодетелем, найдите для меня работу в своем имении. Я могу быть управляющим… как-никак я ведь на этом деле зубы проел… Но я согласен и на более скромную должность: приказчика, гуменщика… лишь бы работать.
Он говорил, и слезы застилали ему глаза, в которых читалась горячая просьба и ожидание приговора, означавшего жизнь или смерть дорогих ему существ.
Пани Адель, положив на стол руки с переплетенными пальцами и опустив глаза, стояла напротив гостя в позе, исполненной достоинства и глубокой скорби. Роза, войдя в комнату и услышав речь отца, широко раскрытыми глазами с испугом уставилась на молодого, незнакомого родственника, в чьих руках находилась их судьба.
Цезарий обвел лучистым взглядом эти милые, измученные лица, с надеждой воззрившиеся на него, и от волнения не мог вымолвить ни слова. Но вот он встал и с жаром воскликнул:
— Как я счастлив! Как счастлив, что могу вам помочь, — уже тише и спокойней повторил он. — У меня есть несколько фольварков, и там, несомненно, найдется для вас работа. — Он призадумался и огорченно прибавил: —По правде говоря, я никогда не занимался делами и толком не знаю… Павел, — обратился он к другу, — как по-твоему, найдется в Малевщизне…
Он покраснел и опустил глаза, устыдившись своего неведения. Но его выручил Павел, заявив, что при имениях состоит многочисленный штат служащих и каждый год освобождается какое-нибудь место.
— Я даже знаю, — прибавил он, — что управляющий из Белых Горок через несколько месяцев берет расчет…
Цезарий приветливо посмотрел на пана Вандалина и, протягивая ему руку, сказал:
— Искренне буду рад, если вы согласитесь занять это место.
Пан Вандалин онемел от счастья. Роза молитвенно сложила руки и не сводила глаз с молодого родственника.
Цезарий, опасаясь, как бы его не начали благодарить, быстро подошел к пани Адели.
— Вы действительно относитесь ко мне как к своему родственнику?
— Как к самому доброму и благородному! — ответила пани Адель.
— В таком случае… — Цезарий покраснел и, вынув из кармана кошелек, с просьбой в голосе сказал — …возьмите, пожалуйста, на расходы, на переезд в Белые Г орки…
— Граф… — Пан Вандалин побагровел и с видом смертельно оскорбленного человека хотел отстранить руку Цезария. Но жена остановила его взглядом.
— Вандалин, мы поступили правильно, когда отказались от щедрой милостыни, которую прислали нам с лакеем дядя и брат графа Цезария в ответ на нашу просьбу дать работу. Они заявили, что не потерпят, чтобы их родственница была женой приказчика или управляющего домом. Но обидеть друга, который чистосердечно предлагает нам помощь, — грешно! Граф, я беру эти деньги в счет будущего жалованья мужа и моего, — надеюсь, вы согласитесь сделать меня своей экономкой. Увидите, какой доход я получу от продажи молока, а уж индеек откормлю для вашего стола на славу…
Она старалась говорить шутливо, но голос у нее дрожал. Взяв у Цезария ассигнации, она прошептала:
— Эти деньги спасут жизнь нашей дочери. — И, не в силах больше сдерживать волнение, эта мужественная, энергичная женщина, без единой слезинки переносившая горе, лишения и всевозможные удары судьбы, закрыла руками лицо и разрыдалась.
Когда друзья прощались с хозяевами, пани Адель успокоилась, ее муж не скрывал своей радости, а Роза была оживлена и казалась совсем здоровой.
— До свидания, кузен! — с улыбкой промолвила она.
— До завтра, дорогая! — шепнул Павел и поцеловал ей руку.
— Позвольте мне навестить вас еще раз, — подходя к пани Адели, сказал Цезарий. — В деревне, надеюсь, мы будем видеться часто.
Первым выйдя из квартиры своих новых друзей, Цезарий, пока не успела еще за Павлом закрыться дверь, увидел: мать с дочерью бросились друг другу на шею, а отец семейства, ошеломленный такой неожиданной переменой в судьбе, рухнул на колени и, воздев кверху короткие, толстые руки, со слезами воскликнул:
— Дай тебе бог здоровья, счастья и долгую жизнь на благо людям, благородный, добрый и отзывчивый юноша!
Когда молодые люди вернулись в гостиницу и камердинер Ян, внеся свечи, удалился, Павел спросил, улыбаясь:
— Ну, что, Цезарий, приятно иметь миллионы?
— Да! — пылко откликнулся Цезарий и крепко пожал ему руку. — Сегодня я впервые понял, что деньги могут приносить радость. Ни на что на свете, даже на объятия любимой, не променял бы я того, что пережил четверть часа назад. Хотя я очень страдаю…
