Герман Банг - Вороньё
— Да, тут он прав. Люди никогда не научатся благоразумию.
Но фру фон Хан возразила:
— А моя Августа конкой не ездит, хотя бы уже из-за публики. К тому же там всегда сквозняк.
И когда фрекен Сайер сказала, что на конке, мол, так к так не подъедешь к их парадному на улице Эленшле-гера, то фру ответила:
— Дорогая Виктория, Августе только на пользу прогуляться пешком, от этого спина прямей делается.
Фру Лунд чуть ли не повисла на шее у писателя Вильяма Аска.
— Вот что, дорогой мой,— сказала она,— я приехала, и извольте-ка теперь раздобыть контрамарки для нас, бедных провинциалов.
Вильям Аск склонил свое бледное усталое лицо, а тем временем прибыла фру Белла Скоу, стройная темноволосая дама, которая уже десять лет, состоя в супружестве с адвокатом Скоу, вдовствовала, увитая шелками.
Она извинилась, что муж не приехал вместе с нею:
— Ты ведь знаешь, тетя, как занят Скоу. Он просил передать, чтобы за стол садились без него.
— Да, Белла,—сказала фру фон Хан,—бедный твой муж, он совершенно себя не щадит.
Фрекен Люси громким полушепотом сказала господину Аску:
— О, эти Скоу уже целую вечность вместе никуда не приезжают.
Господин Вилли Хаух, молодой представитель большой торговли, в наружности которого было что-то английское и до крайности вылощенное, войдя в гостиную, сказал:
— Я, кажется, несколько опаздываю. Но мне надобно было зайти по делу в киоск.
Фрекен Люси Майер со смехом заглянула в лицо своему стройному кузену:
— В каком же ты бываешь киоске?
Господин Вилли поднял серо-голубые глаза:
— Быть может, в том же, что и ты.
Кузина Люси, продолжая смеяться, сказала:
— Кстати, Вилли, я не понимаю, как это ты ухитряешься оставаться таким стройным. Видит бог, меня всегда так и подмывает обвить твой стан руками.
Кузен приоткрыл рот, обнажив свои белые зубы под тонкой полоской усов.
— Сделай одолжение,— сказал он,— но только шерстяная материя на ощупь довольно холодна.
Адвокат Майер занимал беседой фру Беллу Скоу,— разговаривая, он пригибал голову, точно его внушительный нос настойчиво принюхивался к собеседнику.
— Да,— сказал он,— нынче тяжелые времена для тех в нашем сословии, кто так или иначе связался с делами строительными.
Он вдруг повернулся к фрекен Сайер:
— У тебя ведь ничего не вложено в стройку?
Фрекен Сайер, которая разговаривала с фрекен фон
Хан о лакее, сказала:
— Дружочек, тебе ли не знать, уж ты-то осведомлен обо всех моих делах.
— Для молодых глаз всегда благо — увидеть этакую твердую непреклонность,— ответил господин Майер.
Фрекен Хольм, начавшая разносить карточки, в которых значилось, кому с кем сидеть за столом, дошла до господина Вильяма Аска, и тот, подняв очень темные глаза, спросил:
— Как вы поживаете, фрекен?
— Как всегда,— ответила фрекен Хольм и протянула карточку господину Вилли, который, когда она отошла, сказал:
— А вы таки правы, в этой девочке что-то есть.
Господин Аск улыбнулся:
— Однако ж не для вас.
Господин Вилли раскачивался всем своим чрезвычайно гибким корпусом.
— Вы в этом уверены? Кто начинает в четырнадцать, тому довольно скоро становится тридцать восемь.
— Ас вами так и было?
— Полагаю, должно следовать закону естества,— ответил Вилли, который, отведя плечи назад, заложил большие .пальцы в жилетные карманы, выставляя напоказ свою фигуру.
Все кругом беседовали, и фру Маддерсон — она еще не отстала от темы строительства — сказала:
— Да, вот господин адвокат — он всегда держится строго юридических дел. Господин адвокат говорит, спекуляции кладут пятно на все сословие. И он ими не занимается.
— Не занимается,— повторила фрекен Сайер и присовокупила несколько громче: — А что, сделался ли он душеприказчиком фру Якобсен?
Фру Маддерсон ответила, что да. И фрекен Сайер крикнула как могла громко:
— Поздравляю, Бернхард. Ведь и то сказать, ты так часто бывал в этом доме последние-то годы.
Фру фон Хан подошла к чиновнику Сайеру:
— Послушай, видит бог, пора положить этому конец. На сей раз она еще и цветов в горшках накупила — ни дать ни взять оранжерея.
Но фрекен Эмилия, проходившая мимо, заметила:
— Они взяты напрокат. Я это проверила.
Фру фон Хан сказала:
— И все же я буду говорить со статским советником— после обеда. Ведь это же явная ненормальность.
— Зато уж угощеньице будет,— встряла фрекен Люси.— Можно, прости господи, подумать, она нас удушить хочет в своем продовольствии.
— А кто сказал, что не хочет,— возразил чиновник, рассматривая свои лакированные башмаки,
Вилли, проходивший мимо, сказал:
— Ей что, не она ведь наследства ждет.
Адвокат Майер как-то странно приник перед статским советником, который только вошел, а барышни Хаух, Минна и Оттилия, все еще хлопотали в передней, отославши предварительно лакея: прежде чем появиться в гостиной, им надо было прибегнуть к помощи многочисленных гребней и снять многочисленные платки с фрекен Оттилии, которая всегда носила траур по безвременно ушедшем женихе и по сю пору оставалась неизменно верна глубокому декольте.
— Ну,— воскликнул адвокат Скоу, распахнув дверь,— теперь можно и за стол. Наши сороки уже в прихожей.
Барышни Хаух подошли к фрекен Сайер.
— Виктория, дорогая,— сказала фрекен Минна,— к тебе в гости всегда идешь с удовольствием, нужды нет, что сезон был утомителен.
Фрекен Сайер ответила:
— Да, сидеть вам, правда, будет тесновато, наша славная Эммочка нынче ведь тоже в городе.
— Дорогая,— сказала фрекен Оттилия,— мне кажется, от этого лишь станет веселей.
Мужчины начали разбирать своих дам, и господин Скоу, повернув голову, сказал:
— Ага, супруга моя уже здесь? — И повел к столу фрекен Люси.
Общество перешло в столовую, где фиалки и фонарики повергли всех в изумление. Между тем все расселись, и лакей стал обносить супом.
— Да, деточки,— сказала фрекен Сайер,— сидите вы тесно, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде, а для молодых оно, возможно, и приятней.
Фрекен Люси, не замедлившая окинуть лакея взглядом знатока, шепнула Вилли:
— Батюшки, какой опять херувим. Бог знает, где эта ведьма всегда их выкапывает.
Вилли, занятый исследованием мадеры, ответил:
— А уж это ее секрет. Впрочем, она слывет щедрой на оплату.
Адвокат Майер, сидя между барышнями Хаух, принюхивался то к правой,то к левой стороне.
— Надеюсь, я не очень стесняю дам,— сказал он.
Господин Вильям Аск обратился к фру Белле Скоу:
— Да, тут не слишком просторно.
На что фру ответила с улыбкой, покривившей неподвижную маску, каковою было ее лицо:
— О, я этого не замечаю.
— Того, что безразлично, никогда не замечаешь,— сказал господин Аск.
Фру Скоу подняла на него глаза:
— Ну а вы, неужто видите что здесь, в этой комнате?
— Да, птичью стаю,— ответил Вильям.
— Кушайте же, дети, кушайте,— крикнула фрекен Сайер и, подняв свою рюмку, добавила:
— Ваша старая тетка пьет за ваше здоровье.
Она окинула взглядом весь стол, за дальним концом которого фру Маддерсон, склонив набок канареечную голову, говорила чиновнику Сайеру о своих «песенках»:
— О, это ведь так, пустяки. Но господину адвокату это доставляет удовольствие... знаете, под вечер, когда он утомлен.
Фрекен Сайер сказала, адресуясь к фру фон Хан:
— Милочка, устриц ты можешь есть совершенно спокойно. Они из Лимфьорда.
Фру фон Хан, которая ела с таким видом, будто каждый моллюск застревал у нее в горле, ответила:
— Благодарствую, Виктория, уж я знаю, что ты не экономишь.— И, резко переменив тему, она заговорила со статским советником о болезнях и смертности в городе:
— Я же говорю вам, советник, нам навстречу попалось ни много ни мало семь похоронных процессий, пока мы шли, я и Августа. Зрелище совершенно ужасное.
Статский советник согласился, что смертность действительно велика.
— Да,— сказала фру фон Хан,— причем говорят, будто нынче все больше старики столь прискорбно покидают этот мир.
Фру Лунд заметила:
— Теперь, должно быть, всюду болезни. В нашем приходе у Лунда на одной неделе было пять похорон. Но мыто, конечно, только радуемся.
Фрекен Сайер сидела и беспрерывно двигала свои рюмки и бокалы, ей очень хотелось выпить с Вилли. А тем временем чиновник Сайер с фрекен Августой фон Хан тоже заговорили о болезнях, кончинах и эпидемиях, так что бренность человеческого существования густым чадом повисла над тарелками.
— За твое здоровье, Вилли, за твое здоровье,— крикнула фрекен Сайер через стол, подняв свою рюмку.
— За твое здоровье, тетя Виктория,— сказал Вилли,— что ни говори, а, ей-богу, кровь в нас всех течет твоя.
Фрекен Сайер рассмеялась и закачала головою.