В тусклом стекле - Джозеф Шеридан Ле Фаню
– Понимаю, мой друг, – сказал я. – Вы не хотите…
– …ссориться с графом, – закончил он. – Это верно, не хочу. Видите ли, месье, у нас с ним всегда найдется способ-другой, как друг другу досадить. Но, право, соседям все же разумнее жить в мире и заниматься каждому своими делами.
На этом я решил прекратить расспросы: возможно, хозяину и впрямь нечего рассказать. Если же я в этом усомнюсь – что ж, тогда и достану из кошелька несколько наполеондоров. Не исключено, что их-то он и хочет выудить.
Хозяин «Летящего дракона» был сухощавый старик с бронзовым лицом и военной выправкой – судя по всему, весьма неглупый. Как я узнал впоследствии, он служил у Наполеона во времена первых итальянских походов.
– Хорошо, – сказал я. – Но хотя бы на один вопрос вы можете ответить, не рискуя нарушить добрососедских отношений: дома ли граф?
– Сдается мне, у него много домов, – отвечал он уклончиво. – Впрочем… сейчас, как мне кажется, он должен быть в Шато де ла Карк.
С еще бóльшим интересом выглянул я в окно: извилистые парковые дорожки вели к замку, стоявшему в обрамлении темной листвы.
– Я видел его нынче в Версале; он проезжал в своей карете, – заметил я.
– Ну, значит, так оно и есть.
– А его карета, лошади, слуги сейчас в замке?
– Карету, месье, он держит здесь, а слуг нанимает по мере надобности – в замке ночует один только дворецкий. Для мадам графини, верно, не жизнь, а сплошное мучение.
«У-у, старый скряга, – думал я, – хочет пыткою вытянуть у нее бриллианты. Несчастная графиня! Ревность, вымогательство – вот с какими демонами сражается бедняжка!»
Произнесши сию речь перед самим собою, рыцарь вновь устремил взгляд на крепость недруга и вздохнул украдкою – вздох его полнился тоскою, решимостью и страстью.
Как глуп я был тогда! И однако же – если взглянуть на всех нас с заоблачных высот, где обитают ангелы, – так ли уж мы умнеем с годами? Боюсь, лишь иллюзии наши сменяются другими, но ради них мы все так же готовы идти на безумства.
– Ну что, Сен-Клер, – сказал я, когда слуга вошел и принялся разбирать мои вещи. – Нашлась ли для тебя здесь постель?
– А как же, месье: на чердаке, с пауками и – par ma foi![23] – с кошками и совами. Но мы неплохо уживаемся. Vive la bagatelle![24]
– Вот как? Я не знал, что дом так переполнен.
– Тут в основном слуги тех господ, которым удалось устроиться в Версале, месье.
– Ну и что ты думаешь о «Летящем драконе»?
– О драконе-то? Об огнедышащем чудище? Скажу как на духу, месье: этот зверюга – само исчадие ада! К тому же, если люди не врут, в доме все время творится какая-то чертовщина.
– Что за чертовщина? Привидения?
– Как бы не так, сэр. Привидения! Нет, тут похлеще будет! Тут, месье, люди исчезают – притом навсегда, прямо на глазах у полудюжины свидетелей. Ей-ей!
– Ты шутишь, Сен-Клер? Ну-ка, давай поподробнее: что за чудеса такие?
– А вот что, месье: бывший шталмейстер покойного короля – ну того, помните, которому отрубили голову в революцию, – получил разрешение от императора вернуться во Францию и жил месяц в этой гостинице, а под конец вдруг взял да и пропал, будто испарился. Полдюжины свидетелей могут это подтвердить под присягой. Другой, русский, из дворян, очень видный, шести футов с лишком, стоял посреди комнаты в первом этаже со стаканом водки в левой руке и недопитой чашкой кофею в правой и как раз описывал семерым вполне заслуживающим доверия господам последние минуты жизни Петра Великого – и точно так же исчез! Остались только сапоги – на полу в том месте, где он стоял; да господин справа от него нашел, к своему удивлению, в руке своей чашку кофею, а господин слева – стакан с водкою…
– …которую он в замешательстве проглотил вместе со стаканом, – предположил я.
– Отнюдь нет. Стакан три года хранился в доме как реликвия; его разбил кюре, беседовавший в комнатке кастелянши с мадемуазель Фидон; а вот о русском дворянине не было с тех пор ни слуху ни духу. Раrbleu! Когда мы будем уезжать из этого «Летучего чудища» – дай нам бог выбраться через дверь! И все это, месье, рассказал мне форейтор, который нас сюда привез.
– Ну, стало быть, это чистая правда! – жизнерадостно заключил я; однако на самом деле мне было не до веселья; на меня начинала давить мрачность комнаты и окружающего пейзажа. Недобрые предчувствия понемногу овладевали мною, и шутка моя прозвучала натянуто.
Глава XII
Колдун
Трудно представить себе зрелище более впечатляющее, нежели этот костюмированный бал. Среди гостеприимно распахнутых салонов сверкал грандиозный коридор Большой зеркальной галереи. По случаю fête[25] в ней было зажжено не менее четырех тысяч свечей: сияние их, отраженное и умноженное зеркалами, было поистине ослепительно. Величественная анфилада комнат заполнилась масками во всевозможнейших костюмах. Не забыта была ни одна зала; каждый уголок дворца оживлялся музыкою, голосами,
