Кнут Гамсун - Местечко Сегельфосс
«Ура» и «браво» и пение кружка смотрителя пристани.
Но вечер кончился еще не для всех. Многие гости ушли, ушел господин Хольменгро с дочерью, и ленсман из Ура последовал за своей приятельницей фрекен Марианной. Но доктор не ушел, не ушла и фру Ландмарк с дочерьми; эти гости остались на ужин и продолжали веселиться.
Да и гостиная же была у адвоката Раша, только в ней и посидеть! Не современная дребедень с фарфоровыми статуэтками, четырехугольными лампами и мазней «молодых», а солидная буржуазная обстановка; вкус у хозяина дома был наследственный, – старинный чиновный род наложил на него свой отпечаток, а в помощь ему явились и материальные средства. Стоял в нем книжный шкаф со стеклянными дверцами, и так как поэты нынче все вымерли, то в шкафу не было ни одного живого, потому что в нем стояли поэты. А стены были густо завешаны коврами, а на столиках лежали альбомы с родственниками и друзьями Раша, и даже телеграммы к свадьбе Раша и его жены, переплетенные в книжечку с золотой надписью и датой золотом. Этажерка была богато заставлена канделябрами под старину, раковинами, красивыми камешками, стеклянными флаконами и рождественскими подарками в виде чернильниц и бисквитных фигурок. В общем – наследственная культура. Но адвокат Раш отнюдь не представлял собою одну наследственность и точка! Он, как и доктор Муус, усваивал кое-какие мелочи и из современности, несколько их можно было соединить с его природным здоровым вкусом. Так, например, когда доктор Муус в последний раз ездил в город, он обедал на пароходе с несколькими коммивояжерами, и их речи и взгляды, конечно, нисколько не были ему интересны, но они очень красиво и совсем по-новому действовали ножом, держали его, как ручку для письма. Эту черточку современности доктор Муус привез с собой и, постоянно упражняясь, достиг того, что все лучше и лучше резал мясо таким способом. Не прошло много времени, как и адвокат Шар приметил и перенял эту штучку с ножом, но, конечно, ему стоило больших трудов обучить фру Раш, потому что сама она ничему не могла научиться, на то она – женщина. Однако доктор Муус совсем не пришел в восторг, увидя свое искусство в руках адвоката, и бог знает – человек, который так много ест и имеет такие толстые обрубленные пальцы, может ли такой человек быть из хорошей семьи! Когда адвокат ссылался на чувствительный желудок, это было, несомненно, простое ломание; у доктора же Мууса желудок был по-настоящему слаб от утонченности многих предков.
– Как чудесно они пели! – сказала фру Раш дамам Ландмарк, пытаясь завязать беседу.
– Вы находите? Ах, да, правда, – ответила фру Ландмарк.– Хотя мы у себя на юге слышали совсем другое пение.
– Я только хотела сказать – очень, очень недурно. Впрочем, я мало в этом понимаю.
– Тебя ведь так легко удовлетворить, Кристина, – вмешался ее муж.– Но одному я рад: что мы учредили союз Благоденствия Сегельфосса. Очень рад! Доктор всегда – в любую минуту – умел ответить, что надо. Он поднял стакан и поздравил своего друга со званием председателя.
– Ну, что ж! – равнодушно отозвался адвокат.– Приходится жертвовать собой ради друзей. Но теперь надо нам устроить базар и собрать денег. Это самое главное. Полагаю, что могу рассчитывать на барышень Ландмарк?
– А эта фрекен Хольменгро не особенно симпатична, – сказала одна фрекен Ландмарк.
– Да уж, можно сказать, – ответила другая фрекен Ландмарк.
– По-моему, – сказал доктор Муус, – в сущности, и нельзя ожидать особенно много от особы, не имеющей за собой нескольких поколений культурных предков.
– И потом у нее желтая кожа. Это от плохого желудка, доктор?
– Тс… не говорите о плохом желудке! – сказал адвокат.
Доктор не обратил внимания на его слова и ответил:
– Нет, это наследственное. Безусловно наследственное. Когда знаешь науку о расах, это не возбуждает сомнения. Вспомните, в жилах фрекен Хольменгро течет индейская кровь. Она то, что называется квинтероика.
– Представь – она индианка! – говорит одна фрекен Ландмарк.
– Вот уж ни за что не согласилась бы быть индианкой!– говорит другая фрекен Ландмарк.
– Я боюсь за ленсмана, – говорит адвокат, думая о своем.– Как бы в один прекрасный день он не крахнул. Как бы мне не пришлось в один прекрасный день положить конец этому делу.
– Неужели этот человек так беззастенчиво живет выше своих средств? – спрашивает доктор.
– Не стоит о нем и говорить! – с досадой отвечает адвокат.– Он мог бы зарабатывать пропасть денег, но он не умеет вести себя, а если что и заработает, у него ничего не держится. Вот, хоть сейчас, когда мы, имеющие на это средства, подписали каждый по пяти крон в пользу благоденствия Сегельфосса – ленсман тоже должен был дать столько же! Но у него абсолютно нет на это средств, с него достаточно было бы и пятидесяти эре.
– Я не видела сегодня начальника телеграфа. Он никогда нигде не бывает? – спрашивает одна фрекен Ландмарк.
– А вы знакомы с ним? – спешивает доктор Муус.
– Нет, мы только один раз подавали телеграмму, – отвечает другая фрекен Ландмарк.
– Да, он нигде не бывает, – сказал адвокат.– Во всяком случае, человек, не делающий визитов, не может быть приглашен в мой дом, есть известные формы, соблюдения которых образованные люди должны требовать, иначе мы все смешаемся в одну кучу.
– А мне показалось, что последняя песня была совсем недурна, – сказала вдруг фру Раш.– Вы не находите, фру Ландмарк?
Улыбаясь с бесконечной снисходительностью, адвокат отвечает жене:
– Что в тебе хорошо, Кристина, так это то, что тебя так легко удовлетворить.
Фру Ландмарк сказала:
– А этот молодой Хольмсен из «поместья», как здесь говорят – там миленький флигель, но никак не «поместье»!
Здесь на севере, должно быть, не очень взыскательны насчет «поместий». Он ведь поселился теперь дома?
– Возможно, – ответил доктор, как будто не знал этого и как будто этого и не стоило знать.
– Его, кажется, не было нынче вечером?
– Нет. Он тоже из тех, что не проявляют особой вежливости, – отозвался адвокат.– Но я пригласил его ради моей жены, – ведь постоянно приходится жертвовать собой ради друзей, – она знала его еще ребенком. Но результат был тот, что он не пришел.
– Ведь он ответил и просил извинить его, – вмешалась жена.– Очень вежливым письмом.
– Недоставало, чтоб он даже не ответил вежливо и почтительно, раз я оказал ему любезность своим приглашением.
– Не знаю, – сказал доктор Муус, – есть люди, с которыми я никогда не мог поладить. Я не мог сойтись и с его отцом, – человек, дослужившийся только до лейтенанта! Он, вероятно, думал, что может прийти ко мне и разыгрывать знатного барина – но не на такового напал!
Вошла горничная Флорина и сказала:
– Пожалуйста, вот тут телеграмма, я нашла ее возле места, где сидел господин помещик.
Телеграмма господину Хольменгро, она была вскрыта: Порто Рико такого-то числа, двести двадцать тысяч за судно, за «Сову», ответ до такого то часа, Феликс.
– Феликс – это сын помещика, – пояснил адвокат.– Потерять телеграмму такой страшной важности! Пойди и сейчас же отнеси ее господину Хольменгро, Флорина.
Эта крупная сумма денег закрыла на минуту всем рты, словно упала на стол. Потом все заговорили: – Двести двадцать тысяч – господи, какими делами и какими деньгами ворочает этот человек! Даже адвокат сказал растерянно:
– Да, нельзя поручиться, что этот человек и сам-то знает, как велико его богатство!
Все эти мелкие людишки вдруг заглянули в величие несколько иного рода, чем их собственное, и не сразу могли опомниться. Чудодей Хольменгро потерял телеграмму, сейчас горничная Флорина идет с ней – потому что ведь не мог же он обронить ее намеренно?
Фру Ландмарк из пасторской усадьбы, скрывая ход своих мыслей, промолвила:
– Феликс – это красиво, не правда ли, девочки?
И, конечно, девочки очень одобрили:
– Неужели он никогда не приезжает домой? – спросили они.
– Домой? Он и так дома, – обидчиво сказал доктор Муус. – У своих соплеменников, – добавил он.
Из парка все еще доносился смех и любовные повизгивания, хотя было уже совсем поздно; когда же визг стал усиливаться, доктор Муус сказал адвокату:
– Послушайте, – это ваши избиратели. И это вам приходится терпеть? Замечание попало в точку. Адвокат с минуту имел такой вид, как будто его разгадали.
– Должен сказать, что признаю за народом право иметь свои развлечения, когда мы имеем свои, – ответил он.
– Мудрым кади, – сказал доктор, заглаживая сказанное, – ты сказал справедливо, и слова твои – золото! Мы с радостью присоединяемся к вам без всяких оговорок, вы этого заслужили. Не поймите меня превратно.
– Но не подлежит сомнению, что они угостились чем-то еще, помимо чая и бутербродов, – заметил адвокат, смягчаясь, – я подозревал весь вечер. Я сейчас…
