Джон Пассос - Большие деньги
она подцепила одного русского белобрысого поэта привезла его с собой
в Европу останавливалась с ним в шикарных отелях.
Есенин во время одной безумной пьянки разгромил целый этаж в отеле «Адлон» в Берлине, потом разорил полностью номер в парижском «Континентале».
Когда вернулся в Россию, повесился. Слишком было все сложно, слишком трудно.
Когда стало невтерпеж, когда она уже не могла находить деньги для Искусства, для угощения толп едоков и любителей выпить в гостиничных номерах, для аренды роскошных «роллс-ройсов», содержать школу и учеников,
Айседора отправилась на Ривьеру, чтобы написать там свои мемуары, чтобы содрать деньжат с американской публики, проснувшейся, наконец, после военной спячки вернувшейся к грубому материализму, грекам, скандалам и Искусству, – у них еще были лишние доллары, которые они могли потратить.
Она сняла студию в Ницце, но не могла платить за нее. Она поссорилась со своим миллионером. Ее драгоценности, знаменитый изумруд, плащ из горностая, ценные работы, подаренные ей авторами-художниками, все либо оказалось в ломбардах, либо в руках алчных владельцев отелей. Оставались лишь ее старые голубые мантии со складками, в которых она одерживала все свои великие триумфы, красная кожаная сумочка и старая шуба, лопнувшая до низу на спине.
Она не могла бросить пить, не могла не обнять за шею любого оказавшегося рядом и приглянувшегося ей молодого человека; если у нее появлялись деньги, она закатывала вечеринку или просто их раздавала.
Она попыталась утопиться, но какой-то английский морской офицер вытащил ее из Средиземного моря при лунном свете.
Однажды в маленьком ресторанчике в бухте Хуана, она подцепила смазливого итальяшку, владельца гаража, у которого был гоночный автомобиль марки «бугатти».
Она сказала ему, что собирается купить у него машину, и пригласила к себе, чтобы вместе с ним на ней покататься;
друзья ее отговаривали, говорили ей: ты посмотри на него получше, ведь он же простой механик! – но она им не внимала, настаивала на своем, так как уже пропустила несколько стаканчиков (стоило ей опрокинуть несколько рюмок, как ей становилось на все на свете наплевать, ее интересовали тогда только пригожие молодые люди);
она села рядом с ним;
намотала на шею своей быстрой длинной рукой тяжелый шарф с бахромой и
повернувшись, сказала
с сильным калифорнийским акцентом, от которого никогда так и не освободился ее французский:
– Прощайте, друзья мои, я еду навстречу славе!
«Adieu, ruyawis, je vais a le gloire!»
Механик, включив скорость, рванул вперед.
Тяжелый шарф, шлейфом волочившийся за ней, попал в спицы колеса, намотался на них. Она сильно ударилась головой о боковину дверцы. Шофер тут же затормозил. Сломаны шейные позвонки, расквашен нос. Айседора умерла.
Новости дня LVI
Пока пока черный дрозд
ТЫ САМАЯ КРАСИВАЯ В НЬЮ-ЙОРКЕ ДЕВУШКА-СТЕНОГРАФИСТКАНикто здесь не может ни любить, ни понять меняАх какие ужасные истории о невезении вручают они мне
АНГЛИЯ РЕШАЕТ ДЕЙСТВОВАТЬ В ОДИНОЧКУвы тоже можете быстро научиться танцевать дома без музыки и без партнера… достигается тот же результат что и у опытного массажиста только все гораздо скорее легче и не столь дорого. Не забывайте только что могущие вступать в брак с необычной мощной мускулатурой мужчины будут приняты для позирования в качестве Аполлонов
Постели постельку оставь светЯ приеду поздно только чуть свет
ЖЕНЩИНА ДОМА СТРЕЛЯЕТ ПО ВЗЛОМЩИКУВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ ПРИБЫЛ ЧТОБЫ ПОРАЗВЛЕЧЬСЯЗАТМЕНИЕ ОПАЗДЫВАЕТ НА ЧЕТЫРЕ СЕКУНДЫНАБЛЮДАТЕЛИ В ДАУНТАУНЕ ВИДЯТ ВЕНЕЦна других более дорогие одежды из турецкого шелка, тяжелой парчи, крепдешина или вельвета с украшениями из страусовых перьев может
ПАНИКА ИЗ-ЗА БЕШЕНОЙ СОБАКИ НА ПЕНСИЛЬВАНСКОМ ВОКЗАЛЕзаконченная с богатыми оттенками красота как внешняя так и внутренняя может быть достигнута только с помощью тонко чувствующей руки художника работающего над воплощением своей идеи. Он находит нужную ткань, чтобы скрыть бесформенную полноту.
От его внимания не ускользает ни одна деталь жизненных потребностей человека. Может, на бумаге выглядит глупо такое выражение, но он знает, как наращивать мозги. Если вы становитесь жертвой физического заболевания, то он может устранить боль. Он может порекомендовать вам, как следует решить все супружеские проблемы, все проблемы совместной жизни. Он – большой эксперт в вопросах секса
Пока пока черный дрозд
НЕБОСКРЕБЫ МЕРЦАЮТ НА ПУСТЫННЫХ УЛИЦАХбыло очень томно, очень розово и бело в очень розовом и белом будуаре Пегги Джойс которая протягивала свою маленькую белую ручку
Марго Доулинг
Когда Маджи подросла, то обычно ходила через дорогу на вокзал, чтобы встретить Фреда. Темными зимними вечерами она несла в руке фонарь. Фред приезжал домой из города на поезде в девять четырнадцать. Маджи была для своего возраста очень маленькой, говорила Энгис, но ее красное пальтишко тонкого сукна с воротничком из овчины, щекочущей ей ушки, все равно было ей мало, и высовывающиеся из рукавов запястья с потрескавшейся кожей обычно леденели на гулявшем по перрону холодном ветру с мокрым снегом, а проволочная ручка от фонаря больно впивалась в замерзшую ладошку. Когда она шла к вокзалу, от страха у нее всегда ползали мурашки по спине, по рукам и ногам, она постоянно боялась, что Фред снова, как это бывало не раз, появится «не в себе», с красным лицом, что он опять будет шататься и спотыкаться и она не поймет, что это он бормочет. Как это ужасно! Мистер Бемис, сутулый кассир, часто шутил по этому поводу, разговаривая с большим Джо Хайнесом, путейцем, который постоянно вертелся здесь, на вокзале, в то время, когда должен был прибыть поезд, а Маджи старалась выйти на перрон из здания, чтобы не слышать их обычных подначек.
– Могу побиться об заклад, что и сегодня Фред явится в таком же разобранном виде и от него будет разить спиртным на милю!
В таком состоянии он, конечно, нуждался в помощи Маджи с ее фонарем, так как до дома приходилось идти по скользкому и узкому дощатому тротуару. Когда она была совсем маленькой, то думала, что он так смешно ходит, выйдя из вагона, потому что очень устал после этой чудовищно тяжелой работы в городе, но когда ей исполнилось то ли восемь, то ли девять, Энгис объяснила ей, что иногда мужчины напиваются, хотя делать этого не следует. Поэтому как только показывались огни поезда, идущего из Озон-парка по длинной эстакаде, всякий раз опасения будоражили ей душу.
Иногда он вообще не приезжал, и она возвращалась домой вся в слезах; но когда все было хорошо, он обычно живо соскакивал с лесенки вагона, такой большой, широкоплечий, в своем широком пальто, пахнущем трубочным табаком, и, наклонившись над ней, быстро поднимал ее и, целуя, сажал себе на плечо вместе с фонарем.
– Ну как ты тут поживаешь, маленькая миленькая папочкина дочурка?
Какой счастливой, какой гордой она чувствовала себя, ухватив его за шею, когда они проходили мимо этого гадкого старика Бемиса, и Фред говорил тому своим гортанным глубоким голосом через толстый вязаный шарф: «Спокойной ночи, командир!» Окна вагонов, освещенные желтоватым светом, медленно удалялись, красные огни состава на хвосте, как глаза гусеницы, становились все меньше и меньше, затем вообще сливались в один, а вскоре и сам поезд исчезал с эстакады и теперь мчался где-то, невидимый, по направлению к Хеммелсу. Она все время подскакивала у него на плече, когда он вдруг, убыстряя шаг, переходил на бег по узкой деревянной тропинке, и чувствовала, как напрягаются его мышцы, когда он сильнее прижимал ее к себе, чтобы она не упала. Он еще издалека кричал Эгнис: «Ну, оставили мне хоть что-нибудь поужинать?» – а Эгнис подходила к двери, широко улыбаясь и вытирая руки о фартук, и большая кастрюля с супом уже дымилась на печи, а на кухне было так тепло, чисто, так уютно, и они разрешали Маджи допоздна сидеть с ними, покуда у нее не начинали слипаться веки, словно этот дрема, песочный человек, пришел посыпать ей песочком глаза, чтобы она скорее засыпала. Ему, по-видимому, тоже хотелось послушать увлекательные рассказы Фреда о бильярде, о тотализаторе, о скачках на ипподроме и об ужасных драках в городе.
Потом Эгнис относила ее в кроватку в холодной комнате, а Фред стоял, склонившись над ней, покуривая трубочку, рассказывал ей о кораблекрушениях у Огненных островов, как он служил в береговой охране, а она его внимательно слушала, слушала, покуда яркий свет, проникавший сюда из кухни через щели в двери, не становился все более рассеянным, и Маджи, несмотря на все свои потуги не засыпать, так как ей ужасно нравилось слышать мурлычущий голос Фреда, уже ничего не могла поделать с собой, – очевидно, этот песочный человек сегодня опоздал на свой поезд и теперь стоял за спиной отца, готовый еще подсыпать песочку ей в глаза, и тогда она все же засыпала.
