Эптон Синклер - Столица
Рэгги тараторил без умолку, затем, взяв девушку за руки, стал поворачивать ее во все стороны, разглядывая фигуру; Элис краснела и смехом пыталась скрыть свое смущение.
— Дорогая мисс Моитэгю, я добьюсь того, что весь Нью-Йорк будет у ваших ног. Олли, ты победил! Победил без единого выстрела! Я знаю человека, будто нарочно созданного для нее,— его отец умирает, и он скоро станет обладателем четырех миллионов в одних только трансконтинентальных. Он красив, как Антиной, и чарует, как Дон-Жуан! Allons! [3] Мы сегодня же можем начать готовить приданое!
Глава третья
Оливер с ними не поселился. У него была при клубе собственная квартира, и он не захотел ее покинуть. На следующее утро, минут на двадцать позднее назначенного часа, он подъехал к отелю, и Монтэгю спустился к нему.
Гоночная машина Оливера была вывезена из Франции и представляла собой сооружение весьма предательского вида: низенькое, длинное и только с двумя сиденьями — открытым впереди и откидным, для механика, сзади. Где бы и когда бы она ни останавливалась, -вокруг мгновенно собиралась толпа.
На Оливере была длинная, до самых пят, черная медвежья шуба, меховые перчатки, шапка и огромные, сдвинутые на лоб защитные очки.
Точно такое же одеяние, предназначенное для брата, лежало на соседнем сиденье.
Чемоданы с заказанными костюмами уже прибыли, и лакей вынес их к машине вслед за Монтэгю.
— Мы не можем взять их с собой, придется доставить поездом,— сказал Оливер. И пока брат застегивал шубу, он дал лакею адрес; затем Монтэгю уселся в машину. Оливер бросил на него через плечо взгляд, включил мотор, и они вихрем помчались по улице.
Дома, в Миссисипи, иногда затевались автомобильные поездки, но обычно они кончались поломкой машины и портили всем настроение.
До вчерашнего дня Монтэгю ни разу не приходилось ездить в автомобиле.
Поездка в этой машине напоминала путешествие во сне. Автомобиль плавно скользил по дороге, стремительно несся вперед, резко сворачивал вправо или влево, потом замедлял ход и останавливался словно по своей воле; казалось, шофер вовсе не управляет им. 'Когда машина пересекала трамвайные пути, пассажиры совсем этого не ощущали, а глубокие выбоины на дороге вызывали едва заметное покачивание. И лишь когда автомобиль рывком, как живое существо, бросался вперед, можно было почувствовать его силу, которая прижимала сидящего к спинке сидения.
Монтэпо казалось, что они мчатся по улицам с бешеной скоростью, лавируя между грузовиками, экипажами, чуть не задевая трамваи, делая самые рискованные повороты.
Оливер будто заранее знал, как поступит тот или иной встречный. Но одна только мысль, что его расчет может оказаться неверным, вызывала у Монтэпо болезненное сердцебиение. Один раз он даже вскрикнул, когда человек бросился в сторону почти из-под колес машины. Оливер рассмеялся и, не поворачивая головы, сказал:
— Ничего, со временем к этому привыкаешь.
Они проехали по Четвертой авеню и свернули к Бауэри.
Поезда надземной железной дороги громыхали над головой, мимо проносились длинные ряды пивных, иллюзион-автоматов, дешевых меблированных комнат и магазинов готового платья. Раза два острый взгляд Оливера замечал впереди синий мундир полисмена, и ом сразу сбавлял ход до установленной скорости. Тогда Монтэпо имел возможность разглядеть жителей этой части города. Был холодный ноябрьский день — пора безработицы, и жалкие бездомные люди бродили по улице, ссутулившись и глубоко засунув руки в карманы.
— Да куда же это мы едем наконец? — спросил Монтэпо.
— На Лонг-Айленд,—ответил Оливер.— Дорога мерзкая, во всяком случае эта ее часть. Но другой пока нет. Со временем у нас будет собственная быстроходная на; земная дорога и нам не придется тащиться сквозь такую толчею.
Не доезжая Вильямсбургского моста, они свернули, по оказалось, что из-за ремонта улицы проезд закрыт. Пришлось обогнуть еще целый квартал, и машина, резко повернув, нырнула в самый центр бедняцкого района. Узкие грязные улицы-ущелья с рядами мрачных домов; ржавые пожарные лестницы, беспорядочно разбросанные повсюду ящики из-под мыла, деревянные корыта, развешенное для просушки белье; малыши, ползающие по ступенькам, узкие крылечки с оравой прыгающих ребятишек, бакалейные лавки, магазины готового платья, пивные и нагромождение вывесок и плакатов на английском, немецком и еврейском языках.
Нетерпеливо сдвинув брови, Оливер гнал машину в толпе, то и дело сердито сигналя.
— Потише,— запротестовал Монтэгю.
— Вот еще! — пренебрежительно отозвался тот. Дети, испуганно взвизгивая, бросались в стороны, мужчины и женщины хмуро оборачивались и что-то сердито бормотали им вслед. Когда из-за скопившихся на мостовой повозок и тележек им пришлось остановиться, со всех сторон сбежались ребята, по их адресу посыпались насмешки, а несколько слонявшихся у пивной хулиганов принялись осыпать их отборной руганью. Но Оливер, не оборачиваясь, сосредоточенно глядел вперед.
Наконец въехали на мост.
«Тихоходному транспорту держаться правой стороны» — гласило объявление. Машина мчалась в гору с такой быстротой, что холодный ветер бил в лицо, как ураган. Далеко внизу виднелась река. Баржи и паромы рассекали рябую от ветра серую воду, а по обоим берегам простирался город — вереница крыш с трубами, извергающими белые клубы дыма.
Затем понеслись под гору и въехали на Бруклин.
Отсюда шла асфальтированная дорога с маленькими коттеджами по сторонам. Они тянулись квартал за кварталом, миля за милей,— никогда еще Монтэгю не видел такого скопища домов, выстроенных к тому же почти сплошь по одному стандарту.
Этой дорогой, стараясь обогнать один другого, мчалось множество автомобилей. Тому, кого обгоняли, доставалась вся пыль и угар от выхлопных газов; поэтому, как правило, те, кто оказывался позади, старались поймать момент, когда дорога станет посвободней, и, наддав скорость, проскочить вперед. Но случалось и так, что только вы разгонитесь, как слева от вас, поднимая клубы пыли, появлялся ваш соперник, а когда в вас загоралось злое упорство, вы могли заставить его сдаться, если он не желал налететь на встречную машину. Оливер придерживался единственного правила — обгонять решительно всех.
Они выехали на большое Приокеаиское шоссе. Здесь также было много автомобилей, почти все ехали в одном направлении и почти все мчались наперегонки. Две машины упорно шли наравне с Оливером, все время нагоняя его и перегоняя друг друга поочередно: раз—два — три, раз — два — три.
Поднятая ими пыль ослепляла, а от запаха выхлопных газов начинало тошнить. Оливер плотно сжал губы, маленькая стрелка на спидометре поползла вверх, и машина их вихрем понеслась вперед.
— А ну-ка нагони теперь! — пробормотал он. Прошло несколько минут, и вдруг Оливер вскрикнул от неожиданности. С угрожающим возгласом к ним ринулся скрывавшийся в кустах полисмен; он вскочил на мотоцикл. Тогда Оливер крикнул механику: «Подтяни веревку!» Встревоженный Монтэгю обернулся в полном недоумении и увидел нагнувшегося ко дну машины механика. Полисмен еще некоторое время гнался за ними, а потом исчез в облаках пыли.
Минут пять они мчались вперед в напряженном молчании и с такой бешеной скоростью, которая превышала даже скорость экспресса. Встречные машины, мгновенно вырастая впереди, летели, казалось, прямо на них и проносились, чуть не задевая их. Монтэгю, готов был принять решение, что одной такой поездки ему хватит на всю жизнь, но тут он заметил, что машина сбавляет ход.
— Можешь отпустить веревку,— сказал Оливер,— теперь ему нас не догнать.
— Что это за веревка? — спросил Монтэгю.
— Она привязана к дощечке с номером; когда ее натянешь, дощечка поднимается и номера не видно.
Машина в это время сворачивала на боковую дорогу. Монтэгю откинулся и хохотал до слез; сквозь смех он спросил:
— Это что же, обычный трюк?
— Ну конечно,— ответил брат.— А у миссис Робби, например, заготовлена в гараже целая бадья грязи, и перед поездкой шофер облепливает этой грязью номер. Надо же как-нибудь выходить из положения, иначе всегда будешь попадать в беду.
— А тебя забирали когда-нибудь?
— До суда только раз дошло, а попадался раз десять.
— И что же делали в таких случаях? Ограничивались предупреждением?
— Какое там предупреждение! Просто усаживались со мной в машину, отъезжали на один-два квартала от толпы зевак, а затем я совал им в руку десятидолларовую бумажку, и они вылезали.
— А-а-а, вот что! — откликнулся Монтэгю.
Они свернули на широкую, мощенную камнем дорогу. Здесь было еще больше машин, еще больше пыли и еще большая гонка. То и дело приходилось пересекать трамвайные и железнодорожные рельсы, перед которыми всегда были вывешены предостерегающие сигналы, но Оливер обладал, видимо, какой-то сверхъестественной способностью узнавать, что путь свободен, и никогда не сбавлял скорость.
