Джейн Остин - Гордость и предубеждение
Элизабет еще продолжала лихорадочно размышлять о случившемся, когда шум подъехавшего экипажа напомнил ей, что ее может увидеть Шарлот, и заставил ее поскорее удалиться в свою комнату.
Глава XII
На следующее утро Элизабет проснулась с теми же мыслями и чувствами, с которыми она закрыла, наконец, глаза поздней ночью. Она по-прежнему не могла избавиться от изумления. Думать о чем-то другом было совершенно невозможно. Неспособная найти себе какое-нибудь занятие, она тотчас же после завтрака решила пойти на прогулку. Она дошла было уже до своей любимой аллеи, когда, вспомнив, что мистер Дарси иногда заставал ее там, внезапно остановилась и вместо того, чтобы войти в парк, повернула на окаймлявшую парк тропинку, которая увела ее в сторону от проезжей дороги. Вскоре Элизабет миновала одну из боковых калиток в ограде парка.
Она прошлась по тропинке раза два-три в оба конца и, очарованная прекрасным утром, остановилась у калитки и заглянула в парк. За пять недель, проведенных ею в Кенте, в природе совершилось немало изменений, и теперь с каждым днем все пышнее раскрывалась молодая листва на рано зазеленевших деревьях. Она попробовала было зайти в парк поглубже, как вдруг заметила мужчину в прилегавшей к калитке рощице. Он шел по направлению к ней. Боясь, как бы это не оказался мистер Дарси, она быстро пошла в противоположную сторону. Однако человек уже приблизился настолько, чтобы ее заметить, и устремился к Элизабет, назвав ее по имени. Оклик раздался у нее за спиной, но, услышав его, Элизабет, хоть она и узнала мистера Дарси, ускорила шаги по направлению к калитке. Дарси подошел туда одновременно с ней и, протянув ей письмо, которое она машинально взяла, произнес горделиво сдержанным тоном:
— Я давно уже брожу по парку в надежде встретиться с вами. Не окажете ли вы мне честь, прочитав это письмо?
Сказав это, он слегка поклонился, повернул в глубину парка и вскоре исчез среди деревьев.
С чувством сильного любопытства, хотя и не ожидая от письма ничего приятного, Элизабет развернула пакет и, к еще большему своему удивлению, увидела, что письмо написано очень убористым почерком на двух листах почтовой бумаги. Целиком была исписана даже оборотная сторона листа, служившего конвертом.{53} Продолжая медленно идти по аллее, она начала читать. Письмо было написано в Розингсе, в 8 часов утра и заключало в себе следующее:
«Сударыня, получив это письмо, не тревожьтесь, — оно вовсе не содержит ни повторного выражения тех чувств, ни возобновления тех предложений, которые вызвали у Вас вчера столь сильное неудовольствие. Я пишу, не желая ни в малейшей степени задеть Вас или унизить самого себя упоминанием о намерениях, которые, как ради Вашего, так и ради моего спокойствия, должны быть забыты возможно скорее. Усилия, необходимые для написания и чтения этого письма, не были бы затрачены, если бы особенности моего характера не требовали, чтобы письмо все же было написано и прочтено. Вы должны поэтому простить мне вольность, с которой я прошу Вас уделить мне некоторое внимание. Я знаю, что Ваши чувства будут восставать против этого, но я возлагаю надежды на Ваше благоразумие.
Вы предъявили мне вчера два, совершенно разного свойства и несопоставимых по тяжести, обвинения. Первое заключалось в том, что я, не посчитавшись с чувствами мисс Беннет и мистера Бингли, разлучил сердца двух влюбленных, а второе — в том, что вопреки лежавшим на мне обязательствам, вопреки долгу чести и человечности, я подорвал благосостояние мистера Уикхема и уничтожил его надежды на будущее. Намеренно и беззаботно пренебречь другом юности, признанным любимцем отца, молодым человеком, для которого единственным источником существования должен был стать церковный приход в моих владениях и который вырос с мыслью о том, что этот приход предназначен только для него одного, было бы преступлением, по сравнению с которым разлучить двух молодых людей после нескольких недель взаимной симпатии представлялось бы сущей безделицей. Надеюсь, что прочитав нижеследующее объяснение моих действий и их мотивов и учтя все обстоятельства, Вы в будущем не станете осуждать меня так сурово, как это Вы с легкостью сделали вчера вечером. Возможно, что при объяснении моих поступков мне придется, не щадя Ваших чувств, высказать свои личные взгляды, за которые заранее приношу Вам свои извинения. Я подчиняюсь необходимости, а потому дальнейшие сожаления по этому поводу лишены смысла.
Одновременно с многими другими людьми, я уже вскоре после нашего приезда в Хартфордшир стал замечать, что Бингли предпочитает Вашу сестру всем другим молодым женщинам в местном обществе. Однако до самого бала в Незерфилде мне не приходило в голову, что между ними может возникнуть серьезная привязанность. Мой друг и прежде влюблялся у меня на глазах. И только на этом балу, когда я имел честь танцевать с Вами, я из случайного замечания сэра Уильяма Лукаса впервые понял, что склонность Бингли к мисс Беннет породила всеобщие надежды на его женитьбу на Вашей сестре. Сэр Уильям говорил об этом, как о решенном деле, — нужно было, казалось, только назначить день свадьбы. С этой минуты я стал пристально следить за поведением моего друга. И только тогда я обнаружил, что его чувство к мисс Беннет намного превосходит все его прежние увлечения. Не менее внимательно я наблюдал за Вашей сестрой. Ее манеры и поведение казались, как всегда, приветливыми, веселыми и непосредственными и не давали ни малейшего повода думать, что ее сердце также задето сколько-нибудь серьезно. Приглядываясь к ней в течение целого вечера, я пришел к выводу, что мисс Беннет охотно принимает ухаживания мистера Бингли, но сама не питает к нему глубокого чувства. Коль скоро Ваши сведения говорят о другом, значит, я ошибся. Вы знаете Вашу сестру лучше меня, и поэтому так оно, вероятно, и есть. Вследствие моего ошибочного вывода, я нанес Вашей сестре душевную рану, и Ваше негодование против меня представляется вполне обоснованным. Но я не хочу упустить возможность отчасти оправдаться, заметив, что Ваша сестра удивительно хорошо владела собой и своим безмятежным видом позволяла самому проницательному наблюдателю считать, что, несмотря на всю мягкость характера, она обладает достаточно защищенным сердцем. Мне, разумеется, хотелось придти к заключению о ее безразличии к мистеру Бингли. Но смею утверждать, что наблюдения и выводы, которые мне приходится делать, не часто определяются моими желаниями или опасениями. И я решил, что сердце ее свободно вовсе не потому, что это меня больше устраивало. Такой вывод я сделал с беспристрастностью, столь же искренней, каким было мое желание, чтобы он подтвердился. Доводы против предполагавшегося брака не ограничивались теми, которые я привел Вам вчера, говоря о страсти, преодолевшей их, когда дело коснулось меня самого. Неравенство происхождения для моего друга играло меньшую роль, чем для меня. Но существовали и другие препятствия. Эти препятствия существуют и поныне. Они в равной степени относятся ко мне и к моему другу. Но я попытался закрыть на них глаза, пользуясь тем, что в последнее время они не привлекали моего внимания. Об этих препятствиях я все же должен вкратце упомянуть. Низкое общественное положение Вашей родни с материнской стороны значит весьма немного по сравнению с полным отсутствием такта, столь часто обнаруживаемым миссис Беннет и Вашими тремя младшими сестрами, а изредка даже Вашим отцом. Простите меня, мне больно наносить Вам еще одну обиду. Но, сожалея о слабостях Ваших близких и негодуя на меня за то, что я говорю о них в этом письме, постарайтесь утешить себя мыслью о том, что Вы сами и Ваша старшая сестра не заслуживаете ни малейшего упрека в том же роде и своим поведением постоянно свидетельствуете о присущем Вам вкусе и уме. Остается добавить, что все происшедшее в тот вечер в Незерфилде позволило мне составить окончательное мнение о присутствовавших и побудило меня гораздо горячее, чем я готов был к этому прежде, предостеречь моего друга против столь неудачной, с моей точки зрения, женитьбы. На следующий день он уехал из Незерфилда в Лондон, с тем, чтобы, как Вы, несомненно, помните, вскоре вернуться.
Сейчас я должен Вам рассказать о моей роли в этой истории. Его сестры были встревожены так же сильно, как и я. Совпадение наших взглядов выяснилось достаточно быстро. И в равной степени убежденные в том, что необходимость повлиять на мистера Бингли требует безотлагательных действий, мы вскоре решили последовать за ним в Лондон. Мы переехали в город, и там я постарался открыть своему другу глаза на все отрицательные стороны сделанного им выбора. Я обрисовал и подчеркнул их со всей серьезностью. Но, хотя мои настояния и могли несколько пошатнуть его решимость и на какое-то время задержать осуществление его первоначальных намерений, я все же не думаю, чтобы они в конце концов предотвратили его женитьбу, если бы вслед за тем, — я решился на это без колебаний, — я не убедил Бингли в безразличии к нему Вашей сестры. Перед этим он был уверен, что она отвечает ему искренним чувством, хоть и не равным его собственному. Но мой друг обладает природной скромностью и моим суждениям доверяет больше, чем своим. Доказать ему, что он обманывался, было поэтому совсем нетрудно. А как только он с этим согласился, убедить его не возвращаться в Хартфордшир было делом одной минуты. Я не могу осуждать себя за все, что было мною совершено до этого времени. Во всей этой истории об одном своем поступке я вспоминаю с неудовольствием. Чтобы скрыть от Бингли приезд в Лондон мисс Беннет, пришлось пойти на некоторую хитрость. О ее приезде знали я и мисс Бингли. Сам он до сих пор не имеет об этом ни малейшего представления. Возможно, что они могли бы встретиться без нежелательных последствий. Однако я боялся, что Бингли еще недостаточно забыл о своем чувстве и что это чувство вспыхнет в нем с новой силой, если он опять ее увидит. Быть может, участие в таком заговоре было недостойно меня. Но дело сделано и притом из лучших побуждений. Я сказал по этому поводу все, и мне нечего добавить в свое оправдание. Если я и причинил боль Вашей сестре, я сделал это не намеренно. И если мотивы, которыми я руководствовался, не покажутся Вам убедительными, я не вижу, почему я должен был их отвергнуть.