В. Белов - РАЗДУМЬЯ НА РОДИНЕ
Настоящий талант обилен и щедр, у него много всего в запасе. Это посредственные мастера публикуют, ставят, исполняют все без остатка, иногда и недоработанное. У них ничего не остается в архиве. Валерий Гаврилин, подобно Г. В. Свиридову, обнародовал лишь малую часть своих сочинений, остальное терпеливо ждет своей очереди…
Есть и еще одно различие между посредственными и высокоталантливыми творцами: первые с возрастом слабеют творчески, способности их затихают. У вторых, у истинно народных, творческое развитие идет по нарастающей…
Валерий Гаврилин хорош во всех музыкальных жанрах. Вероятно, жанр для него всего лишь как бы предлог выразить в музыке нечто совершенно необходимое для него и для нас, слушателей.
Нередко первый творческий импульс исходит для Гаврилина от литературного произведения, использует композитор и собственные слова. Весьма любопытна история его отношений с вокальной музыкой. По его словам, вначале он просто не мог терпеть эту музыку. Но диапазон его композиторских возможностей был намного шире возможностей, как говорится, осознанных, а также личных пристрастий, сложившихся у него к концу учебы. Гаврилин создал один за другим превосходные вокальные циклы. Жанровое и стилевое разнообразие гаврилинской музыки поразительно. Достаточно поставить рядом хотя бы такие произведения, как большой вальс из балетной сюиты «Анюта», фрагменты из «Театрального дивертисмента» и вокальные миниатюры из цикла «Вечерок», чтобы стало ясно, с художником какого масштаба мы имеем дело.
И вот прошел уже год после того, как в Большом зале Московской консерватории в исполнении хора, руководимого Вл. Мининым, впервые прозвучала прекрасная и неповторимая музыка гаврилинских «Перезвонов». К моему несчастью, я слушал эту музыку лишь в записи и не полностью. Но даже такое прослушивание потрясает, чувствуешь, как сжимается что-то в горле, как просыпается в тебе что-то такое, о существовании чего ты и сам не подозревал до этого.
«Перезвоны» в исполнении мининского хора — необычайно высокое явление современной музыкальной культуры, в этом не сомневаются добросовестные знатоки и ценители музыки. Но мы почему-то молчим, словно ничего не произошло, словно такая музыка рождается у нас постоянно и повсеместно. Неужели не заметно, что это лучшая музыка?
В «Перезвонах» я слышу голос народной жизни во всем ее разнообразии и богатстве. Слышу отзвуки древних языческих заклинаний, причетов, свадебных и праздничных песнопений, чуется в них ярмарочное многоцветье и мощь колокольных благовестов. А на какой пронизывающей художественной высоте оказалась в этом произведении наша северная частушка!
Казалось бы, В. Гаврилина очень легко обвинить в излишнем заимствовании из фольклора. АН нет, не тут-то было. Высокопрофессиональный вкус, обусловленный талантом, надежно защищает композитора от любых нападок.
* * *
…Тотчас после фрагментного прослушивания «Перезвонов» я побежал в магазин грампластинок. Сквозь какие-то оглушительные завывания (пели что-то про дым) спросил продавщицу, есть ли что-либо гаврилинское. Среди сотен всяких названий гаврилинской музыки не оказалось.
«А был?» — спрашиваю. «Был, но очень давно». — «А что?» Продавщица не могла ответить на этот вопрос. Итак, пластинок с музыкой Гаврилина нет, как нет в книжном магазине и стихов Рубцова.
Впрочем, Пушкина в магазинах тоже ведь нет. Хорошо это или плохо? Предоставим судить литературным и музыкальным критикам…
1985
СУДЬБА ДВУХЭТАЖНОЙ ВОЛОГДЫ
Роль Севера в исторических судьбах русского государства еще не осознана до конца. Во времена черных столетий татаро-монгольского ига Север был основным хранителем русской национальной культуры. В ту долгую и безрадостную пору здесь не потухали зыбкие лампады седых летописцев, не обсыхали кисти изографов, не ржавел зодческий инструмент. Север не давал оборваться трепетным связям времен, он сберегал и развивал традиции национальной культуры. Северные монастыри были не только военными крепостями, не только отражали набеги захватчиков. За бойницами монастырских стен жила и развивалась философская мысль, отсюда распространялось просвещение, здесь непрестанно создавались памятники духовной и материальной культуры.
Ровесница Москвы Вологда строилась не одним десятком поколений русских людей. Она известна не только как промышленный, культурный и административный центр Северо-Запада, но и как город со своим собственным архитектурным обликом. А облик Вологды и до сих пор тесно связан с деревянной архитектурой. Замечательное плотницкое искусство веками процветало на вологодской земле. Здешние древодельцы еще до распространения обычной пилы, одним топором, творили подлинные чудеса. Например, всему миру известен несохранившийся Анхимовский храм. (Этот шедевр деревянного зодчества был предшественником знаменитого Кижского ансамбля.)
Традиции каменного и деревянного зодчества взаимно дополняли и обогащали друг друга. По деревянным сооружениям вологодских плотников можно и сейчас проследить, как развивалась архитектура, дерево наравне с камнем запечатлело для нас историю строительного искусства. Многие деревянные здания Вологды по своему изяществу, по гармонической красоте пропорций не уступают своим каменным собратьям. Декоративное же украшение жилых домов было поистине массовым, повсеместным. Целые кварталы и улицы были украшены великолепной деревянной резьбой, каждый карниз, каждое крыльцо были оригинальны и редко повторяли друг друга.
Откуда такая фантазия? Такое богатство и разнообразие деревянных узоров? Вероятно, вот так же свободно и неприхотливо звучала былина или сказка в избе в долгие зимние вечера, так же сплеталась причудливая и образная словесная вязь под стук звонких коклюшек. Под утро мороз выводил на стеклах свои затейливые узоры, и солнце играло в окнах. Может быть, эта свободная игра света и линий раскрепощала фантазию кружевницы, а заодно и резчика. «Реченька» — один из излюбленных мотивов вологодского кружевного искусства. Тихая спокойная речка вьется среди лугов, и вот ее изгибы переносятся в белое или черное кружево мастерицы. Те же мотивы, но уже по-другому, запечатлены в дереве. То ровно вьющимся хмелем, то льняным стеблем бежит по углам и карнизам резьба. Растительный орнамент тут и там уступает место геометрическому, но оба удивительно ритмичны, неназойливы и прекрасно сочетаются с деталями и общим планом строения. Мастера словно вдыхали в дерево свою душу, и дерево начинало свою новую жизнь на князьках и фасадах домов…
К несчастью, время не пощадило многое из того, что создавали наши предки — талантливые древние зодчие. Так, в Смутное время город был не однажды выжжен захватчиками. Позже некоторые бесценные памятники национальной культуры стали жертвами собственного нерадения и равнодушия. Еще в начале девятисотых годов в городе одних культовых сооружений (имевших архитектурную ценность) насчитывалось более семидесяти, многие памятники гражданского зодчества также безвозвратно исчезли.
И все-таки город каким-то чудом сберег для современника свою архитектурную неповторимость. Казалось бы, зачем в наше-то время — время сплошной грамотности — говорить о бережном отношении к культурному наследию прошлого? Но говорить, оказывается, надо…
Ежегодно Вологду посещают тысячи организованных а также самодеятельных туристов. Приезжают студенты, специалисты, изучающие архитектуру, строители. Все в один голос утверждают, что Вологду никак нельзя спутать с другим каким-либо городом, что она своеобразна. Но вот те же люди приезжают к нам во второй раз. И вдруг мы слышим жалобы на чувство разочарования, неудовлетворенности. Что-то, мол, стало не так, чего-то недостает. В чем дело? Неужели новые многоэтажные дома в центре не украсили Вологду, а со сносом деревянных двухэтажных особняков город потерял в своем облике что-то важное, неповторимое?
Оказывается, так и есть. Радуясь новым многоэтажным домам, сами вологжане не замечают этого. Но несомненно, если дело пойдет и дальше таким же образом, то через десять — пятнадцать лет Вологда будет мало чем отличаться, например, от Череповца.
Какова судьба города в будущем и что произойдет в ближайшие десятилетия? Вопросы отнюдь не праздные и не риторические. Если, конечно, учитывать значение культуры вообще и архитектуры в частности в формировании мировоззрения, в художественном и нравственном воспитании молодежи. Дело в том, что в азарте нового строительства мы иногда просто не видим необратимых изменений и ни с чем не сравнимых потерь. Судьба Вологды в этом смысле типична. Понадобились даже специальные правительственные меры, чтобы оградить некоторые старые города от безоглядных действий слишком ретивых строителей. Ведь кое-кто из таких горе — строителей готов хоть сейчас скосить с лица земли все, как они говорят, «старое» и построить на этом месте новый город. (Логика весьма странная. Даже муравьи, приступая к строительству нового муравейника, отнюдь не разрушают старый, а строят рядом или где-то поблизости.)
