Джейн Остин - Гордость и предубеждение

Миновав прихожую, в которой мистер Коллинз с восторгом обратил их внимание на размеры помещения и изящество орнаментов, они следом за слугами прошли через холл в комнату, в которой уже сидели ее сиятельство, мисс де Бёр и миссис Дженкинсон. Леди Кэтрин снизошла до того, чтобы подняться им навстречу, и, так как Шарлот заранее условилась с мужем, что она сама представит гостей хозяйке дома, церемония знакомства совершилась естественным образом, без излишних извинений и оправданий, которые не преминул бы употребить по такому случаю мистер Коллинз.

Хотя сэр Уильям когда-то имел честь побывать даже в Сент-Джеймсе, он был сейчас настолько подавлен окружавшим его величием, что смог лишь отвесить низкий поклон и затем молча занять предложенное ему место. Его дочка, напуганная почти до бесчувствия, уселась на самый краешек стула, не смея поднять глаза. И только Элизабет не испытывала особого волнения и смогла спокойно рассмотреть трех находившихся перед нею дам. Леди Кэтрин оказалась высокой и полной женщиной с резкими чертами лица, которое в давние годы могло быть красивым. Она ничем к себе не располагала, и в ее манерах не чувствовалось желания хозяйки, чтобы ее гости забыли о своем более низком общественном положении. Она не наводила страха молчанием, но все, что она говорила, произносилось самым авторитетным тоном, подчеркивавшим всю значительность ее особы — именно так, как рассказывал о ней мистер Уикхем. И, наблюдая ее в течение всего вечера, Элизабет решила, что леди Кэтрин вполне соответствует нарисованному им портрету.

Рассмотрев хозяйку дома, в лице и жестах которой она вскоре уловила некоторые черты мистера Дарси, Элизабет взглянула на ее дочь и была удивлена ее худобой и тщедушием почти в такой же степени, как Мерайя Лукас. Между матерью и дочерью не замечалось никакого сходства ни в лице, ни в фигуре. Мисс де Бёр была девушкой бледной и болезненной. Лицо ее нельзя было назвать некрасивым, но казалось невыразительным. Она почти ничего не говорила, если не считать нескольких фраз, обращенных к миссис Дженкинсон, ничем не примечательной женщине, занятой только словами своей воспитанницы и тем, чтобы получше установить перед ее глазами защитный экран.{50}

Гости не просидели и пяти минут, когда им было предложено подойти к одному из окон и полюбоваться открывшимся из него видом. Мистер Коллинз взялся при этом обратить их внимание на его красоты, а леди Кэтрин снисходительно пояснила, что смотреть на этот вид еще приятнее в летнее время.

Обед оказался превосходным и, пока он продолжался, им были представлены все предметы сервировки и вся прислуга, обещанные мистером Коллинзом. Как он и предсказывал, ему, по желанию ее сиятельства, пришлось занять место напротив хозяйки дома. При этом вид у него был такой, как будто он достиг высочайших почестей в мире. Он орудовал ножом, ел и восхищался каждым подаваемым блюдом. Сначала свое суждение высказывал мистер Коллинз, а следом за ним — сэр Уильям, который достаточно пришел в себя, чтобы повторять его слова. К удивлению Элизабет, леди Кэтрин не только переносила все это, но даже казалась довольной их чрезмерным восхищением и смотрела на них с самой снисходительной улыбкой, особенно в тех случаях, когда поданное блюдо оказывалось для них совершенно незнакомым. Никакой беседы за столом так и не завязалось. Элизабет была готова поддержать разговор, но она сидела между Шарлот и мисс де Бёр. Первая была целиком занята тем, что прислушивалась к словам хозяйки дома, а вторая на протяжении всего обеда ни разу не обратилась к Элизабет. Внимание миссис Дженкинсон было целиком поглощено тем, что ее подопечная почти ничего не ела, попытками уговорить ее попробовать хотя бы еще одно блюдо и беспокойством по поводу самочувствия мисс де Бёр. Мерайя не могла произнести ни слова, а джентльмены все время только ели и восторгались.

Когда дамы перешли в гостиную, Элизабет тоже не оставалось ничего другого, как слушать разглагольствования леди Кэтрин, продолжавшиеся без перерыва до тех пор, пока было подано кофе. Мнения, высказывавшиеся хозяйкой дома, произносились таким безапелляционным тоном, который свидетельствовал, что она не привыкла к возражениям. Она подробнейшим и самым нескромным образом расспрашивала Шарлот о ее домашних делах, давала ей всевозможные советы, объясняла, как следует вести ее маленькое хозяйство и наставляла ее в отношении ухода за птицей и коровами. Элизабет поняла, что для этой важной дамы не существовало мелочей, недостойных ее внимания, если только эти мелочи служили ей поводом поучать окружающих. В промежутках между обсуждением различных дел, касавшихся миссис Коллинз, леди Кэтрин обращалась со всевозможными расспросами к Мерайе и Элизабет. В особенности ее интересовала мисс Беннет, о родне которой ей было известно меньше всего и которую она охарактеризовала, обращаясь к Шарлот, как вполне приличную и миловидную девицу. Постепенно она узнала у Элизабет, сколько у нее сестер, старше ли они ее или моложе, можно ли надеяться, что какая-нибудь из них выйдет замуж, красивы ли они, где они получили воспитание, какой экипаж у ее отца и какова была девичья фамилия ее матери. И хотя Элизабет сознавала всю бесцеремонность подобного допроса, она давала хозяйке дома каждый раз исчерпывающие ответы. Далее леди Кэтрин заметила:

— Я слышала, что имение вашего батюшки наследуется по мужской линии и должно перейти к мистеру Коллинзу? В данном случае, имея в виду ваши интересы, миссис Коллинз, — сказала она, обращаясь к Шарлот, — я, конечно, не могу этому не радоваться. Но вообще я не одобряю, когда женщин в семье лишают наследственных прав. В семействе сэра Льюиса де Бёра, слава богу, не сочли нужным заводить такой порядок. Вы поете и играете, мисс Беннет?

— Немножко.

— О, в таком случае мы будем рады как-нибудь вас послушать. У меня, знаете, превосходный инструмент, уж верно получше, чем… Вы сами в этом убедитесь. А ваши сестры тоже поют и играют?

— Да, одна из них.

— Почему же только одна? Нужно было научить всех. У мистера Уэбба музыкой занимались все дочки, а доход у него даже меньше, чем у вашего отца. Вы рисуете?

— Увы, не рисую.

— Как, ни одна из вас?

— Ни одна.

— Это странно. У вас, должно быть, не было случая поучиться. Вашей матери следовало каждую весну вывозить вас в столицу, чтобы вы могли брать уроки.

— Моя мать не имела бы ничего против, но отец ненавидит Лондон.

— Ваша гувернантка с вами больше не занимается?

— У нас никогда не было гувернантки.

— Не было гувернантки? Но это просто немыслимо! Пять дочерей воспитаны без гувернантки! Никогда не слыхала ничего подобного. Ваша мать, должно быть, не имела минуты покоя, заботясь о вашем воспитании!

Элизабет едва удержалась от улыбки, заверив леди Кэтрин в том, что она ошибается.

— Но кто же тогда занимался вашим обучением? Кто за вами следил? Без гувернантки вы были предоставлены сами себе!

— По сравнению с некоторыми семьями это, наверно, так и было. Но те из нас, кто хотел учиться, имели для этого все, что требовалось. Нас всегда поощряли к чтению, и у нас были необходимые учителя. Конечно, если одна из нас предпочитала бездельничать, то для этого у нее оставалась полная возможность.

— Еще бы, нисколько не сомневаюсь. С этим-то гувернантке и необходимо бороться. Если бы я была знакома с вашей матерью, я бы самым решительным образом посоветовала ей нанять гувернантку. Я уже много раз говорила, что в образовании ничего нельзя достигнуть без каждодневных и упорных упражнений, а это может обеспечить одна только гувернантка. Просто удивительно, скольким семьям принесли пользу мои советы. И я всегда с удовольствием помогаю подыскать место молодым особам. Мне, например, удалось отлично пристроить четырех племянниц миссис Дженкинсон. А совсем на днях я порекомендовала одной семье девицу, которую мне только случайно назвали, и, представьте, ею оказались очень довольны. Миссис Коллинз, я не рассказывала вам, что вчера ко мне заезжала леди Меткаф и очень меня благодарила? Подумайте только, она находит, что мисс Поуп — настоящее сокровище. Она прямо так и сказала: «Леди Кэтрин, вы мне подарили сокровище». Ну, а выезжает кто-нибудь из ваших сестер в свет, мисс Беннет?

— Да, сударыня, все.

— Как все? Что же — все пять одновременно? Вот странно! И вы только вторая дочка в семье! Младшие сестры выезжают в свет, прежде чем старшие вышли замуж! Ваши младшие сестры должны быть еще совсем девочками?

— Да, самой младшей нет еще и шестнадцати. Возможно, она и в самом деле слишком молода, чтобы бывать в обществе. Но, по совести говоря, было бы слишком жестоко по отношению к младшим сестрам, если бы они лишились своей доли светских развлечений только из-за того, что старшие не имели возможности или охоты рано выйти замуж. Та, которая родилась последней, имеет такое же право радоваться своей молодости, как родившаяся первой. Оказаться лишенной этих радостей из-за того, что ты моложе других! При этом, я полагаю, трудно было бы рассчитывать, что между сестрами возникнет достаточная привязанность и они будут обладать необходимыми душевными качествами.