Итало Звево - Дряхлость
Она созналась! Мериги много целовал её. Анджолина смеялась, говоря об этом. Конечно, Эмилио показался ей странным, когда показал, что думает, будто Мериги не мог воспользоваться своим положением жениха, по крайней мере, чтобы целовать её сколько хочется.
Брентани не почувствовал никакой ревности из-за воспоминаний о Мериги, который, оказывается, имел даже больше прав, чем он. Ему, напротив, было больно, что она говорит об этом так легко. Не должна ли Анджолина плакать каждый раз, когда называла имя Мериги? Когда Эмилио проявил своё огорчение по поводу того, что не видит её больше при этом несчастной, Анджолина, чтобы поддержать его, придала своему красивому лицу печальный вид и для защиты себя от упрёка, который она почувствовала с его стороны, вспомнила, что заболела после расставания с Мериги:
— О! Если бы я умерла тогда, конечно, мне не было бы так жаль.
Несколько мгновений спустя Анджолина громко рассмеялась в руках Эмилио, которые он ей открыл для утешающих объятий.
Она ни о чём не сожалела, и если он этому удивлялся, то только по причине своего болезненного сочувствия. Как она ему нравилась! Эмилио действительно чувствовал одну только благодарность к этому сладкому созданию, которое вело себя так, будто только для него и было создано — уступчивая и без требований.
Когда Эмилио вернулся домой поздно вечером и бледная сестра оставила свою работу, чтобы составить ему компанию за ужином, он ещё дрожал от волнения, не зная, что сказать кроме того, о чём думал. Ему даже не удалось проявить заинтересованность в маленьких домашних заботах сестры, составляющих жизнь Амалии, о которых она привыкла с ним говорить. Всё закончилось тем, что Амалия снова принялась за работу, находясь рядом с Эмилио в одной комнате. При этом каждый был занят своими собственными мыслями.
Потом Амалия посмотрела продолжительно на Эмилио так, как будто он этого не замечал, и, натужно улыбаясь, спросила:
— Ты до сих пор был с ней?
— С кем «с ней»? — спросил он, сразу улыбнувшись.
Но Эмилио вскоре признался, так как сам хотел поговорить. О, это был незабываемый вечер. Они провели его под лунным светом, на тёплом воздухе, перед пейзажем, безграничным, улыбающимся, созданным для них и для их любви. Но он не знал, каким образом правильно объясниться перед Амалией. Как он мог рассказать сестре об этом вечере, не упомянув поцелуев Анджолины?
Тем временем он повторил:
— Какой свет, какой воздух!
Амалия увидела на его губах следы поцелуев, о которых он думал. Она вдруг возненавидела эту женщину, которую не знала, за то, что та украла у неё её брата и её спокойствие. Теперь, когда она видела, что Эмилио влюблён, как и все другие влюблённые, ей не хватало того же добровольного смирения, которое было раньше в его и её грустных судьбах. Как жаль! Амалия принялась плакать, сначала тихими, молчаливыми слезами, пытаясь скрыть их в своей работе, а потом, когда Эмилио догадался о них, она не стала больше таить своих бурных неудержимых рыданий.
Амалия попыталась объяснить свои слёзы — просто она была не в духе весь день, не спала прошлой ночью, ничего не ела и чувствует себя очень слабо.
Эмилио, тем не менее, ей поверил:
— Если завтра тебе не станет лучше, вызовем врача.
Тогда к боли Амалии прибавился гнев, что он так легко дал ей себя обмануть и не понял её слёз. По её мнению, это было доказательством его величайшего равнодушия. Амалия продолжала рыдать, уже не пытаясь этого скрывать, а ему сказала, что доктор не нужен, потому что при той жизни, которую она вела, не стоило беспокоиться из-за лечения. Для кого она жила и почему? Видя, что Эмилио хочет, но не может ещё её понять и смотрит на неё изумлённо, Амалия выразила всю свою боль:
— Я тебе даже не нужна.
Эмилио, конечно, не понял её, потому что вместо того, чтобы растрогаться, рассердился. Он провёл всю свою молодость в одиночестве и грусти и, по его мнению, имел право время от времени позволять себе развлекаться. Анджолина не была очень важна в его жизни: она лишь приключение, которое продлится несколько месяцев, и не более того.
— Ты, действительно, несправедлива, упрекая меня.
Он растрогался только тогда, когда увидел, что Амалия не перестаёт плакать, бессловесно и безутешно. Чтобы успокоить её, Эмилио пообещал возвращаться раньше, чтобы составлять ей компанию, и они будут читать и изучать что-нибудь вместе, как раньше, но она должна стараться быть веселей, так как он не любит грустных людей. Его мысли полетели к Анже. Как она могла долго и заразительно смеяться. И он улыбнулся сам, подумав о том, что этот смех мог бы звучать очень странно в его грустном доме.
III
В один из вечеров Эмилио и Анджолина должны были встретиться ровно в восемь вечера, но за полчаса до этого Балли сообщил Эмилио, что ожидает его именно в это время для очень важного разговора. Эмилио уже несколько раз увиливал от подобных приглашений, которые, по его мнению, имели только цель не дать ему встретиться с Анджолиной. Но в этот вечер Эмилио подумал, что это хороший предлог для того, чтобы проникнуть в дом девушки. Он уже расценивал Анджолину как самую важную персону из всего своего окружения. Уже стемнело, но, направляясь к дому Анджолины, Эмилио тем не менее продолжал держать себя так, как будто все на него смотрели.
Дом Анджолины находился в нескольких метрах от улицы Фабио Северо. Большой и высокий, у него был вид казармы. Внизу Эмилио никого не встретил, и он нерешительно поднялся на третий этаж, будучи неуверенным в радушном приеме.
— Да, тут роскошью не пахнет, — пробормотал Брентани.
Лестница, должно быть, делалась в большой спешке, камни не имели правильной формы, перила были сделаны топорно, грязи он не заметил, но всё пахло бедностью.
Ему открыла девочка лет десяти, одетая в длинный мешковатый костюм, белокурая, как и Анджолина, но с бледными глазами, желтоватым и малокровным лицом. Казалось, девочка совсем не удивилась, увидев здесь новое лицо.
Она только лишь подняла и прижала к груди края жакета без пуговиц.
— Здравствуйте! Вам что-нибудь угодно? — она была церемонно вежлива, несмотря на свой совсем юный возраст.
— Здесь живёт синьорина Анджолина?
— Анджолина! — позвала женщина, появившаяся тем временем из глубины коридора. — Какой-то синьор тебя спрашивает.
Женщина, по всей вероятности, приходилась матерью Анджолине, которую последняя так сильно любила и жаждала к ней вернуться, покинутая Мериги.
Старушка была одета как служанка, на ней был уже сильно потускневший тёмно-синий фартук и косынка такого же цвета, которую она носила на голове по-фриульски. В завершении описания вида женщины следует отметить, что её лицо сохраняло след былой красоты, а профиль напоминал профиль Анджолины. Только лицо у женщины было костистым и неподвижным с маленькими чёрными глазками, полными беспокойства, как у зверя, опасающегося удара палкой.
— Анджолина! — позвала она ещё раз.
— Сейчас она выйдет, — сказала женщина очень вежливо и потом, не глядя ему более в лицо, добавила, — устраивайтесь пока.
Эмилио не мог сказать, что ему понравился её гнусавый голос. Она каждый раз начинала говорить с трудом, как будто заикаясь, а вслед за этим вся фраза вылетала из её уст непрерывно, на одном дыхании, лишённая всяких эмоций.
Тем временем с другого конца коридора выбежала Анджолина. Она была одета, уже собираясь уходить. Увидев Эмилио, Анджолина рассмеялась и поприветствовала его сердечно:
— О, синьор Брентани, какой сюрприз! — и добавила непринуждённо, — это моя мама и моя сестра.
Так это действительно была мать Анджолины, которую она обожала. И Эмилио, обрадовавшийся тому, что его так хорошо приняли, протянул ей руку, чего старушка не ожидала и поэтому ответила с опозданием, пожав руку Эмилио.
Но женщина не поняла, что Эмилио выражал всё своё почтение, так поприветствовав её, и поэтому чувствовала себя неловко и смотрела на Брентани недоверчиво. После матери и девочка протянула ему правую руку, держа при этом левую у груди. Когда Эмилио засвидетельствовал своё почтение и ей, девочка сказала спокойно:
— Спасибо.
— Проходи сюда, — предложила Анджолина, побежала к двери в конце коридора и открыла её.
Счастливый Брентани осознал, что оказался наедине с Анджолиной, потому что старушка и девочка, выразив ему своё почтение в последний раз, остались за дверью. И, закрыв дверь, Эмилио забыл свою цель узнать побольше о доме Анджолины и притянул её к себе.
— Нет, — попросила та, — тут рядом спит мой больной отец.
— Я умею целоваться бесшумно, — заявил Эмилио и надолго прильнул к её губам в то время, как она продолжала протестовать.
Результатом всего этого стал один долгий поцелуй, разделённый на множество небольших, сопровождавшихся тёплым дыханием.
