Лион Фейхтвангер - Ифтах и его дочь
Наконец, Шамгар ушел. Авиам остался один. Он с нетерпением погрузился в чтение свитка. Элиад выражал понимание и сочувствие трудностям, которые принес священнику Авиаму, брату из Мицпе, дикий нрав господина судьи Ифтаха. Несмотря на это, замечал он, лучше, если бы участие в войне Эфраима на стороне Гилеада обсудили не священники, а военачальники, Тахан и Ифтах. Он полагал, что подобающая настойчивость Ифтаха в обращении к фельдмаршалу Тахану может иметь положительный результат: Тахан согласится помочь и отправит в Мицпе большое, хорошо вооруженное войско. Если Ифтах не станет обращаться к Тахану, он, Элиад, со своей стороны, в случае непосредственной угрозы Мицпе, мог бы прислать на помощь лишь несколько сотен воинов.
Авиам уставился на послание, злобно рассмеялся. У них в Шило приятный тон и хороший грифель. Писать умеют. Но по содержанию это послание низость. Несколько сотен… Как на основании столь жалких обещаний опровергать доводы Ифтаха против войны? Авиам зря унижался. Он злился на себя, на Шило, на первосвященника. Тот посмеялся над ним. Обычно смеялись над людьми Эфраима из-за их странного произношения. Они не выговаривали букву «ш», заменяя eё звуком «с», то есть сюсюкали.
Авиам перечитал послание Элиада, теперь — вслух, имитируя произношение сыновей Эфраима, и развеселился. Этот Элиад никогда не мог правильно произнести даже название своего города. «Сило, Сило», — смеясь передразнил Элиада Авиам — «Господин первосвященник из Сило»…
Однако, когда он спокойно ещё раз обдумал послание Элиада, в нем прозвучало для него больше «да», чем «нет». Эфраим обещал немного, но за долгое время это было первое дружеское послание, пришедшее из Западного Израиля. Это был добрый знак. Господь размягчил сердца надменных сынов Эфраима. Господь хотел войны. Он, служитель Господа, имел теперь право заставить упрямого военачальника вести войну. Авиам ожил. Добродетели, данные другому — физическая сила и воинские качества, с годами ослабевали; дар, которым благословил его Господь — необычная хитрость, оставался всегда. В беде, к которой привел народ Гилеада странный характер Ифтаха, этот дар становился двойным благословением. Он страстно мечтал придумать предлог, который сделал бы невозможным мир между Гилеадом и Аммоном. Он рассчитывал, взвешивал, одобрял свои мысли и отвергал. Мастер уловок и интриг, он вскоре придумал смелый, искусный план.
IV
На холме у Хешбона с незапамятных времён жили боги. Древних богов прогоняли, приходили новые, но и они должны были уйти. Семь поколений назад на холме поселился бог Мильком. Сыны Израиля разрушили его дом, когда захватили город. Но затем царь Нахаш вновь взял холм и сразу же начал возводить своему богу новый дом. Это была святыня, которую Нахаш защитил торжественным договором с Ифтахом. Строение было очень простым. На открытом среднем дворе стояло главное изображение бога — статуя быка. Она была снабжена двумя дверцами, внутри неё можно было зажечь огонь. Царь Нахаш сам освятил дом торжественной огненной жертвой и передал его под защиту трех священников. При принесении жертвы не присутствовал ни один израильтянин. С тех пор прошло много месяцев. И вдруг разнесся слух, что тогда был принесен в жертву не зверь, а человек, израильский ребенок. Известно было даже его имя. Говорили, что в жертву принесли мальчика Бен Халила, одного из тех, кого Нахаш взял в плен при захвате Элеали, а потом привел в свою столицу.
Гилеадчане вокруг Хешбона были возмущены. Разумеется, со времени создания Богом солнца и луны, когда Он жил на горе Хешбон, иногда приносили дорогие огненные человеческие жертвы. Но это происходило во времена несчастий или необычных побед. Царь Нахаш принес такую жертву без особого повода, из чистого высокомерия, чтобы опозорить гилеадчан и их Господа. Гилеадчане не хотели больше терпеть в своей стране враждебного бога, во внутренностях которого сожгли мальчика Бен Халила. Наиболее благоразумные напоминали, что Ифтах строго запретил трогать святыню, он поклялся в этом аммонитам. Горячие головы отвечали, что клятва устарела, ибо Нахаш не сдержал своей клятвы. Так же думали и священники в Мицпе. Темной ночью толпа разгневанных людей ворвалась в святыню, избила священников, обрезала им бороды, разломала стены дома, свалила статую бога, измазала eё навозом. Когда взошло солнце, приверженцы Милькома, призванные опозоренными священниками, увидели оскверненную святыню. Все вокруг было испачкано навозом, бог Аммона и его царь — неслыханно опозорены, договор, заключенный Ифтахом, грубо нарушен.
Когда весть об этом достигла страны Тоб, Ифтаха охватила безудержная ярость. Благочестивые дураки разрушили всё, чего он добился хитроумными переговорами с царем Нахашем. В его сердце закрались горькие подозрения. Он сразу же собрался в Мицпе.
Ктура никогда не имела привычки давать ему советы; но на этот раз не удержалась.
— Я знаю, — сказала она, — что ты отомстишь за преступление против Милькома. Но нужно примириться не только с богом, но и с царем Нахашем. Отдай ему Яалу. Сейчас…
Ифтах признавал, что Ктура права. После того что произошло, другого средства предотвратить войну не было. Но даже если бы он мог подавить чувства, которые поднимались в его душе при мысли о союзе с Аммоном, чувство, что он предает свой народ, чувство страха перед гневом Господним, он никогда не заставил бы себя отдать Яалу. Пусть Нахаш приносит жертвы Милькому, он, Ифтах, не принесет в жертву свое дитя.
Ктура не понимала, насколько противоречивы его ощущения, она была уверена, что породнится с Нахашем. Никогда за все годы она не была так далека от него. Ему стало жалко ее, и он дал ей пустые, ничего не значащие обещания. И поспешил на юг, в район Хешбона. Созвал людей, разрушивших святыню, расспросил. Это были простые люди, которые верили в свою правоту. Да, они знали о его запрете. Но разве не преступление царя-идолопоклонника заставило их нарушить этот запрет? К тому же и в Мицпе говорили, что Милькома теперь навсегда изгонят из Гилеада.
Ифтах поспешил в Мицпе и, полный холодной ярости, в присутствии Циллы привлек к ответу Шамгара. Он грубо набросился на него.
— Это ты совратил людей из Гилеада, — грубо набросился на него Ифтах. — Ты подстрекал их пренебречь моим приказом! Ты сделал меня клятвопреступником перед царем Аммона!
Шамгар удивился не меньше, чем ревнители веры из Хешбона.
— Но, Ифтах, — ответил он. — Нахаш принес в жертву всесожжения своему богу израильского ребенка! Разве я мог запретить людям мстить за Господа?!
Ифтах увидел, как тонкие губы Циллы растянулись в злобной усмешке.
— Вы умышленно сделали это! — закричал он. — Вы готовы погубить весь Гилеад, лишь бы разрушить то, что я создал. Не притворяйся, ты, запачканный кровью дурак!..
Не помня себя от гнева, Ифтах отвесил Шамгару звонкую пощечину. Цилла громко завыла. Ифтах отвернулся от брата.
— Ты даже не представляешь, что ты наделал, — сказал он.
В Мицпе прибыло посольство Аммона. Послание гласило: «Нахаш, царь Аммона, обращается к Ифтаху, судье-клятвопреступнику из Гилеада… Ты вероломный, страшный человек! Разве мы скоты, что ты посмел так опозорить моего бога?!» Однако у главы посольской делегации было второе, тайное и неофициальное, послание к Ифтаху. И в нем говорилось: «Подумай о предложении, сделанном тебе. Я — не враг воину Ифтаху, мое предложение остается в силе. Отдай моему послу свою дочь, и между нами будет дружба. Если ты этого не сделаешь, мой бог Мильком принесет много бед тебе и Гилеаду». Это послание взволновало Ифтаха. На месте Нахаша он сразу же после дерзкого нарушения договора напал бы на Гилеад и уничтожил всех мужчин, которые жили вокруг Хешбона. Он был благодарен царю, который пересилил себя и снова предложил союз. Но при всей дружеских чувствах, которые он испытывал к умному, смелому человеку, он не мог с ним породниться. И если бы он отдал Яалу чужеземному богу, он предал бы себя и весь Гилеад. Он ответил царю: «Обманутый судья Гилеада говорит оскорбленному царю Аммона: мне жаль, что мои люди обидели твоего бога, и я собираюсь выдать тебе злоумышленников, чтобы ты поступил с ними по своему усмотрению. Но дочь мою отдать тебе не могу. Понимаю, что весной ты начнешь против меня войну. Знаю, что ты этой войны не хотел. Поверь, я тоже eё не хочу. Но войны хотят боги».
Ифтах пошел в шатер Господа.
— Ну вот, получай свою войну, старик! — сказал он Авиаму. — Если она уничтожит Гилеад, в этом будет и тв вина.
Гнев бушевал в нем, и в то же время он восхищался Авиамом. Священнику удалось сломить волю Ифтаха и принудить его к войне. А люди из Хешбона, да и Шамгар, и сегодня ещё не знали, кто натравил их против Нахаша.
Авиам хранил спокойствие.
