Чарльз Диккенс - Домби и сын
— Что такое, дружище? — спросилъ капитанъ съ тревожнымъ участіемъ, — не случилось ли чего опять съ нашимъ старикомъ?
— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ Вальтеръ — все обстоитъ благополучно, да только впустите меня.
Капитанъ выразилъ свое удовольствіе и сказалъ, что сейчасъ сойдетъ внизъ отворить дверь.
— Зачѣмъ же ты такъ рано пришелъ, Валли? — спросилъ Куттль, сомнительно посматривая на молодого человѣка, когда они взбирались наверхъ.
— Дѣло вотъ видите ли въ чемъ, любезный канитанъ, — сказалъ Вальтеръ, усаживаясь на стулъ, — я боялся не застать васъ дома, a между тѣмъ мнѣ нужно кой о чемъ съ вами потолковать.
— Хорошо, хорошо, — сказалъ капитанъ, — да чѣмъ тебя угостить, мой милый?
— Угостите меня вашимъ совѣтомъ, капитанъ Куттль, — отвѣчалъ Вальтеръ улыбаясь. — Больше мнѣ ничего не нужно.
— Ну, говори. Мои уши къ твоимъ услугамъ.
Вальтеръ разсказалъ о своихъ дѣлахъ и о затрудненіяхъ насчетъ дяди Соломона, если капитанъ не ириметъ на себя труда извѣстить его объ угрожающей бѣдѣ. Ничто не могло сравниться съ ужаснымъ изумленіемъ и даже оцѣпенѣніемъ Куттля, когда молодой человѣкъ раскрылъ передъ нимъ страшную перспективу, совершенно опрокидывавшую его смѣлые планы и надежды. Лицо его утратило всякое выраженіе, и онъ стоялъ, какъ статуя, въ синемъ балахонѣ и нахлобученной лощеной шляпѣ.
— Такъ вотъ, видите ли, капитанъ Куттль, — продолжалъ Вальтеръ, — обо мнѣ тутъ, собственно говоря, безпокоиться нечего: я молодъ и егде не велика птица, какъ выразился однажды м-ръ Домби. Я знаю, мнѣ самому надобно пробить дорогу въ свѣтѣ и, надѣюсь, дорога будетъ пробита; но есть, однако же, два пункта, которые не выходятъ y меня изъ головы. Дядя мой, вы знаете, считаетъ меня гордостью и отрадою своей жизни, хотя, разумѣется, я вовсе не заслуживаю такого мнѣнія. Что вы на это скажете, Куттль?
Капитанъ, казалось, старался побѣдить свой испугъ и сообщить своему лицу прежнее выраженіе; но всѣ усилія были тщетны, и лощеная шляпа кивала съ безмолвнымъ изумленіемъ.
— Если даже я буду живъ и здоровъ, все-таки, оставивъ Англію, я едва ли увижу когда своего дядю. Онъ уже старъ, капитанъ Куттль, и въ его годы было бы тяжело разставаться съ любимыми людьми. Если, какъ нѣкогда вы говорили, онъ могъ умереть отъ потери мичмана, съ которымъ такъ свыкся въ продолженіе многихъ лѣтъ, то не скорѣе ли можно заключить, что онъ умретъ отъ потери…
— Своего племянника, — перебилъ капитанъ. — Справедливо!
— Вотъ почему, капитанъ Куттль, мы, съ своей стороны, непремѣнно должны увѣрить старика, что разлука во всякомъ случаѣ будетъ временная. Но вы понимаете, что всего менѣе я способенъ былъ бы сохранить хладнокровіе, если бы самъ попытался увѣрить его въ этомъ. Вы, и только вы одни, можете приличнымъ образомъ сообщить ему горестную вѣсть, и я васъ усердно прошу не отказываться отъ этого порученія. Это первый пунктъ.
— И бѣдный парнюга унырнетъ отъ нея за тридевять земель въ тридесятое царство! — замѣтилъ капитанъ созерцательнымъ тономъ.
— Что вы сказали, капитанъ Куттль?
— Погоди, мой милый, погоди! — глубокомысленно возразилъ капитанъ.
Молодой человѣкъ остановился въ то. мъ предположеніи, что капитанъ собирается съ мыслями и хочетъ что-нибудь прибавить къ своему восклицанію. Но прошло нѣсколько минутъ, a кагштанъ не сказалъ ни слова. Вальтеръ продолжалъ:
— Теперь — второй пунктъ, капитанъ Куттль. Съ горестью долженъ я сказать, что м-ръ Домби за что-то меня очень не жалуетъ. Я выбивался и выбиваюсь изо всѣхъ силъ, чтобы заслужить его благоволеніе, но все напрасно, и я очень хорошо вижу, что онъ не любитъ меня. Ему трудно, да онъ и не старается скрыть своихъ чувствъ, и моя опала слишкомъ очевидна для всѣхъ. Мое назначеніе въ Барбадосъ — ничто иное, какъ слѣдствіе этой опалы, и м-ръ Домби, говоря мнѣ объ этомъ, нисколько не позаботился подсластить горькую пилюлю. Это не только, не поведетъ меня къ возвышенію въ торговомъ домѣ, — совсѣмъ напротивъ: я имѣю причины думать, что эта поѣздка должна окончательно разрушить мою карьеру. Такъ вотъ видите ли, капитанъ Куттль: объ этомъ, само собою разумѣется, мы тоже ничего не должны говорить дядѣ Соломону; напротивъ, онъ долженъ воображать, что м-ръ Домби назначаетъ меня въ Барбадосъ не иначе, какъ изъ особеннаго ко мнѣ благоволенія. Я бы, признаться, и вамъ ничего не сказалъ объ этомъ пунктѣ; но если, по ту сторону океана, мнѣ суждено будетъ погибнуть, надобно, чтобы хоть одинъ человѣкъ въ Лондонѣ зналъ о моемъ настоящемъ положеніи. Къ тому же — почему знать? — можетъ быть, при случаѣ, вы, какъ истинный другъ, найдете возможность подать руку помощи бѣдному страннику.
— Валли, другъ мой, — возразилъ капитанъ съ видомь необыкновеннаго добродушія, — въ притчахь сказано: "На всякое время другъ да будетъ тебѣ въ нуждѣ"… и бутылка вина для угощенія! Отыщи это мѣсто и положи закладку {Но Вальтеръ напрасно сталъ бы искать этого мѣста въ Соломоновыхъ притчахъ. Читатели вѣроятно замѣтили, что капитанъ Куттль очень несчастливъ въ библейскихъ цитатахъ и вѣчно коверкаетъ тексты. Этотъ текстъ также перековерканъ. Въ притчахъ (гл. XVII. ст. 17) сказано: "На всякое время другъ да будетъ тебѣ, братія въ нуждахъ полезна да будутъ". Капитанъ Куттль припомнилъ только первую половину текста, a окончапіе насчетъ бутылки вина приплелъ изъ поговорки, употребляемой англичанами во время тостовъ. Прим. переводчика.}.
Капитанъ протянулъ молодому человѣку руку съ видомъ необыкновеннаго, краснорѣчивѣйшаго добродушія и еще разъ повторилъ: "отыщи это мѣсто и положи закладку". Ясно, онъ гордился своею начитанностью и точностью приведенной цитаты.
— Капитанъ Куттль, — сказалъ Вальтеръ, взявши въ обѣ руки огромный кулакъ своего друга, — послѣ дядюшки Соля, вы первый, кого люблю я отъ всей души. Нѣтъ на свѣтѣ человѣка, на котораго я могь бы положиться съ большею безопасностью. Насчетъ этого морского путешествія я вовсе не безпокоюсь, капитанъ Куттль; да и къ чему тутъ безпокоиться? Если-бы дѣло шло о составленіи моей карьеры — если-бы я могъ сѣсть на корабль, какъ простой матросъ — если-бы я по собственному произволу пускался на приключенія — о! тогда другое дѣло! я бы съ радостью поскакалъ или поплылъ на другой конецъ свѣта. И почему бы нѣсколько лѣтъ раньше не отправить меня на корабль? Но это было несогласно съ желаніями дядюшки, несогласно съ его планами и надеждами обо мнѣ; потолковали тогда объ этомъ, да и только. На свою бѣду я остался въ Лондонѣ, поступилъ въ контору Домби, и вотъ уже прошло шесть лѣтъ, a карьера моя ни на шагъ не подвинулась впередъ, и вдобавокъ все это время я прожилъ какъ будто для того, чтобы ни за что, ни про что вооружить противъ себя гордую фирму.
— Воротись Виттингтонъ, воротись Виттингтонъ {Въ оригиналѣ: "Turn again, Whittington". Должно замѣтить, что въ англійской народной литературѣ въ большомъ ходу старинная сказка о Виттингтонѣ подъ заглавіемъ: "Whittington and his cat", — "Виттингтонъ и его кошка". Дѣло въ томъ, что Виттингтонъ, молодой человѣкъ безъ всякихъ стредствъ къ существованію и безъ копейки въ карманѣ, задумалъ ѣхать въ Индію, откуда, какъ извѣстно читателю, онъ воротился милліонеромъ. На корабль его приняли потому только, что съ нимъ была кошка, мастерица ловить мышей и крысъ, которыхъ на кораблѣ развелось безчисленное множество. Когда молодой человѣкъ, съ отчаяніемъ въ душѣ, выходилъ изъ Лондона, ему чудилось, будто городскіе колокола вызваиивали вслѣдъ за нимъ: "Turn again, Whittington, turn a-gain Whitting-ton", — "воротись Виттингтонъ, во-ро-тись Вит-тинг-тонъ". Эту колокольную фразу повторилъ теперь капнтанъ Куттль, и вотъ почему слова эти заставили Вальтера улыбнуться. Прим. перев.}, — бормоталъ озадаченный капитанъ Куттль, устремивъ неподвижный взоръ на молодого человѣка.
— Поздно ворочаться, — возразилъ Вальтеръ, улыбаясь. — Фортуну не поймаешь, какъ скоро она оборотилась задомъ. Но я не жалуюсь, капитанъ Куттль. У меня есть средства къ существованію, и этого довольно. Уѣзжая за море, я оставляю дядюшку на ваши руки, и кому, кромѣ васъ, я могъ бы безопаснѣе поручить старика? Не отчаяніе заставило меня разсказать вамъ всю эту исторію, — вовсе нѣтъ, мнѣ хотѣлось только убѣдить васъ, что въ конторѣ Домби и Сына помыкаютъ мною, какъ безсмысленнымъ мальчишкой. Скажутъ: иди — и я иду; возьми — и я беру. Почемъ знать? Можетъ быть, это къ лучшему, что теперь прогоняютъ меня съ глазъ долой. М-ръ Домби — дорогой пріятель дядюшки, и эту пріязнь, какъ вы знаете, онъ осязательно доказалъ намъ своимъ кошелькомъ. Благосклонность его, вѣроятно, увеличится еще больше, какъ скоро я не буду ему каждяй день надоѣдать своимъ присутствіемъ. Итакъ — ура Вестъ-Индія! Ура Барбадосъ! Какъ бишь начинается эта пѣсня, что поютъ наши матросы?
На пристань Барбадоса, молодцы!То-то люли, то-то люли!Скорѣй отъ Темзы, молодцы!То-то лю-ли, то-то люли!
И капитанъ проревѣлъ наистрашнѣйшимъ сопрано:
