Итало Звево - Дряхлость
— Я умею целоваться бесшумно, — заявил Эмилио и надолго прильнул к её губам в то время, как она продолжала протестовать.
Результатом всего этого стал один долгий поцелуй, разделённый на множество небольших, сопровождавшихся тёплым дыханием.
Устав, Анджолина освободилась и побежала открыть дверь.
— А теперь садись здесь и будь благоразумным, потому что с кухни нас видят.
При этом Анджолина смеялась, и Эмилио сказал, что она сыграла с ним коварную шутку, обидевшись на того, кто её любит. На её висках волосы взъерошились от объятий его рук, которыми он как обычно обнимал её белокурую голову, когда целовал. Взглядом Эмилио продолжал любоваться следами своих собственных ласк.
Лишь позже Эмилио рассмотрел комнату, в которой они находились. Обои не отличались новизной, но мебель, вопреки представлению об их жизни, сложившемуся у него после встречи с её матерью и сестрой, а точнее после того, как он увидел их бедное одеяние и тот ветхий коридор, так вот мебель была удивительно богатой и вся из одного сорта дерева. Постель была накрыта драпом с широкой бахромой. В углу комнаты Эмилио увидел вазу огромных размеров с искусственными цветами, а сверху на стене с большой аккуратностью были собраны многочисленные фотографии. В целом комната произвела на Брентани роскошное впечатление.
Он стал разглядывать фотографии. Ему бросился в глаза какой-то старик, который был сфотографирован в величественной позе и опирался на пачку бумаг. Эмилио улыбнулся.
— Мой кум, — представила старика Анджолина.
Далее Эмилио увидел какого-то юношу, одетого хорошо, но выглядевшего как рабочий на празднике. Лицо его пылало энергией, взгляд светился смелостью.
— Кум моей сестры, — сказала Анджолина, — а это кум самого младшего из моих братьев.
И Анджолина показала Эмилио портрет другого юноши, который производил впечатление более крепкого по сравнению с предыдущим молодого человека.
— А есть и другие? — спросил Эмилио, но шутка тут же умерла на его губах, так как среди фотографий он увидел и одну с теми людьми, которых знал: Леарди и Сорниани!
Сорниани, жёлтый даже на фотографии, смотрел на него грозно и, казалось, даже оттуда продолжал говорить непристойности про Анджолину. Леарди получился на фотографии лучше. На ней можно было различить всю световую гамму, от тёмных цветов до светлых, в которых и изображался красивый Леарди. Он имел непринуждённый вид и в руках без перчаток, не опираясь на стол, стоял в гостиной, где кроме него, по-видимому, была ещё и ожидавшая его женщина. Леарди смотрел с фотографии на Эмилио с неким подобием покровительственного вида, явно сознавая, что он молод и красив. Эмилио оторвал взгляд, переполняемый обидой и завистью.
Анджолина не сразу поняла, почему лицо Эмилио так помрачнело. В первый раз он грубо выразил свою ревность:
— Мне совсем не понравилось, что я нашёл фотографии таких людей в этой спальне.
Потом, видя, что она поражена этим упрёком, чувствуя себя невиновной, смягчил фразу:
— Это тот, о котором я тебе говорил тогда. Нехорошо видеть тебя в окружении лиц, которые могут тебе навредить. Уже тот факт, что ты их знаешь, тебя компрометирует.
Неожиданно лицо Анджолины просветлело и развеселело, и она сказала, что это смешно видеть его ревнивым.
— Ревнуешь к этим людям! — сказала она, вновь становясь серьёзной и упрекая его, — а как ты оцениваешь меня?
Но когда Эмилио начал успокаиваться, Анджолина допустила ошибку:
— Тебе я дам не одну, а две мои фотографии, — и побежала к шкафу взять их.
Следовательно, все другие получали от неё по одной фотографии. Однако Анджолина сказала всё с такой наивностью, что Эмилио не решился упрекать её. Дальше стало ещё хуже.
Выдавив из себя улыбку, он стал разглядывать две фотографии, которые она ему подарила, шутливо поклонившись. На первой Анджолина была сфотографирована в профиль одним из лучших фотографов города. Вторая представляла из себя красивый моментальный фотоснимок, на котором она была одета в элегантное кружевное платье, именно то, в котором он её впервые встретил при знакомстве. Анджолина на этом фото пыталась не закрывать глаза на ярком солнечном свете, и лицо её исказилось.
— Кто тебя сфотографировал? — спросил Эмилио, — может, Леарди?
Он вспомнил, что видел Леарди на улице с фотоаппаратом в руке.
— Да нет же! — сказала она, — ревнивец! Меня сфотографировал серьёзный и женатый мужчина: художник Датти.
Он женат, да. Но серьёзный?
— Я не ревную, — сказал Брентани, — я грустен, очень грустен.
И теперь он увидел и фотографию Датти, большого краснолицего бородача, и вспомнил с острой душевной болью одну из его фраз: «Женщины, с которыми я имею дело, не достойны того, чтобы можно было порицать мою жену».
Эмилио почувствовал, что с него уже хватит всех этих фотографий и рассказов, которые так внезапно нахлынули, угнетая его. А наивная Анджолина старалась сделать всё возможное, чтобы дополнить свои рассказы и этим успокоить его. Чувствуя себя обиженной и оскорблённой, она пробормотала:
— Мериги познакомил меня со всеми этими людьми.
Конечно же она врала, так как казалось совершенно неправдоподобным, что Мериги, будучи трудолюбивым коммерсантом, был знаком со всем этим сбродом, и, даже зная их, ему бы никогда не пришло в голову знакомить их со своей женой.
Эмилио посмотрел на Анджолину долгим и пытливым взглядом так, как будто впервые увидел её. А она поняла всю серьёзность его взгляда и, немного побледнев, только смотрела в пол и ждала. Но Брентани тут же вспомнил, что он совсем не имеет прав для того, чтобы ревновать её. Нет! Он не должен ни оскорблять Анджолину, ни заставлять её страдать, никогда! И нежно, стараясь показать, что любит её ещё больше, и чувствуя, что уже проявил совсем другое чувство, захотел её поцеловать.
Анджолина сразу успокоилась, но отстранилась от него и попросила не целовать её больше. Эмилио очень удивился, что она отказалась от такого значимого поцелуя, и его охватил гнев.
— У меня и так уже столько грехов на душе, — сказала Анджолина очень серьёзно, — и сегодня мне будет очень трудно молиться об их прощении. Из-за тебя я приду в церковь с нечистой душой.
В Эмилио возродилась надежда. О, какая же это замечательная вещь — религия! Он уже изгнал её из своего дома и из сердца Амалии, что стало важным делом его жизни, но теперь нашёл её у Анджолины и был этому неописуемо рад. Рядом с верующими и честными женщинами мужчины становятся менее агрессивными, и, уходя, Эмилио поцеловал с большим уважением руку Анджолины, которая приняла этот жест как дань своей добродетели. А все компрометирующие её фотографии тут же были преданы огню святой свечи.
Таким образом, единственным следствием визита Эмилио было то, что у него появилось представление о жизни в доме Анджолины. Он взял в привычку носить ей что-нибудь утром к кофе. Это каждый раз происходило в очень ранний час. Эмилио прижимал к своей груди её великолепное тело и чувствовал его тепло, проходящее через лёгкое ночное платье, и это давало ощущение того, что оно нагое. Очарование религии вскоре развеялось в глазах Эмилио, потому что Анджолина защищала ею то, что иначе защищать было труднее. Но Эмилио уже не был таким подозрительным, как в первый раз, и у него не было времени, находясь в её комнате, разглядывать всё вокруг.
Анджолина пыталась симулировать свою религиозность, что ей однажды уже удалось, но в дальнейшем это у неё уже не получалось, и в конце концов она только лишь бесстыдно смеялась, вспоминая об этом. Когда Анджолина уставала от его поцелуев, она отталкивала Эмилио, говорила Deo gratias[2], когда просила об одолжении, и восклицала теа таxiта сиlра[3], когда он становился слишком требовательным.
И всё же Брентани был полностью доволен даже тем, что владеет не полностью этой женщиной, и старался развивать их отношения только потому, что боялся быть осмеянным другими мужчинами, которые знали о них. Анджолина же энергично защищалась: её братья убили бы её. Однажды, когда он был наиболее агрессивен, она расплакалась. Сказала, что всё это ей не нужно, раз это делает её несчастной. Тогда Эмилио отказался от своих агрессивных действий и успокоился, будучи при этом довольным. Она не принадлежала никому, и он конечно же не мог быть осмеян.
Однако Анджолина пообещала Эмилио, что могла бы быть его, только если бы после этого она ему не наскучила и это не причинило бы ей вреда. Она говорила об этом, как о самой естественной вещи в этом мире. Анджолина даже придумала одну идею: им надо найти кого-нибудь третьего, на кого можно бы было свалить все неприятные моменты в их отношениях и многочисленные насмешки окружающих.
Эмилио слушал всё это восторженно, потому что ему казалось, что её слова — не что иное, как объяснение в любви. Надежды на то, что можно найти третьего, как предложила Анджолина, было мало, но после её слов Эмилио поверил, что может спокойно доверять своим чувствам. Она действительно та, которая ему нужна и даёт ему любовь безо всяких уз и риска.
