Коммунисты - Луи Арагон
— О, знаете ли… у нас тоже есть дивизии Б! В сущности, они не хуже других. Только слабее оснащены противотанковыми орудиями, вот и все… А что касается воинского духа, то в этом отношении генерал Корап сделал все, что требуется. Вы никогда не бывали в Вервене, дорогой друг? Если вам нечего делать, можно осмотреть город. Тут есть превосходные памятники времен владычества испанцев во Фландрии… Ах, вы уже видели?
— В 1918 году я был в армии Манжена[526]; в октябре мы двинулись из Лаона и отбили Вервен у неприятеля. И как раз там, где, знаете, дорога идет в гору, в направлении Ирсона, мне угодила в плечо пуля… При перемене погоды я до сих пор еще чувствую это ранение…
По площади Ратуши, о которой Бенедетти иронически сказал: — В наши дни она называлась «площадь Паскаль-Секкальди[527]», — двигался какой-то странный караван из грузовиков и пеших людей. Кто это? Гражданские или военные? Они шли строем, в колонне было несколько человек в военной форме, однако вся эта масса пешеходов отличалась от штатских только тем, что на головах у них были пилотки, а на рукавах — грязные повязки. Одни были в пальто, другие без верхней одежды, все с сумками и противогазами через плечо… Все несли на плече лопаты вместо винтовок… Колонна двигалась к зданию суда.
— Что это за люди? — спросил майор Бенедетти.
Офицер-штабист пожал плечами. — Похожи на каторжников, верно? Это так называемый Рабочий полк… На нашем участке несколько Рабочих полков. Генерал хотел было использовать их для таких же работ, какие они производили под Парижем, и поручить им возведение оборонительных укреплений за Маасом… но с нашим префектом не сговоришься!
— Знаю, знаю, — сказал Бенедетти.
Шагавшие по площади люди в самом деле больше походили на каторжников, чем на солдат. — Куда же их отправляют? — На границу между Ирсоном и Рокруа. — Вы что же, собираетесь сейчас укреплять границу? — На всякий случай, — ответил штабист.
И тут какой-то офицер, шажком проезжавший вдоль колонны от головной части к хвосту, вдруг осадил коня и остановился как вкопанный перед двумя собеседниками: — Бенедетти! Какими судьбами? — Всадник, затянутый в шинель и с каской на голове, был так грузен, что становилось жаль лошадь. Бенедетти не сразу узнал в нем майора Мюллера. Он командовал этим отрядом, направленным в Синьи-ле-Пти, его батальон свели теперь к двум ротам и придали к ним еще две роты. Полк очень уменьшился — из него убыли получившие броню и демобилизованные по возрасту, а пополнения не дали. У нового полковника (через три месяца после увольнения Авуана Мюллер, как и другие, все еще называл командира полка «новым полковником») осталось только два майора на четыре строевые роты и одну нестроевую. Мюллер пожелал спешиться и крикнул своему денщику, чтобы тот подержал стремя. У долговязого денщика была бандитская рожа и татуировка на лбу… Сущий горилла — с таким страшно встретиться в глухом лесу…
Проходя мимо группы офицеров, лейтенант Барбентан оглянулся на них. От сообщений, поступивших в тот день, у него щемило сердце. Военная авантюра пошла, наконец, в открытую: Бельгия, Голландия… Куда же эти господа приведут Францию?
В полку большинство солдат приняло известие как-то спокойно и даже с чувством облегчения, оттого что кончились долгие месяцы ожидания, безделья, потерянного времени. Но не все. После сбора, когда зачитали приказ о выступлении, один из солдат, коренастый Видаль, о котором Барбентан знал только то, что он по профессии плотник и никакой работы не боится, подошел к нему: — Господин лейтенант… товарищи послали меня… — Арман прищурился. Солдат торопливо заговорил: — Просто они велели передать… Начинаются серьезные дела, и вот товарищи решили… мало ли что может случиться, так пусть лейтенант знает, что они начеку, будут его оберегать…
И солдат отошел, не дожидаясь ответа. Барбентан посмотрел вслед возвращавшемуся на свое место Видалю.
Товарищи? Кто же это? Метеоролог Гребов? Да, наверняка. А еще кто? Может быть, санитар Теншбре… Испанец Кристобаль?.. Хотя нет, не знаю, не похоже, что он коммунист.
Рота Бальпетре шла вместе с ротой Блезена.
II
Утром 11 мая, побывав в кавалерийском корпусе, у Приу, генерал Гревиль приехал в ту деревню, где помощник фармацевта Партюрье спал на носилках в пустой школе. Генеральская машина резко затормозила и остановилась у поста; там бельгийские солдаты уже вскидывали на спины вещевые мешки. — Это что значит? — крикнул генерал офицеру, который вытянулся перед ним и отдал честь. «Это» означало панику, скопление телег перед домами, плачущих женщин, мужчин, выбрасывавших из окон второго этажа перины. Офицер дал довольно неопределенные объяснения: нет, неприятеля еще не видели; бомбежки не было. Поймали какого-то типа, распространявшего слухи.
Генерал высок ростом, а в длинной, наглухо застегнутой шинели кажется еще выше. Говорит отрывисто, короткими фразами. Холодная резкость тона сменяется тихим бормотаньем. Решительным жестом он как будто отмел бельгийцев, этих никудышных солдат, которых считал кем-то вроде лесных сторожей. — Уходят? Ну и пусть себе убираются! — Маленькая колонна дивизионного командного пункта собралась по команде, потом разбилась на кучки. Офицер-квартирмейстер, присланный заранее, бросился к генералу и повел его к ферме с широким квадратным двором, с высокими крытыми воротами. Стали устраиваться на ферме. — Ступайте, успокойте этих паникеров…
Все организовалось как обычно. Расквартирование, даже на войне, даже на фронте, должно идти по заведенному порядку. Генерал Гревиль — человек отважный и всегда требует, чтобы его командный пункт был выдвинут на передний край. Вчера вечером только по категорическому приказу генерала Жоржа он остановился к востоку от Нивеля в большом селе, которое, впрочем, на рассвете бомбили немецкие самолеты. Сбросили бомбы около сараев, где стояли штабные автомобили. Результат незавидный — убита корова. Генералу Гревилю известно, что армия генерала Бланшара все еще в Валансьене, но ее кавалерийский корпус уже проскочил вперед, за Жамблу, а дивизионный санотряд забрался еще на сорок километров дальше и находится в замке Геккеров. Поэтому генерал Гревиль решил не отставать от них и
