Пэлем Вудхауз - Что-нибудь эдакое. Летняя гроза. Задохнуться можно. Дядя Фред весенней порой (сборник)
— Кларенс!
— Э?
— Прекрати!
— Ой, Господи!
Он отошел от рояля, и леди Констанс удалось обозреть его целиком.
— Кларенс!
— Э?
— Что у тебя на манишке?
— А! Эта штука для бумаг. Такая медная. Я потерял запонку.
— У тебя одна запонка?
— Вот другая.
— У тебя две запонки?
— Три, — не без гордости сказал граф. — Для манишки — три. Очень неудобно. Откручивай, прикручивай.
— Иди к себе и прикрути третью.
Девятому графу редко удавалось хорошо ответить леди Констанс, но сейчас возможность эта представилась.
— Не могу, — спокойно и достойно ответил он. — Я ее проглотил.
Леди Констанс была сильна духом.
— Подожди, — сказала она. — Пойду спрошу у мистера Бодкина. Только не двигайся.
И вышла из комнаты.
— Вечно Конни волнуется, — сказал ее брат, подвигаясь к роялю.
— Кларенс! — вскричала другая сестра.
— Э?
— Оставь рояль в покое! Слушай! Что тут творится с мисс Браун?
— С какой мисс?
— Браун.
— А кто это? — приветливо осведомился граф, тыкая в ноту фа.
— Прекрати! Мисс Браун.
— А, Браун! Да. Да, конечно. Очень милая барышня. Выходит за Роналда.
— Это мы еще посмотрим.
— Нет-нет, выходит. Ты не волнуйся. Я дам деньги, он что-то купит, и они поженятся.
— Как могло случиться, что эта певичка…
Граф обрадовался.
— Певичка, — сказал он. — А не танцорка! Я говорил Конни, мне Галахад все объяснил. Танцорка — одно, певичка — совсем другое.
— Если ты разрешишь мне…
— Да-да, разрешу. А что?
— Как могло случиться, что в этом сумасшедшем доме обхаживают какую-то певичку? Ну хорошо, вас устраивает, что Ронни губит себя. Но она приехала под чужим именем…
— Да, — согласился лорд Эмсворт, — это странно. Говорит, моя фамилия Скамейкер. Ошиблась, наверное.
— Почему вы ее не выгнали?
— Из-за Галахада.
— Галахада?
— Ну, ты знаешь. Это наш брат.
Леди Джулия пылко вскинула руки.
— Вы что, — вскричала она, — совсем лишились разума?
Именно в этот миг вбежала леди Констанс, выкликая:
— Кларенс!
— Что «Кларенс»? — обиделся граф. — Ну что «Кларенс»? Может быть, я болонка? Что там еще?
— Слушай, — ясно и ровно сказала леди Констанс. — Мистер Бодкин в северной спальне. Ты знаешь, где она? Первый этаж, по коридору направо. Где правая рука? Так. Немедленно иди к нему. У него есть запонки. Он их тебе прикрепит.
— Мне казалось, — ответил язвительный лорд, — что он секретарь, а не нянька.
Леди Констанс устояла.
— Если ты думаешь, что перед званым обедом я допущу, чтобы ты сам…
— Хорошо, — сказал граф, — хорошо, хорошо, превосходно. Зачем так волноваться?
Когда дверь закрылась, леди Джулия вышла из оцепенения.
— Констанс!
— Да?
— Перед твоим приходом Кларенс сказал, что дело — в Галахаде.
— Это верно.
— Он защищает эту особу, а вы его слушаетесь.
— Примерно так.
— Если тебе не трудно, — попросила леди Джулия, мощным усилием воли подавляя чувства, — объясни, при чем тут Галахад. Почему не Бидж? Почему не Ваулз? Почему не чистильщик ножей?
Леди Констанс не отличалась терпением, но скидку на материнские чувства сделать могла.
— Я тебя понимаю, — сказала она. — Мне и самой невесело. К сожалению, Галахад — в сильной позиции. Он может указывать.
— Не мне. А зачем ему это нужно? Он что, ее ангел-хранитель?
— Ты помнишь, много лет назад он связался с некой Долли?
— Помню. И что же?
— Эта девица — ее дочь.
Леди Джулия помолчала.
— Так-так. И Галахада?
— Не думаю. Просто он о ней заботится.
— Кого-кого, а Галахада я в сентиментальности не подозревала. Что ж, если старая любовь жива, пускай, не нам с ней бороться. Даже трогательно, если подумать. Но я все равно не понимаю, почему вы его слушаетесь? Ты говоришь, он может указывать. С какой стати?
— К этому я и веду. Понимаешь, все дело в том, даст ли Кларенс Роналду его деньги. Если даст, Роналд может с нами не считаться. Если не даст, он не может ничего. В обычных обстоятельствах мы с тобой легко убедили бы Кларенса. Галахад это понял.
— Ну и что?
— Понял и кое-что предложил. Ты знаешь, что он пишет кошмарные мемуары. Так вот, если мы дадим деньги, он их заберет.
— В каком смысле?
— Ну, не будет печатать.
— По-твоему, это сильная позиция?
— Конечно. Шантаж, да, но ничего не поделаешь.
Леди Джулия схватилась было за волосы, но поняла, что это разрушит прическу, и опустила руки.
— Кто-то из нас сошел с ума, — сказала она с большим пылом. — Ты серьезно думаешь, что я дам погубить сына из-за каких-то мемуаров?
— Джули, ты их не видела. Вспомни, как Галахад жил. Он кутил и буянил с самыми достойными людьми. Я хочу сказать, они теперь достойные. Вот тебе пример — сэр Грегори. Сама я не читала, но он говорит, там есть одна история, что-то про креветок… словом, над ним будут смеяться. И так обо всех самых почтенных людях. Эти мемуары погубят их репутацию.
Леди Джулия и впрямь засмеялась.
— Знаешь, Конни, — сказала она, — меня не так уж волнуют чувства британской аристократии. Да, Галахад знает тайны едва ли не всех наших пэров. Что тут страшного? Пусть печатает. Пусть шокирует. Мой сын мне дороже.
— Ты будешь ему мешать?
— Конечно.
— Джули! С нами все поссорятся! Ты не знаешь…
— Я знаю, что мой сын не должен всю жизнь каяться. Пускай Галахад хоть треснет. А теперь, ты уж прости, я выйду на минутку, а то еще вспыхну, как сухой ствол.
С этими словами леди Джулия вышла в сад через окно до полу, а леди Констанс, немного подумав, нажала на звонок. Появился Бидж.
— Бидж, — сказала леди Констанс, — будьте добры, позвоните сэру Грегори. Передайте, что я хочу его видеть. Дело очень важное. Попросите прийти, пока никого нет. Когда придет, проводите в библиотеку.
— Хорошо, миледи, — отвечал Бидж с обычным своим спокойствием, хотя на самом деле был глубоко потрясен. Ему казалось, что каким-то таинственным образом, недоступным его разуму, вся эта суматоха связана с любовью, соединяющей его старого друга, мистера Роналда, и нового, но весьма почитаемого друга, Сью Браун.
Насколько он помнил, мистер Роналд остался с леди Джулией. Потом к ним вошла леди Констанс. Довольно скоро мистер Роналд выскочил из комнаты и побежал наверх, явственно страдая. А теперь, побеседовав с леди Джулией, леди Констанс звонит ему и дает вот такие распоряжения.
Если бы Бидж был Монти Бодкином, он бы вспомнил о скрытых пружинах. Но он им не был и, мягко вздыхая, словно подернутое водорослями море, пошел выполнять приказ.
Когда раздался звонок, сэр Грегори, уже одетый, курил у себя в спальне. Хорошо зная, что гости долго томятся перед званым обедом, он собирался выехать минут через двадцать, не раньше. Как многие немолодые холостяки, склонные ублажать себя, он по возможности обходил мрачную сторону жизни.
Однако сейчас он поскакал по лестнице и влез в машину с той скоростью, которая для его веса позволяла сказать «мгновенно». Он понимал, что речь идет об этих проклятых мемуарах, и, сгорая от тревоги, велел шоферу лететь на всех парах.
Седьмой баронет совершенно извелся за последние две недели. Узнав, что его былой соратник пишет мемуары, он испытал неподдельный ужас; узнав, что печатать их тот не будет, вознесся на вершины блаженства. Однако наступила реакция. Где гарантия, думал сэр Грегори, что старый гад не передумает? Этот звонок, вероятно, означал, что подозрения его оправдались.
Быть может, из всех столпов общества, поднявших панику при известии о том, что Галахад Трипвуд намерен открыть врата своей памяти, из всех этих столпов сэр Грегори особенно испугался. Он хотел пройти в парламент и прекрасно знал, как смотрят местные комитеты на людей с прошлым.
Так удивимся ли мы, что, взобравшись в библиотеку под водительством Биджа, он рухнул в кресло и уставился на леди Констанс? Годы довольства уподобили его вельможе, близкому к Принцу-регенту[58]. Теперь он походил на этого вельможу перед беседой с фамильным юристом.
Леди Констанс была слишком взволнована, чтобы сообщить новости в мягкой, щадящей манере. После первых же ее фраз сэр Грегори выглядел так, словно его окатили холодной водой.
— Что нам делать? — горевала прекрасная дама. — Кого-кого, а Джулию я знаю. Она ни с кем не считается. Если она чего-то хочет, преграды ей нет. Это с детства. В общем, она их разлучит. Не знаю как, но разлучит, вы уж мне поверьте. Тогда Галахад напечатает эти мемуары. Отошлет на следующий день! Что-что?
Сэр Грегори, собственно, молчал, но застонал, а может быть — хрюкнул.
— Вам ничего не приходит в голову? — приставала леди Констанс.
