Джон Пассос - Большие деньги
и чувствовать постоянно в кармане письмо от студента колледжа который просит объяснить почему радикалы отстаивая правое дело в частной жизни такие говнюки
лежи на кровати неудачник (обгладывай луковицу сомнений) с непрочитанной книгой в руках проявляя нерешительность качались туда сюда как на качелях после может все же сможешь оказаться наверху делай
деньги понимая что он имеет в виду седобородого представителя старой партии сидящего возле стеклянной чернильницы за надраенным до блеска покрытом лаком письменным столом в своем офисе отделанном под орех в голосе которого гулко отдаются все голоса всех священнослужителей детства и пронзительно звучит осанна фальшиво исполняемая женским хором И вы говорите что все очень верно но еще существует такая вещь как продажа
А у меня дочери И вы тоже в конце концов будете думать иначе есть такая уверенность делай деньги в Нью-Йорке поцелуями слизывается помада с губ модно одетой пахнущей тонкими духами девушки в пять часов вечера в такси мчащемся вниз по Пятой авеню где в конце в конце каждой пересекающей ее стоит запад заслонен золотисто-белыми клубами дыма из дымоходов и труб многопалубных пароходов покидающими порт а небо все устлано зелеными клепальщики притихли грузовики промышленников отгоняются в боковые улицы
Доносится с каждого угла победная песня
треск зажигания шелест плавно работающих шарикоподшипников вспышки огней отражающихся в витринах кваканье клаксонов гудение рожков импортированных блестящих автомобилей миллионеров доллары чудятся в прическе ее шелковистых волос в мягкой дорогой ткани ее платья в хитроумно притороченных лепестках роз к которым вы прижимаетесь губами и они добавляют пикантности своим хрустом за обедом в ресторане с подпольной выпивкой сопровождаемой пронзительным звоном бокалов
пусть громче гремит музыка в шоу с гирляндами не умолкает смех в ресторанчике покачивайтесь в такт оркестра танцуйте шаркайте шаркайте ногами скребитесь настойчивее в дверной замок девушки пожелавшей вам спокойной ночи
если нет то почему нет? ходите по улицам тяжело опускайтесь на кровать не нужно больше жечь себе глаза обдирая одежки со спекулятивной луковицы сомнения если кто-то возник в вашей голове тот, кто наверху? тот кто внизу? не обвиняйте себя во лжи (и на Юнион-сквер)
Новости дня LII
собравшиеся на погребальную церемонию по случаю усопшего дорогого человека, чтобы отдать последние полчаса демонстрации ему своего почитания, воспоминаниям о свершенных им делах своих и о не доведенной до конца работе; воспоминаниям о дружбе и любви, о том, что было, и о том, как все могло бы быть. Почему же не использовать до конца, как полагается, эти полчаса не сделать эту службу такой превосходной, какую может совершить только Фрэнк Ю. Кзмпбелл в часовне (несектантской)
НАЙДЕНО МЕРТВОЕ ТЕЛО ПЛАВАЮЩЕЕ В МЕШКЕКитай-город, мой Китай-город где еле горят огниА сердца не знающие другой землиСкользят здесь то туда то сюда
КОНЕЦ НАСТУПАЕТ ОТ АПОПЛЕКСИЧЕСКОГО УДАРА КОГДА ЖЕНА ЧИТАЕТ ЕМУ КНИГУМиссис Гардинг читала ему книгу спокойным, успокаивающим, тихим монотонным голосом. Она надеялась, что он так скорее заснет
ДОГЕРТИ[22] ИСПОЛНЯЕТ ОБЯЗАННОСТИОдину телефонав ожидании звонка
ДВА МЕРТВЫХ ЖЕНСКИХ ТЕЛА ОБНАРУЖЕНЫ В БАГАЖЕ УБИЙЦЫРАБОЧИЕ В ТЕМНОТЕ УСТРАИВАЮТ МАРШ НА РЕЙХСТАГГОНКА В ТАКСИ С ЦЕЛЬЮ ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ САМОУБИЙСТВА ОКАНЧИВАЕТСЯ НЕУДАЧЕЙ В БЕЛМОНТЕПЕРШИНГ ТАНЦУЕТ ТАНГО В АРГЕНТИНЕПОЕЗД С ТЕЛОМ ПРЕЗИДЕНТА ГАРДИНГА ТАЩИТСЯ МЕДЛЕННО ПЯТЬДЕСЯТ МИЛЬ ПО ЗАПОЛНЕННОМУ ТОЛПАМИ ЛЮДЕЙ ЧИКАГОБЕЗРАБОТНАЯ ДЕВУШКА УМИРАЕТ ПРИНЯВ ЯДМНОГИЕ ВИДЯТ КУЛИДЖА[23] НО ОЧЕНЬ НЕМНОГИЕ ЕГО СЛЫШАТЗнай вы СюзиКак знаю ее яОх какая,ах какая она девушка
Искусство и Айседора
В 1878 году в Сан-Франциско миссис Айседора О’Тормэн Дункан, пылкая, живая леди, любившая играть на фортепиано, начала бракоразводный процесс против своего мужа, знаменитого мистера Дункана, чье поведение, как нас заставляют в это поверить, не отличалось особой скромностью; вся эта кутерьма так подействовала на ее нервы, что, как она заявила своим детям, теперь ее желудок ничего не принимает, кроме шампанского и устриц; и вот в самый разгар громкого семейного скандала в обстановке освещаемых газом пансионов, которые содержали красотки с юга, бурной деятельности железнодорожных магнатов, и усатых мужчин, пожевывающих стебелек клевера, чтобы устранить изо рта запах виски, крутящихся дверей, медных плевательниц и четырехколесных экипажей, платьев с басками и турнюрами с длинными, в складках, тянущимися по полу шлейфами (когда лекционные и концертные залы, где преобладали высококультурные и образованные женщины, становились все больше центрами целеустремленной честолюбивой жизни)
она родила дочь, которой дала свое имя – Айседора. Разрыв с мистером Дунканом, разоблаченное ею его двуличие превратили миссис Дункан в непримиримую феминистку, атеистку, страстную последовательницу Боба Ингерсола,[24] горячую почитательницу его сочинений и его лекций. Ведь Бог – это сама Природа, женская красота – это долг перед ней, и порочен только мужчина.
Миссис Дункан вела непримиримую борьбу за воспитание своих детей в любви к красоте, прививала им лютую ненависть к корсетам и всевозможным условностям, а также составленным человеком законам. Она давала уроки игры на фортепиано, вышивала, вязала шарфы и носки.
Но Дунканы все же не вылезали из долгов.
Они всегда запаздывали с квартплатой.
Самые первые воспоминания Айседоры связаны с дурно пахнущими торговцами гастрономическими товарами, мясниками, владельцами земельных участков. Она торговала всякой мелочью, которой снабжала ее мать, она стучалась в двери и предлагала эти товары.
Она помогала тайно выносить через выходящее во двор окно чемоданы, когда у них не было денег, чтобы заплатить за квартиру, тащила их из одного захудалого пансионата в другой, которые им так часто приходилось менять в пригородах Окленда и Сан-Франциско.
Мать и маленькие Дунканы представляли собой клан, Дунканы были против грубого, омерзительного, отталкивающего окружающего мира. Дунканы теперь уже не были ни католиками, ни пресвитерианами, ни квакерами и ни баптистами, они стали артистами.
Совсем еще маленькие детишки разыгрывали театральные представления в пустом амбаре, вызывая большой интерес у всех соседей. Старшая дочь Элизабет давала уроки светских танцев: они были западниками, западниками по натуре, а там, на Западе, повсеместно гремел воинственный будоражащий клич «золотая лихорадка!»; они не стыдились демонстрировать свои таланты на людях.
У Айседоры такие зеленые-зеленые глаза, рыжие волосы и такие красивые руки, лебединая шея. Ей не нравились обычные диктуемые светскими условностями танцы, поэтому она выдумывала свои собственные.
Они переехали в Чикаго. Она танцевала по заказу «Вашингтон пост» в масонском храме «Руф-гарден» за пятьдесят долларов в неделю. Танцевала в клубах. Она поехала к Огастену Дейли, чтобы сказать ему, что она открыла
ТАНЕЦ, танец с большой буквы, а в Нью-Йорке в марлевой пачке танцевала фею в тамошней постановке шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь» вместе с Адой Реан.
Вся семья последовала за ней в Нью-Йорк. Они все вместе сняли большой зал в Карнеги-холл, разложили там по углам матрацы, развесили по стенам драпировки и таким образом стали изобретателями типичной грин-виллиджской студии.
Они всегда опережали на шаг местного шерифа, им удавалось умасливать торговцев, и те забывали на время об их просроченных счетах, они храбро сражались с домовладелицей, отказываясь вовремя платить за квартиру, выпрашивали подачки у богатых филистимлян.
Айседора организовывала вечера мелодекламации с Этебертом Невином
танцевала под стихи Омара Хайяма для женских обществ в НьюПорте. Когда сгорел отель «Виндзор» вместе со всеми их чемоданами и узлами, вместе со счетом за жилье длиной с руку, они отправились в Лондон на грузовом судне, перевозившем скот,
чтобы таким образом спастись от заедавшего их материализма родной Америки.
В Лондоне в Британском музее они открыли для себя древних греков;
Танец – греческое изобретение.
В своих муслиновых туниках они танцевали под лондонскими дымоходами, на покрытых сажей и копотью площадях, копировали позы изображенные на античных вазах греков, ходили на лекции, посещали художественные галереи, слушали концерты, смотрели театральные пьесы, мокли под дождем спустя пятьдесят лет после завершения викторианской эпохи.
