Бэзил и Джозефина - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Они заскользили по Крэст-авеню, и горячий ветер теребил каштановые локоны вокруг ее чела.
Подогнав машину, Бэзил ощутил себя на высоте положения. Для таких случаев он присмотрел особое местечко – оставшийся после земляных работ в Проспект-парке незаметный тупик под Крэст-авеню, открытый лишь отблескам заходящего солнца, которые отражались в окнах квартир на далекой набережной Миссисипи.
Лето клонилось к своему вечеру; оно уже свернуло за угол, а тот кусок, что еще не успел исчезнуть, нужно было использовать с толком.
Вдруг Минни зашептала у него в объятиях:
– Ты – первый, Бэзил… кроме тебя, никого.
– Но ты сама призналась, что любишь пофлиртовать.
– Знаю, но это уже в прошлом. Лет в тринадцать-четырнадцать мне нравилось, когда меня называли легкомысленной, потому как я не задумывалась, что обо мне скажут; но примерно год назад я начала понимать: в жизни есть вещи более важные, и, честное слово, Бэзил, я попыталась исправиться. Но боюсь, ангелом я никогда не стану.
Река текла тонким алым проблеском между общественными банями и паутиной шоссе на другом берегу. Снизу доносился грохот и свист далекой железной дороги; над теннисными кортами Проспект-парка плыл приглушенный детский гомон.
– Правда-правда, Бэзил, я совсем не такая, как обо мне думают, потому что в глубине души всерьез отношусь к своим словам, просто никто мне не верит. Ты знаешь, как мы с тобой похожи; для парня, наверное, это не так важно, но девушка должна сдерживать свои чувства, а мне это нелегко, потому что я ужасно эмоциональная.
– Неужели ты ни с кем не целовалась с тех пор, как вернулась домой из Сент-Пола?
– Ни с кем.
Бэзил понимал, что она лжет, причем довольно смело. За каждого из них говорило сердце, а орган этот, не предназначенный для точных формул, во все века был склонен к полуправдам и недомолвкам. Они собрали воедино все известные им клочки романтики, чтобы скроить друг для друга покров, теплый, как их детская страсть, и чудесный, как ощущение чуда.
Внезапно он отстранил ее от себя, разглядел и сдавленно застонал от восторга. Это тронутое солнечными лучами лицо дарило ему обещание – изгибом губ, курносой тенью на щеке, отблеском костра в ее взгляде, – обещание привести его в мир вечного счастья.
– Скажи, что любишь, – прошептал он.
– Я в тебя влюблена.
– О нет. Это не одно и то же.
Она засомневалась:
– Я еще никогда не произносила этих слов.
– Ну пожалуйста, скажи.
Она вспыхнула румянцем закатного цвета.
– На моей вечеринке, – прошептала она. – Ночью это проще.
Перед расставанием она сказала из окна своего автомобиля:
– А вот и предлог для моего появления. Дядя не смог снять клуб на четверг, поэтому вечеринка будет в субботу вечером, на обычной танцульке.
Бэзил в задумчивости поднимался по лестнице: Рода Синклер тоже заказала ужин в Колледж-клубе, и аккурат на то же самое время.
VI
Вопрос был поставлен ребром. Миссис Райли молча выслушала его робкие оправдания, а потом сказала:
– Рода пригласила тебя первой, а кроме того, у нее и так уже на одну девочку больше. Я, конечно, не знаю, как Рода отнесется к тому, что ты ее подведешь, но хорошо знаю, как отнеслась бы к этому я сама.
А наутро его двоюродный дед, проходя через складское помещение, остановился и спросил:
– Какая-то путаница с вечеринками?
Бэзил пустился в объяснения, но мистер Райли перебил:
– Не понимаю, зачем так обижать девочку. Советую как следует подумать.
Бэзил и без того терялся в раздумьях; субботний день близился к вечеру, его ждали и тут, и там, а он не знал, что делать.
До Йеля оставался еще месяц, а до отъезда Эрмини Биббл – не связанной словом, неубежденной, обиженной, потерянной навсегда – только четыре дня. У Бэзила, слегка задержавшегося в отрочестве, дальновидность сменялась нетерпением, для которого будущее измеряется одним днем. Сияние Йеля меркло рядом с посулами того несравненного часа.
А по другую руку чахлым призраком маячил университет штата, где из одних ворот в другие сновали тени, которые при ближайшем рассмотрении оказывались ветеринарами, японцами и девушками. В пять часов, презирая себя за малодушие, Бэзил набрал номер и попросил горничную Кампфов передать, что он заболел и сегодня прийти не сможет. Но и с занудливыми изгоями своего поколения он тоже сидеть не собирался: заболел так заболел. Семейству Райли не в чем будет его упрекнуть.
Трубку взяла Рода, и Бэзил старательно изобразил хриплый полушепот.
– Рода, я заболел. Лежу в постели, – слабо пробормотал он и добавил: – Хорошо еще, что телефон у меня в комнате, – по крайней мере, могу позвонить.
– Хочешь сказать, ты сегодня не появишься? – В ее голосе звенела злость и обида.
– Я заболел, не встаю с постели, – упрямо повторил он. – У меня озноб, ломота во всем теле… и насморк.
– Может, все-таки придешь? – В ее голосе больной не услышал ни тени сочувствия. – Ты обещал. Иначе будет на две девочки больше.
– Я пришлю кого-нибудь вместо себя, – сказал он в отчаянии. Взгляд сквозь оконное стекло заметался по улице и уперся в дом напротив. – Пришлю Эдди Пармели.
Рода задумалась. Как видно, ей чудился подвох.
– Уж не намылился ли ты на другую вечеринку?
– Нет, что ты. Я всех предупредил, что расхворался.
Рода опять призадумалась. У Эдди Пармели был на нее зуб.
– Я все устрою, – пообещал Бэзил. – Придет, куда он денется? Ему сегодня все равно нечем заняться.
Через пару минут он уже бежал через дорогу. Дверь открыл сам Эдди, завязывавший на шее галстук-бабочку. Бэзил скупо, с оглядкой обрисовал ситуацию. Не согласится ли Эдди пойти вместо него?
– Извини, старина, сегодня никак. У меня реальное свидание с девушкой.
– Ты внакладе не останешься, Эдди, – беспечно посулил Бэзил. – Я бы тебе заплатил – долларов пять.
Эдди пораскинул мозгами. В глазах мелькнула слабина, но все же он покачал головой:
– Оно того не стоит, Бэзил. У меня сегодня такой вариант – ты бы видел.
– Встретишься с ней попозже. На эту вечеринку тебя… то есть меня… потому зазывают, что там девчонок больше, чем парней… Послушай, Эдди, я тебе десять долларов дам.
Эдди похлопал его по плечу:
– Так и быть, старина, че не сделаешь ради лучшего друга. Где деньги?
У Эдди в ладони растворилась недельная зарплата с привеском, но Бэзил, переходя дорогу, чувствовал пустоту иного рода – пустоту надвигающегося вечера. Примерно через час лимузин Кампфов притормозит у Озерного клуба, и… снова и снова его воображение неловко спотыкалось об эту картину, не в силах идти дальше.
В
