Чарльз Диккенс - Домби и сын
— Стало быть, я пойду теперь гулять, чтобы не мѣшать вамъ.
— Хорошо, дружокъ, хорошо, — отвѣчалъ капитанъ. — Гуляй себѣ, сколько хочешь, и чѣмъ дольше, тѣмъ лучше.
Вальтеръ, въ знакъ согласія, махнулъ рукой и пошелъ своей дорогой.
Для него было все равно, куда бы ни идти; однако-жъ, онъ хотѣлъ бы выбраться за городъ, въ какое-нибудь предмѣстье, чтобы гдѣ-нибудь подъ деревомъ, на свободѣ помечтать о своей загадочной судьбѣ. Его выборъ палъ на Гапстедъ, и онъ туда отправился по той улицѣ, гдѣ жилъ м-ръ Домби.
Величавъ и мраченъ былъ домъ м-ра Домби, какъ и всегда. Все было въ немъ тихо и спокойно, какъ въ могильномъ склепѣ, и только вѣтерь, колыхавшій сторы въ отворенныхъ окнахъ верхняго этажа, былъ признакомъ нѣкоторой жизни и движенія. Тихо прошелъ Вальтеръ мимо печальнаго жилища, и на душѣ его сдѣлалось отраднѣе, когда онъ очутилсь передъ другими домами.
Ho сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, онъ оглянулся назадъ и началъ пристально всматриваться въ верхнія окна съ такимъ участіемъ, какое всегда чувствовалъ къ этому мѣсту послѣ романическаго ириключенія съ Флоренсой. Въ эту минуту къ воротамъ подъѣхала небольшая коляска, откуда выскочилъ джентльменъ въ черномъ фракѣ и съ тяжелою часовою цѣпочкой. Припоминая послѣ этого джентльмена съ его экипажемъ, Вальтеръ безъ труда угадалъ въ немъ знаменитаго врача, и дивился, для кого теперь понадобилась его помощь. Но эти мысли не вдругъ пришли ему въ голову. Другія мечты, другія думы занимали его.
Вальтеръ съ удовольствіемъ воображалъ, что, быть можетъ, наступитъ время, когда прекрасная дѣвушка — его старинный другъ, благородный, чувствительный и нѣжный, напомнитъ о немъ своему брату и заставитъ принять участіе въ его судьбѣ. Впрочемъ, и въ эту минуту его радовали не столько житейскіе разсчеты, сколько утѣшительная мысль, что прелестное созданіе еще помнить его и всякій разъ встрѣчается съ нимъ съ видимымъ удовольствіемъ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ не могъ удалить отъ себя болѣе основательнаго и зрѣлаго размышленія, что въ его продолжительное отсутствіе Флоренса, богатая, гордая и счастливая, выйдетъ замужъ и если еще будетъ по временамъ вспоминать о немъ при этомъ новомъ образѣ жизни, то не болѣе, какъ о дѣтской игрушкѣ, которая когда-то ее забавляла.
Между тѣмъ Вальтеръ представлялъ прекрасную дѣвочку, встрѣченную имъ среди грязной улицы, въ такомъ идеальномъ свѣтѣ, и такъ живо рисовалъ въ своемъ воображеніи ея невинное личико съ выраженіемъ искренней признательности и дѣтской восторженности, что онъ съ презрѣніемъ отвергнулъ дерзкую мысль, будто Флоренса можетъ современемъ сдѣлаться гордою, и устыдился за самого себя, какъ за клеветника. Мало-по-малу размышленія его приняли такой фантастическій характеръ, что онъ считалъ уже непростительною дерзостью воображать Флоренсу взрослою женщиной и только позволялъ себѣ думать о ней не иначе, какъ о беззащитномъ миломъ ребенкѣ, точь-въ-точь, какою она была во времена д_о_б_р_о_й б_а_б_у_ш_к_и, м-съ Браунъ. Наконецъ, Вальтеръ основательно разсудилъ, что ему вовсе непростительно мечтать о Флоренсѣ. "Пусть — думалъ онъ — ея прелестный образъ сохранится въ душѣ моей, какъ недостижимый идеалъ съ рукою ангела, удерживающаго меня отъ дурныхъ мыслей и поступковъ".
Долго бродилъ Вальтеръ въ предмѣстьи Лондона на открытомъ воздухѣ, съ жадностью вдыхая испаренія цвѣтовъ, прислушиваясь къ пѣнію птицъ, къ праздничному звону колоколовъ и къ глухому городскому шуму. Иногда, съ глубокой грустью, онъ посматривалъ въ даль, на безпредѣльный горизонтъ, туда, гдѣ лежала цѣль его морского путешествія, и въ тоже время съ еще большей грустью любовался зелеными лугами своей родины и прелестными ландшафтами.
Наконецъ, Вальтеръ вышелъ изъ предмѣстья и тихонько побрелъ домой, продолжая размышлять о своей горемычной судьбѣ. Вдругъ басистый мужской голосъ и пронзительный крикъ женщины, произносившей его имя, вывели его изъ задумчивости. Съ изумленіемъ оглядываясь назадъ, онъ увидѣлъ извозчичью карету, спѣшившую за нимъ вдогонку. Когда экипажъ остановился, кучеръ, съ кнутомъ въ рукахъ, соскочилъ съ козелъ, a молодая женщина почти всѣмъ корпусомъ высунулась изъ окна кареты и начала подавать Вальтеру энергическіе сигналы. Приближаясь къ экипажу, онъ открылъ, что молодая женщина была Сусанна Нипперъ, и что она, Сусанна Нипперъ, находилась въ такомъ тревожномъ состояніи, что почти выходила изъ себя.
— Сады Стаггса, м-ръ Вальтеръ, — сказала миссъ Нипперъ, — ради Бога, сады Стаггса!
— Что такое? — вскричалъ Вальтеръ. — О чемъ вы хлопочете?…
— О, сдѣлайте милость, м-ръ Вальтеръ, — говорила Сусанна, — сады Стаггса, чортъ бы ихь побралъ!
— Вотъ, сударь, — вскричалъ извозчикъ, съ видомъ рѣшительнаго отчаянія, — ужъ битый часъ кружимся мы взадъ и впередъ, и эта молодая барыня гоняетъ меня по такимъ мѣстамъ, гдѣ самъ дьяволъ голову сломитъ. Много повозилъ я на своемъ вѣку, a еще такихъ сѣдоковъ не видывалъ.
— Зачѣмъ вамъ сады Стаггса, Сусанна? — спросилъ Вальтеръ.
— Поди, спрашивай ее! Наладила себѣ одно и то же, да и только, — проворчалъ извозчикъ.
— Да гдѣ они, Боже мой? — вскрикнула Сусаына, какъ помѣшанная. — Вѣдь я однажды, м-ръ Вальтеръ, сама была тамъ, вмѣстѣ съ миссъ Флой и нашимъ бѣдненькимъ Павломъ, въ тотъ самый день, какъ вы нашли миссъ Флой въ Сити, когда мы потеряли ее на возвратномъ пути, то есть, я и м-съ Ричардсъ; да еще помните — бѣшеный быкъ и Котелъ, кормилицынъ сынишка, и послѣ я туда ѣздила, a вотъ никакъ не припомню, сквозь землю видно провалились, черти бы ихъ побрали! Ахъ, м-ръ Вальтеръ, пожалуйста, не оставляйте меня… Сады Стаггса, съ вашего позволенія!.. Любимецъ миссъ Флой, нашъ общій любимецъ, кроткій, миленькій, бѣдненькій Павелъ!.. Ахъ, м-ръ Вальтеръ!
— Боже мой! — вскричалъ Вальтеръ, — неужели онъ боленъ?
— Голубчикъ! — воскликнула Сусанна, ломая руки, — забралъ себѣ въ голову посмотрѣть на старую кормилицу, a я и вызвалась съѣздить за м-съ Стаггсъ, въ сады Полли Тудль!.. Эй! кто-нибудь! куда проѣхать къ Стаггсовымъ прудамъ?
Узнавъ теперь, въ чемъ дѣло, Вальтеръ иринялъ такое жаркое участіе въ хлопотахъ Сусанны Нипперъ, что извозчичьи клячи едва поспѣвали бѣжать по его слѣдамъ. Онъ метался изъ стороны въ сторону, какъ угорѣлый, и спрашивалъ всѣхъ и каждаго, гдѣ дорога къ садамъ Стаггса.
Не было въ Лондонѣ ничего, похожаго на сады Стаггса: они исчезли съ лица земли. Тамъ, гдѣ прежде торчали гнилыя бесѣдки, теперь великолѣпные дворцы до облаковъ поднимали свои головы, и гранитные колонны гигаитскаго размѣра красовались передъ самыми рельсами. Жалкій, ничтожный пустырь, заваленный всякою дрянью, пропалъ, сгинулъ, и вмѣсто его, какъ изъ земли, выросли длинные ряды амбаровъ и магазиновъ съ дорогими и рѣдкими товарами. Прежнія захолустья превратились въ шумныя улицы, набитыя народомъ и разнообразными экипажами; какъ будто, по всесильному мановенію волшебницы, возникъ изъ ничтожества цѣлый городъ, откуда со всѣхъ сторонъ стекались жизненныя удобства, о которыхъ прежде никому и не грезилось. Мосты, ни къ чему прежде не нужные, вели теперь въ прекрасныя дачи, сады, публичныя гулянья. Остовы домовъ и новыхъ улицъ растянулись за городъ чудовищною цѣпью и помчались во всю прыть по слѣдамъ паровоза. Бойкіе жители глухого околотка, не признававшіе желѣзной дороги въ бѣдственные дни ея борьбы, раскаялись давнымъ-давно съ христіанскимъ смиреніемъ и гордились теперь своею могучею сосѣдкой. Все и всѣ заимствовали новый титулъ отъ желѣзной дороги. Появились желѣзнодорожные магазины, журналы, газеты, гостиницы, кофейные дома, постоялые дворы, рестораны, желѣзнодорожные планы, ландкарты, виды, обертки, бутылки, кареты, извозчичьи биржи, желѣзнодорожные омнибусы, дилижансы, рельсовыя улицы и зданія, даже спеціальные зѣваки, пролазы, льстецы, имъ же нѣсть числа. Самое время измѣрялось по часамъ желѣзной дороги, какъ будто и солнце уступило ей свое мѣсто. Заносчивый трубочистъ, старинный нашъ знакомецъ, закоснѣлый невѣръ между всѣми вольнодумцами садовъ Стаггса, изволилъ теперь жительствовать въ оштукатуренномъ трехэтажномъ домѣ, и на вывѣскѣ его красовались огромныя золотыя буквы, гласившія: "Подрядчикъ для очищенія машинами трубь на желѣзной дорогѣ".
День и ночь отъ сердца этого могучаго богатыря съ шумомъ и съ ревомъ отплывали огромные потоки, увлекавшіе чудовищныя массы. Толпы народу и цѣлыя горы товаровъ, отвозимыхъ и привозимыхъ, производили на этомъ мѣстѣ безпрестанное броженіе, ни на минуту неумолкавшее въ продолженіе сутокъ. Самые домы какъ будто укладывались и сбирались прокатиться по быстрымъ рельсамъ. Мудрые члены парламента, которые не далѣе какъ лѣтъ за двадцать, вдоволь потѣшались надъ д_и_к_и_м_и теоріями инженеровъ, предстоявшихъ на экзаменѣ иередъ грозными очами, изволили теперь отправляться къ сѣверу съ часами въ рукахъ, доложивъ напередъ о своемъ путешествіи посредствомъ элекрическаго телеграфа. День и ночь побѣдоносные паровозы ревѣли изо всѣхъ силъ и, совершивъ богатырскую работу, вступали, какъ ручные драконы, въ отведенные уголки, выдолбленые для ихъ пріема не болѣе какъ на одинъ дюймъ: они кипѣли, бурлили, дрожали, потрясали стѣны, какъ будто сознавая въ себѣ присутствіе новыхъ великихъ силъ, которыхъ еще никто не открылъ въ нихъ.
