Фрэнсис Фицджеральд - Успешное покорение мира
— Какую? — презрительно бросила Джозефина. — Шекспира или еще того хлестче! Известно ли вам, что в Чикаго сейчас есть по крайней мере с десяток поэтов, которые превзошли Шекспира?
Джон Бейли скромно усмехнулся:
— Ну нет. В лучшем случае один.
— А я считаю, с десяток, — не унималась новообращенная.
— В Йельском университете преподает Билли Фелпс…[66] — начал Говард Пейдж, но Джозефина азартно перебила:
— Как бы то ни было, вовсе не обязательно ждать, пока человек умрет, чтобы его оценить. Но мама обычно так и поступает.
— Ничего подобного, — возразила миссис Перри. — Говард, разве я такое говорила?
— В Йельском университете преподает Билли Фелпс… — сделал вторую попытку Говард, но на этот раз его перебил мистер Перри:
— Мы уклоняемся от темы. Этот молодой человек хочет, чтобы моя дочь сыграла в его пьесе. Если в пьесе нет ничего постыдного, я не против.
— В Йельском…
— Но я не допущу, чтобы Джозефина выходила на сцену в составе смешанной черно-белой труппы. Какая мерзость!
— Мерзость! — Джозефина испепелила его взглядом. — По-твоему, здесь, в Лейк-Форесте, мало мерзостей?
— Но они тебя не касаются, — сказал ее отец.
— Неужели?
— Да, — отрезал он. — Никакие мерзости тебя не касаются. Разве что по твоей вине. — Он повернулся к Джону Бейли. — Как я понимаю, вам нужны деньги.
Джон вспыхнул:
— Нужны. Только не подумайте…
— Ладно, ладно. Мы все здесь много лет поддерживаем оперную труппу; новшества меня не пугают. У нас есть знакомые дамы, которые входят в ваш комитет, и я считаю, они не допустят никаких глупостей. Какая сумма вам потребуется?
— Тысячи две.
— Хорошо, соберите половину, а остальное я добавлю, но у меня три условия. Первое — никаких черных; второе — мое имя нигде не должно фигурировать, равно как и имя моей дочери; и третье — вы сейчас дадите мне слово, что она не будет играть сомнительные роли или выступать с заявлениями, которые могут огорчить ее мать.
Джон Бейли задумался.
— Последнее условие принять трудновато, — выговорил он. — Откуда я знаю, что может огорчить ее мать? Бранных слов, естественно, не будет. Да у меня во всей пьесе ни одного скабрезного выражения.
Глядя на их дочь, он медленно заливался краской.
— К Джозефине никакие мерзости не пристают, если она сама этого не хочет, — повторил мистер Перри.
— Я вас понял, — сказал Джон Перри.
Обед закончился. Миссис Перри поглядывала в сторону прихожей, где разгорелся какой-то спор.
— Может быть, нам…
Не успели они выйти из гостиной, как перед ними возникла горничная, за которой следовал местный блюститель порядка в невразумительной форме начальственного синего цвета.
— Приветствую, мистер Келли. Пришли взять нас под стражу?
Келли неловко замялся:
— Есть здесь мистер Бейли?
Джон, который успел отойти в сторону, резко повернулся:
— А в чем дело?
— Для вас поступило срочное сообщение. Отправитель пытался найти вас здесь, но безуспешно: тогда он позвонил констеблю, то есть мне.
Жестом подозвав к себе Джона Бейли, он стал что-то ему говорить и в то же время кивками побуждал его выйти на крыльцо для приватной беседы; слова его, даже приглушенные, разносились по всей комнате.
— …в больнице Святого Антония… ваша жена перерезала себе вены и открыла газ… вам нужно торопиться.
Когда они вышли за дверь, констебль заговорил в полный голос:
— Пока неизвестно… Если не на поезде, то на такси…
Они быстро удалялись по аллее. Джозефина видела, как Джон, споткнувшись у ворот, неловко ухватился за живую изгородь, а потом гигантскими шагами бросился к небольшому полицейскому «форду». Констебль еле поспевал следом.
IV
Несколько минут спустя, когда Джон Бейли со своими неприятностями скрылся из виду, они вышли из ступора. Мистер и миссис Перри в ужасе пытались сообразить, насколько глубоко увязла в этом деле Джозефина; потом их разобрала злость оттого, что Джон Бейли явился к ним в дом, хотя не мог не чувствовать беду.
— Ты знала, что он женат? — допытывался мистер Перри.
Джозефина плакала, стиснув зубы; он отвернулся.
— Они жили раздельно, — прошептала она.
— Похоже, она знала, где его искать.
— Он ведь газетчик, — сказала ее мать. — Пускай позаботится, чтобы эта история не попала в газеты. Или, может быть, тебе следует вмешаться, Герберт?
— Я о том же подумал.
Говард Пейдж смущенно поднялся со своего места, не зная, как сказать, что ему хочется успеть на финал теннисного турнира. Мистер Перри проводил его до дверей, и после краткой, но серьезной беседы Говард кивнул.
Прошло полчаса. К входу подъезжали на автомобилях какие-то посетители, но им говорили, что хозяев нет дома. В послеполуденной летней жаре Джозефина ощутила пульсацию; вначале ей подумалось, что это жалость, потом — раскаяние, но в конце концов она поняла. «Надо от этого отгородиться, — говорила она в такт биению воздуха. — Какое мне дело? С его женой я, можно считать, незнакома. Он сам говорил, что…»
Мало-помалу Джон Бейли начал расплываться в тумане. Да кто он такой, в конце-то концов, — просто случайный знакомый, который на прошлой неделе заговорил с ней для того, чтобы похвалиться написанной пьесой. Их ничто не связывало.
В четыре часа пополудни мистер Перри позвонил в больницу Святого Антония, но смог добиться нужных сведений только от знакомого начальника медицинской части. Когда миссис Бейли сообразила, что дела ее совсем плохи, она позвонила в полицию, и копы, очевидно, подоспели вовремя. Она потеряла много крови, но при отсутствии осложнений…
Немного успокоившись, родители обратили свой гнев на Джозефину, которая вечно лезла в пекло.
— Одного не могу понять: зачем тебе знаться с людьми такого сорта? Разве обязательно гулять по задворкам Чикаго?
— Этот молодой человек не имел права сюда приходить, — бушевал ее отец, — и прекрасно это понимал.
— Да кто он вообще такой? — стонала миссис Перри.
— Он сказал, что ведет свой род от Карла Великого, — ответила Джозефина.
Мистер Перри хмыкнул:
— Мы как-нибудь обойдемся без потомков Карла Великого. В молодые годы следует общаться с людьми своего круга, пока не разберешься, кто есть кто. А с женатыми вообще нельзя связываться.
Но Джозефина уже пришла в себя. Она выпрямилась, и в глазах у нее появился колючий блеск.
— Ох, не смеши меня! — выкрикнула она. — С женатыми нельзя связываться! А женатым можно встречаться с посторонними женщинами?
Не в силах вынести очередную сцену, миссис Перри удалилась. Дождавшись, когда мать окажется за пределами слышимости, Джозефина пошла ва-банк:
— Не тебе меня поучать!
— Стоп! Я уже слышал от тебя нечто подобное и был неприятно поражен. К чему ты клонишь?
— Можно подумать, ты никогда и никого не приглашал на обед в отель «Ла-Гранж».
— «Ла-Гранж»… — Истина дошла до него не сразу. — Как же, как же! — Его разобрал смех. Потом он чертыхнулся, поспешил на лестничную площадку и позвал жену.
— Ну-ка сядь, — приказал он Джозефине. — Расскажу тебе одну историю.
Через полчаса мисс Джозефина Перри вышла из дому и отправилась на финал первенства западных штатов по теннису. На ней было одно из новых осенних платьев прямого покроя, с расклешенной по бокам юбкой и пышными белыми манжетами. У стадиона кто-то из знакомых сообщил, что племянник миссис Макрэй пока не может переиграть ветерана; тогда она вернулась мыслями к водевилю и немного пожалела о своем решении. Не увидев ее на сцене, люди могут заподозрить неладное.
Ее появление на трибуне было встречено громом неистовых оваций — на самом деле это завершился финал. Зрители устремились к центральному корту, чтобы поздравить чемпиона; подхваченная толпой, Джозефина оказалась как раз перед входом и столкнулась лицом к лицу с племянником миссис Макрэй. И не ударила в грязь лицом. С печально-трогательной улыбкой, как будто истосковавшись, Джозефина протянула ему руку и заговорила чистым, звонким голоском:
— Мы все ужасно переживаем.
На миг возбужденная толпа умолкла. Скромно потупившись и не выходя из образа, Джозефина попятилась; ее собеседник вытаращил глаза и глупо раскрыл рот; вокруг засмеялись. Рядом с ней возник Тревис де Коппет.
— Ну, отмочила! — воскликнул он.
— А в чем дело? Что…
— «Переживаем»! Он же выиграл! Впервые вижу, чтобы человек смог так собраться.
На премьере водевиля Джозефина все же сидела рядом с родителями. Повернув голову, она заметила Джона Бейли, стоявшего сзади. Вид у него был тоскливый, и она его пожалела, зная, что пришел он в надежде хоть одним глазком увидеть ее. Что ж, он, по крайней мере, увидел, что она не унизилась до подобной чуши.
