Герман Банг - Вороньё

— Да, тут он прав. Люди никогда не научатся благоразумию.

Но фру фон Хан возразила:

— А моя Августа конкой не ездит, хотя бы уже из-за публики. К тому же там всегда сквозняк.

И когда фрекен Сайер сказала, что на конке, мол, так к так не подъедешь к их парадному на улице Эленшле-гера, то фру ответила:

— Дорогая Виктория, Августе только на пользу прогуляться пешком, от этого спина прямей делается.

Фру Лунд чуть ли не повисла на шее у писателя Вильяма Аска.

— Вот что, дорогой мой,— сказала она,— я приехала, и извольте-ка теперь раздобыть контрамарки для нас, бедных провинциалов.

Вильям Аск склонил свое бледное усталое лицо, а тем временем прибыла фру Белла Скоу, стройная темноволосая дама, которая уже десять лет, состоя в супружестве с адвокатом Скоу, вдовствовала, увитая шелками.

Она извинилась, что муж не приехал вместе с нею:

— Ты ведь знаешь, тетя, как занят Скоу. Он просил передать, чтобы за стол садились без него.

— Да, Белла,—сказала фру фон Хан,—бедный твой муж, он совершенно себя не щадит.

Фрекен Люси громким полушепотом сказала господину Аску:

— О, эти Скоу уже целую вечность вместе никуда не приезжают.

Господин Вилли Хаух, молодой представитель большой торговли, в наружности которого было что-то английское и до крайности вылощенное, войдя в гостиную, сказал:

— Я, кажется, несколько опаздываю. Но мне надобно было зайти по делу в киоск.

Фрекен Люси Майер со смехом заглянула в лицо своему стройному кузену:

— В каком же ты бываешь киоске?

Господин Вилли поднял серо-голубые глаза:

— Быть может, в том же, что и ты.

Кузина Люси, продолжая смеяться, сказала:

— Кстати, Вилли, я не понимаю, как это ты ухитряешься оставаться таким стройным. Видит бог, меня всегда так и подмывает обвить твой стан руками.

Кузен приоткрыл рот, обнажив свои белые зубы под тонкой полоской усов.

— Сделай одолжение,— сказал он,— но только шерстяная материя на ощупь довольно холодна.

Адвокат Майер занимал беседой фру Беллу Скоу,— разговаривая, он пригибал голову, точно его внушительный нос настойчиво принюхивался к собеседнику.

— Да,— сказал он,— нынче тяжелые времена для тех в нашем сословии, кто так или иначе связался с делами строительными.

Он вдруг повернулся к фрекен Сайер:

— У тебя ведь ничего не вложено в стройку?

Фрекен Сайер, которая разговаривала с фрекен фон

Хан о лакее, сказала:

— Дружочек, тебе ли не знать, уж ты-то осведомлен обо всех моих делах.

— Для молодых глаз всегда благо — увидеть этакую твердую непреклонность,— ответил господин Майер.

Фрекен Хольм, начавшая разносить карточки, в которых значилось, кому с кем сидеть за столом, дошла до господина Вильяма Аска, и тот, подняв очень темные глаза, спросил:

— Как вы поживаете, фрекен?

— Как всегда,— ответила фрекен Хольм и протянула карточку господину Вилли, который, когда она отошла, сказал:

— А вы таки правы, в этой девочке что-то есть.

Господин Аск улыбнулся:

— Однако ж не для вас.

Господин Вилли раскачивался всем своим чрезвычайно гибким корпусом.

— Вы в этом уверены? Кто начинает в четырнадцать, тому довольно скоро становится тридцать восемь.

— Ас вами так и было?

— Полагаю, должно следовать закону естества,— ответил Вилли, который, отведя плечи назад, заложил большие .пальцы в жилетные карманы, выставляя напоказ свою фигуру.

Все кругом беседовали, и фру Маддерсон — она еще не отстала от темы строительства — сказала:

— Да, вот господин адвокат — он всегда держится строго юридических дел. Господин адвокат говорит, спекуляции кладут пятно на все сословие. И он ими не занимается.

— Не занимается,— повторила фрекен Сайер и присовокупила несколько громче: — А что, сделался ли он душеприказчиком фру Якобсен?

Фру Маддерсон ответила, что да. И фрекен Сайер крикнула как могла громко:

— Поздравляю, Бернхард. Ведь и то сказать, ты так часто бывал в этом доме последние-то годы.

Фру фон Хан подошла к чиновнику Сайеру:

— Послушай, видит бог, пора положить этому конец. На сей раз она еще и цветов в горшках накупила — ни дать ни взять оранжерея.

Но фрекен Эмилия, проходившая мимо, заметила:

— Они взяты напрокат. Я это проверила.

Фру фон Хан сказала:

— И все же я буду говорить со статским советником— после обеда. Ведь это же явная ненормальность.

— Зато уж угощеньице будет,— встряла фрекен Люси.— Можно, прости господи, подумать, она нас удушить хочет в своем продовольствии.

— А кто сказал, что не хочет,— возразил чиновник, рассматривая свои лакированные башмаки,

Вилли, проходивший мимо, сказал:

— Ей что, не она ведь наследства ждет.

Адвокат Майер как-то странно приник перед статским советником, который только вошел, а барышни Хаух, Минна и Оттилия, все еще хлопотали в передней, отославши предварительно лакея: прежде чем появиться в гостиной, им надо было прибегнуть к помощи многочисленных гребней и снять многочисленные платки с фрекен Оттилии, которая всегда носила траур по безвременно ушедшем женихе и по сю пору оставалась неизменно верна глубокому декольте.

— Ну,— воскликнул адвокат Скоу, распахнув дверь,— теперь можно и за стол. Наши сороки уже в прихожей.

Барышни Хаух подошли к фрекен Сайер.

— Виктория, дорогая,— сказала фрекен Минна,— к тебе в гости всегда идешь с удовольствием, нужды нет, что сезон был утомителен.

Фрекен Сайер ответила:

— Да, сидеть вам, правда, будет тесновато, наша славная Эммочка нынче ведь тоже в городе.

— Дорогая,— сказала фрекен Оттилия,— мне кажется, от этого лишь станет веселей.

Мужчины начали разбирать своих дам, и господин Скоу, повернув голову, сказал:

— Ага, супруга моя уже здесь? — И повел к столу фрекен Люси.

Общество перешло в столовую, где фиалки и фонарики повергли всех в изумление. Между тем все расселись, и лакей стал обносить супом.

— Да, деточки,— сказала фрекен Сайер,— сидите вы тесно, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде, а для молодых оно, возможно, и приятней.

Фрекен Люси, не замедлившая окинуть лакея взглядом знатока, шепнула Вилли:

— Батюшки, какой опять херувим. Бог знает, где эта ведьма всегда их выкапывает.

Вилли, занятый исследованием мадеры, ответил:

— А уж это ее секрет. Впрочем, она слывет щедрой на оплату.

Адвокат Майер, сидя между барышнями Хаух, принюхивался то к правой,то к левой стороне.

— Надеюсь, я не очень стесняю дам,— сказал он.

Господин Вильям Аск обратился к фру Белле Скоу:

— Да, тут не слишком просторно.

На что фру ответила с улыбкой, покривившей неподвижную маску, каковою было ее лицо:

— О, я этого не замечаю.

— Того, что безразлично, никогда не замечаешь,— сказал господин Аск.

Фру Скоу подняла на него глаза:

— Ну а вы, неужто видите что здесь, в этой комнате?

— Да, птичью стаю,— ответил Вильям.

— Кушайте же, дети, кушайте,— крикнула фрекен Сайер и, подняв свою рюмку, добавила:

— Ваша старая тетка пьет за ваше здоровье.

Она окинула взглядом весь стол, за дальним концом которого фру Маддерсон, склонив набок канареечную голову, говорила чиновнику Сайеру о своих «песенках»:

— О, это ведь так, пустяки. Но господину адвокату это доставляет удовольствие... знаете, под вечер, когда он утомлен.

Фрекен Сайер сказала, адресуясь к фру фон Хан:

— Милочка, устриц ты можешь есть совершенно спокойно. Они из Лимфьорда.

Фру фон Хан, которая ела с таким видом, будто каждый моллюск застревал у нее в горле, ответила:

— Благодарствую, Виктория, уж я знаю, что ты не экономишь.— И, резко переменив тему, она заговорила со статским советником о болезнях и смертности в городе:

— Я же говорю вам, советник, нам навстречу попалось ни много ни мало семь похоронных процессий, пока мы шли, я и Августа. Зрелище совершенно ужасное.

Статский советник согласился, что смертность действительно велика.

— Да,— сказала фру фон Хан,— причем говорят, будто нынче все больше старики столь прискорбно покидают этот мир.

Фру Лунд заметила:

— Теперь, должно быть, всюду болезни. В нашем приходе у Лунда на одной неделе было пять похорон. Но мыто, конечно, только радуемся.

Фрекен Сайер сидела и беспрерывно двигала свои рюмки и бокалы, ей очень хотелось выпить с Вилли. А тем временем чиновник Сайер с фрекен Августой фон Хан тоже заговорили о болезнях, кончинах и эпидемиях, так что бренность человеческого существования густым чадом повисла над тарелками.

— За твое здоровье, Вилли, за твое здоровье,— крикнула фрекен Сайер через стол, подняв свою рюмку.

— За твое здоровье, тетя Виктория,— сказал Вилли,— что ни говори, а, ей-богу, кровь в нас всех течет твоя.

Фрекен Сайер рассмеялась и закачала головою.