Рене Баржавель - Девушки и единорог
— Правительство. Разумеется, правительство будет оплачивать нам наем помещения. Вообще-то, это старые сараи, нам они не нужны. Может быть, вас устроит небольшая прибыль?
— Государство заплатит нам лет через шесть, да еще сдерет приличный налог!
— Это возможно. Но я думаю, что мы не можем помешать капитану обосноваться в нашем сарае. Может быть, вы воспользуетесь присутствием полицейских сил, чтобы добиться выселения вашего фермера с участка Трех Прудов, который не платит за аренду уже года полтора.
— Я позавчера уволила его. Он освободит участок на праздник Всех Святых. Для этого мне не нужна помощь вооруженных сил!
— Конечно!.. Но я не уверен, что капитан примет во внимание ваш отказ. Он любезно предупредил, что сегодня же зайдет за вашим ответом.
— Прекрасно! Пусть приходит! Он получит мой ответ!
Не этому ничтожному шотландскому офицеришке напугать ее. Решив, что на этом инцидент исчерпан, она сообщила мужу, что портвейн слишком сладкий. По ее мнению, предыдущая партия была гораздо лучше. Потом она напомнила сэру Лайонелю о надувных колесах и вернулась к своей главной заботе, к здоровью племянниц, обреченных остаться старыми девами или совершать невероятные глупости. Пример этому — печальная судьба, которая ждет Элис, если только она не вмешается. Она чувствует себя обязанной влиять на жизнь семейства и не собирается отказываться от этой обязанности.
— Их отец — настоящий преступник, а леди Гарриэтта слишком мягкое существо. Девочки ничего не умеют делать и занимаются глупостями, какие только взбредут им в голову. Их ничему никогда не учили, даже игре на рояле!.. Зачем только они приволокли сюда это чудовище, что стоит у них в салоне! Наверное, оно занимало добрую половину грузового судна.
— Гарриэтта иногда играет на рояле.
— Если это можно назвать игрой.
— Гм. А разве наш Генри не интересовался одной из дочерей Гарриэтты, когда ему было пятнадцать лет?
— Да, действительно, это была Гризельда!.. Но ему тогда было не пятнадцать, а восемнадцать. И она, что получилось очень кстати, вежливо послала его подальше. Хорошо еще, что он поступил в Оксфорд. А вот малышке Элен повезло встретить этого бородатого. Вот что, я устрою бал!..
— Какой бал, дорогая?
— Когда у тебя есть незамужние дочери, нужно устроить бал.
— А вы не думаете, что это должны делать Джон и Гарриэтта?.. В конце концов, это же не наши дочери.
— Если бы они были нашими дочерями, то их воспитали бы по-другому!.. Я была бы рада иметь дочерей, которых нужно воспитать!.. Но каждый делает то, что может.
И леди Августа адресовала мужу взгляд, полный упрека и разочарования, от которого он защитился облаком табачного дыма. Затем она снова воспользовалась бутылкой портвейна.
— Мы пригласим всех неженатых молодых людей нашей округи. Конечно, для тех, кто попадется в ловушку, это будет трагедией. Но тем хуже для них. Я должна заботиться о своих племянницах.
Сэр Лайонель поинтересовался с невинным видом:
— И сколько неженатых молодых людей вы рассчитываете пригласить?
Открыв рот, леди Августа замолчала, потом задумалась. Она мысленно перебрала все знакомства. Да, изобилия холостяков в округе не наблюдалось. И те, что имелись, были с рождения взяты на учет матерями, имевшими дочерей. Конечно, кого-то можно было найти. Но они, как правило, находились в Англии, в университетах, так что нужно было дождаться каникул. А в этом случае здесь окажется и Генри. Это слишком опасно.
— Он давно поумнел, — успокоил жену сэр Лайонель. — Я разговаривал с ним на Рождество. Он разбирается в политике. А что если мы вспомним про Росса Батерфорда?
— Старый Баттер? Да ему уже лет шестьдесят!
— Но у него две тысячи гектаров, — напомнил сэр Лайонель. — И он вдовец.
* * *Появился капитан. И он был не один. За неторопливо трусившим всадником тянулся весь его отряд. Сидевшие на английских лошадях полицейские отличались от местных цветом своих шлемов, по форме напоминавших половинки куриного яйца: они были не голубыми, а черными.
Капитан Макмиллан, высокий мужчина сорока двух лет с пышными усами морковного цвета, казался слишком крупным седоком для своей лошадки.
Леди Августа передала ему через служанку отказ разместить его людей. Капитан невозмутимо распорядился занять свободные сараи. Рассвирепевшая леди Августа вышла к нему сама, чтобы посоветовать убираться. Капитан показал ей бумагу, позволявшую ему реквизировать от имени Ее Величества любое строение, территорию, повозки, лошадей, инструменты и людей, которые он сочтет необходимыми.
Леди Августа заявила, что пожалуется королеве. Капитан с одобрением воспринял эту идею. Останавливать размещение полицейских он не стал.
Для леди Августы нашлось одно утешение: когда-нибудь полицейские переселятся в новые бараки, а ей останутся приведенные в порядок сараи Гринхолла.
Возможно, капитан рассчитывал, что ему предложат комнату в особняке, но оказанный ему прием разрушил эти надежды. Конечно, капитан мог потребовать комнату от имени королевы, но он все же предпочел спать вместе с рядовыми полицейскими на слежавшейся за много лет соломе, населенной множеством насекомых, жадно набросившихся на людей и не позволявших им уснуть. В два часа ночи он поднял весь личный состав, и через полчаса отряд направился на задание. Весь день они, используя местных полицейских, обыскивали все крестьянские лачуги подряд и спрятанные среди лесов и торфяников убежища. Они обнаружили трех раненых фениев, сожгли приютившие их хижины, перестреляли скот и собак и доставили хозяев, включая малолетних детей, в тюрьму Донегола. Один из раненых по имени Конан Конарок скончался по дороге, и его тело бросили в болото.
Вечером полицейские вернулись в Гринхолл, окруженные аурой ужаса и молчания.
Выведенный из себя безжалостно грызущими его насекомыми, капитан поднялся рано утром, поскакал к ближайшему озеру, разделся и бросился в воду. Когда он плавал, кто-то крикнул ему из кустов:
— Бог проклянет меня, если я выстрелю в голого человека! Выходите из воды и оденьтесь!
Капитан, обругавший себя за неосторожность, добрался до своей одежды, валявшейся на берегу. Схватив револьвер, он выстрелил по кустам.
— В таком виде вы напоминаете мне мою свинью! — насмешливо ответили ему из кустов. — Наденьте хотя бы штаны!
Покраснев от ярости и стыда до корней волос, капитан бросил револьвер, поспешно напялил штаны и снова принялся стрелять по кустам.
— Это вам за Конана Конарока! — сообщили кусты.
Настигшая капитана Макмиллана пуля вошла ему в левое плечо, и так как он стрелял, лежа на земле, отклонилась от ключицы, пробила легкое и, вращаясь, превратила в фарш остальные внутренности.
Он только успел подумать: «Мама. кажется, я умираю.» И действительно умер.
Капитана заменил лейтенант Фергюсон, полицейский из Донегола. Прослужив здесь три года, он уже неплохо разбирался в обстановке. Проводимые им репрессии отличались массовостью и жестокостью. Тюрьма в Донеголе быстро заполнилась под завязку. Ему удалось найти два склада оружия; предупрежденный доносчиком, он захватил судно, доставлявшее неизвестно откуда оружие и боеприпасы для фениев. Команда суденышка была расстреляна, оружие уничтожено.
Лишенные снаряжения повстанцы были вынуждены свернуть большинство операций. Светлые летние ночи стали почти спокойными. Ходили слухи, что предводитель фениев отправился в Америку за деньгами и оружием.
* * *Посаженный одновременно со строительством дома плющ опутал его западную стену густым покрывалом. Гризельда, будучи ребенком, часто использовала его, чтобы спускаться в сад ранним утром, когда все в доме еще спали. Босая, непричесанная, она использовала узловатые плети плюща как естественную лестницу. Оказавшись за несколько секунд в саду, она лакомилась только что созревшими ягодами, после чего с кошачьей ловкостью карабкалась к своему окну и снова засыпала в еще теплой постели.
Этой ночью она воспользовалась детской привычкой, чтобы встретиться с Шауном. Она напялила похищенное у Молли черное платье служанки, конечно, слишком широкое и короткое для нее, что, впрочем, только облегчило ей спуск. Волосы, собранные на ночь в пучок, тяжелой массой болтались у нее на спине. Она свернула их, закрепила заколками и накрыла платком, частично закрывавшим также лицо. Дождавшись поглотившего луну большого облака, она шагнула через подоконник и тенью скользнула вниз.
Шаун ожидал ее у подножья башенки так называемого «американского порта». Начался прилив, но море все еще плескалось далеко внизу. Им пришлось пройти по влажным водорослям, расползавшимся под ногами, чтобы добраться до лодки, покачивавшейся на мелкой воде. Шаун помог Гризельде забраться в лодку, оттолкнул ее от берега и в последний момент запрыгнул в нее сам. Они отошли от берега на веслах, затем Шаун поднял на мачте небольшой кусок полотна; этот жалкий парус, захвативший немного ветра, повлек их в открытое море.
