Хербьерг Вассму - Сто лет
А Юханнес? Справится ли он с этим? Выдержит ли? Кому он теперь будет с трудом произносить свои слова? Конечно, он может писать их, как писал обычно, когда вел торговые дела. Но она знала его. Ему было мало, чтобы цифры сошлись и все было в порядке. Он нуждался в ней, когда не мог сказать что-то иначе, чем просто обнять ее. Он выбрал ее, ибо верил, что она лучше других подходит ему. И он никогда не требовал от нее того, что она не могла ему дать. Как может она, погибнув здесь, вдвойне изменить ему?
Рука чуть не отпустила крюк. Связать узлы помертвевшими пальцами было невозможно. Но после некоторых усилии она все-таки сумела привязать шаль к крюку. Теперь она висела, привязанная за шею к железному крюку. Пока туловище, руки и ноги бились о камень, она старалась уберечь голову. Всеми силами старалась повернуть ее так, чтобы голова была в безопасности. Сара Сусанне вдруг поняла, что надежность зависит от того, что человек знает и чего он боится. Именно сейчас страх был больше самого Господа Бога. Но она не могла позволить страху победить. Она сплюнула морскую воду и ухватилась за крюк пальцами, которые больше ей не принадлежали.
Неожиданно ей стало тепло. Пастор Йенсен стоял на скале и обращался к ней, Саре Сусанне. Он отложил палитру с кистью и протянул к ней руки. И снова произнес их. Снова и снова. Те странные бесполезные слова.
Не слова, а сверкающие ракушки.
Смешные, не мужские слова, которые не должны были быть сказаны.
Но он произнес их:
— Сара Сусанне... цепляйся крепче! Ты держишь в руке мое бьющееся сердце!
— Как себя чувствует бедная больная вдова? — с участием спросила мать, как только пастор Йенсен снял с себя верхнюю одежду. Она стояла в дверях и словно ждала его.
— Она умирает, там, у себя дома. Но за ней ухаживает одна женщина. Я должен найти подходящий дом для ее детей, — устало сказал он.
— Беда человеческая бездонна, Фрий...
— Да, не всегда бывает легко. — Он вздохнул.
— Ума не приложу, что случилось с фру Крог. — Мать была огорчена.
— А что с ней случилось?
— Похоже, она уехала, даже ни с кем не простившись.
— Наверное, она просто ушла к ленсману. Она с ними знакома. А что говорит Урсула?
— Урсула наверху. Я к ней постучала, но она сказала, что плохо себя чувствует.
— Я сейчас к ней поднимусь... Мама, попроси, пожалуйста, горничную принести мне наверх горячей воды.
— Тебя не удивляет, что фру Крог уехала, не сказав никому ни слова? Она мне казалась такой вежливой...
Не ответив матери, пастор начал подниматься по лестнице.
Когда он вошел, пасторша стояла у окна. Она не повернулась к нему и ничего не сказала. Только после того как горничная поставила воду и закрыла за собой дверь, пастор задал жене волнующий его вопрос:
— Куда пошла фру Крог?
— Спроси об этом у нее самой! Ты слабохарактерный человек! Предатель! Бог все знает! — Она повернулась к нему и впилась в него своими огромными глазами.
— Урсула, я был у умирающей, — сказал он.
При этих словах она вышла из комнаты и притворила за собой дверь.
Пастор разделся, вымылся. Потом лег на кровать, закрыл глаза. Мысли беспокойно метались в голове, перед ними он был бессилен. Ветер, сделавший передышку, снова набрал силу.
Все стало еще хуже.
Пастор услышал на улице крики. Он спустился вниз и увидел стоявшего в дверях работника. Работник дышал со свистом. Видно, он бежал очень быстро, теперь он терзал шапку в руках, словно хотел ее наказать.
— Нашли лодку с башмаком и саквояжем фру Сары Сусанне Крог! Лодка плыла, но была пустая.
— Где?
— Между шхерами и причалом ленсмана. Фру Крог нигде не нашли. Люди отправились на лодках ее искать. Много людей. Можно мне взять вашу лодку?
— Я поеду с тобой! — Пастор собрался бежать.
— Вам надо одеться! — остановил его парень.
Пастор повернулся к вешалке. Там стояла Урсула. Бледная, с застывшим лицом. Он схватил непромокаемую робу, надел высокие сапоги.
На бегу к берегу он оглянулся. Пасторша стояла на крыльце, ее волосы развевались на ветру.
Семь лодок распределились на небольшом участке так, чтобы люди могли перекликаться друг с другом. Они были готовы прийти на помощь друг другу, не прекращая поисков. Дождь перестал, но ветер неистовствовал. Все казалось нереальным. Пастор впервые участвовал в таких поисках. Обычно он сидел на суше и писал стихи на смерть погибших рыбаков. Он напряженно вглядывался в поверхность воды, стараясь заметить плывущее тело. Несколько раз он был уверен, что видел Сару Сусанне, но видение растворялось, обращаясь в пену и каменистую шхеру.
— Может, она добралась до берега? — крикнул он людям в ближайшей лодке — работнику ленсмана и его спутнику, которого он не узнал.
— Хорошо бы, коли так... — сердито ответил молодой человек, сидящий на носу лодки.
— Но ее лодка... Почему она оказалась пустая? — спросил работник, стараясь развернуть пасторскую лодку против ветра. Ему никто не ответил.
— Может, высадимся на берег и поищем там? — крикнул пастор.
— Нет, если она добралась до суши, значит, она в безопасности. Сначала надо поискать у берега! — ответили ему из лодки ленсмана.
Пастор предложил работнику поменяться местами — теперь грести будет он, но работник и слушать этого не хотел.
— Вы к такому не привыкли, — выдохнул он, не выпуская весел.
— Надо осмотреть другую сторону острова, там ветер сильнее. Ее могло там прибить к берегу! — крикнул работник ленсмана.
Прибить к берегу... Пастор попытался отогнать от себя эти слова. Но рыжевато-каштановые волосы Сары Сусанне плыли по холсту, не подчиняясь его власти.
Лодка с трудом обогнула остров. Из-за прибоя подойти к берегу оказалось невозможно. Пастор сделал попытку, но только промок до нитки. Несколько раз он соскальзывал с мокрых камней и до половины погружался в воду.
— Поднимайтесь в лодку, господин пастор! А не то нам придется искать уже вас обоих! — закричал работник ленсмана.
С большим трудом пастору удалось забраться в лодку, не перевернув ее. В темноте ветер и море казались стеной. Пастор напрасно вглядывался в темную, неизвестно что таящую полоску земли. Потом снова перепел взгляд на море. Есть ли там хоть кто-то живой? Ему ответил великий орган — Море. Звук зародился где-то вдалеке, за ним последовали несколько низких тонов, они становились все громче. Ритмичный вой ветра. Хлопанье плохо закрепленного паруса. В то мгновение, когда природа переводила дыхание, слышался скрип уключин.
Работник греб, тяжело дыша. Волны захлестывали через борт. Хотели схватить людей. Схватить его! Выли, что им нужен именно он... Каждой своей мышцей пастор ощущал страх. Но он боялся не их. Он искал глазами ее. В этой обжигающей ледяной соли.
— Чертова погода! — крикнул кто-то в шедшей впереди лодке. Люди забыли, что среди них был пастор.
— Надо поворачивать! Скоро берег будет уже не виден! — крикнули из другой лодки. Со всех сторон их окружала черная морская бездна. Хотелось сдаться, пока у них еще была возможность спастись самим.
— Можешь пересесть в другую лодку, я остаюсь здесь, — сказал пастор работнику.
— Сейчас из лодки в лодку не пересядешь. Пока вы ищете, я буду искать вместе с вами!
Лодка за лодкой поворачивали к острову. Те, у кого еще остались обрывки паруса, старались зарифить их, чтобы не перевернуться. Наконец в море остались только две лодки.
— Мы поворачиваем! — крикнул пастор и хотел достать вторые весла, чтобы помочь повернуть лодку.
— Господин пастор, возьмите мои весла и табаньте! — крикнул работник.
Это было как раз вовремя. Над ними нависла волна. Маленькие суденышки бросало как щепки. Людям показалось, что прошла вечность, прежде чем последняя лодка уткнулась в прибрежные камни.
Стояла непроглядная темь. Люди ждали друг друга на берегу, всех пересчитывали. Людей и лодки. Так было принято. Они договорились снова отправиться на поиски, как только рассветет, если, конечно, позволит ветер. Работник ленсмана должен был попросить своего хозяина привлечь к поискам новых людей. Следовало прочесать весь берег.
Урсула вышла к нему с лампой в руке:
— Слава Богу, что ты уже дома! Вы нашли?..
Он покачал головой и тут же в прихожей сдернул с себя мокрую одежду. Она помогла ему стянуть сапоги. На полу осталась большая лужа. Ее юбка намокла.
— Осторожней. Я сам справлюсь, — сказал он и услышал в своем голосе тот же ледяной холод, который сковал его тело.
— Я поставила бочку с горячей водой на кухне перед печью. Ты должен согреться, — твердо сказала она.
— Глупости! Я лягу в постель. — Зубы у него стучали.
— Но ведь ты весь вымок!
Он не ответил.
