Эмиль Золя - Истина
Поэтому Маркъ приходилъ въ искреннее отчаяніе, наблюдая, какое страшное невѣжество царило во всей странѣ. Имя Симона сдѣлалось всеобщимъ пугаломъ, и достаточно было произнести его, чтобы повергнуть людей въ ужасъ и вызвать у нихъ крики презрѣнія и злобы. Это было проклятое имя, которое для толпы являлось олицетвореніемъ самаго отвратительнаго преступленія. Надо было поневолѣ молчать, не позволять себѣ ни малѣйшаго намека, подъ страхомъ возбудить противъ себя и родныхъ ненависть всѣхъ классовъ общества. Находились, конечно, и трезвые умы, которые и послѣ осужденія Симона смутно чувствовали, что дѣло неладно, и готовы были вѣрить въ невинность несчастнаго; но, видя вокругъ себя такой полный взрывъ ненависти, они должны были молчатъ и совѣтовали и другимъ не высказывать протеста. Къ чему бы это привело? Къ чему напрасно жертвовать собою, безъ всякой надежды, что когда-нибудь истина восторжествуетъ?.. Маркъ поражался и отчаивался, узнавая подобные факты; его до глубины души возмущали та испорченность и то невѣжество, въ которомъ гибла главная масса населенія Франціи; кругомъ было настоящее болото, изъ котораго подымались ядовитые міазмы, и оно все больше и больше засасывало людей, покрывая ихъ души мутной тиной. Случайно Марку пришлось встрѣтиться съ крестьяниномъ Бонгаромъ, съ рабочимъ Долуаромъ, съ чиновникомъ Савеномъ, и онъ увидѣлъ, что всѣ трое охотно взяли бы своихъ дѣтей изъ свѣтской школы и отдали бы ихъ въ школу братьевъ; если они пока еще не сдѣлали этого, то изъ тайнаго страха навлечь на себя неудовольствіе властей. Бонгаръ отказался высказывать какія бы то ни было мнѣнія о дѣлѣ Симона: это до него не касалось; онъ даже не зналъ, на чью сторону ему стать: на сторону правительства или духовенства; впрочемъ, онъ какъ-то высказалъ, что евреи напускали болѣзни на скотъ, и даже утверждалъ, будто его дѣти видѣли, какъ какой-то человѣкъ бросалъ бѣлый порошокъ въ колодецъ. Долуаръ продолжалъ кричать о томъ, что вольнодумцы хотятъ уничтожить армію; одинъ товарищъ разсказалъ ему, будто между евреями составился синдикатъ съ цѣлью продать Францію Германіи; потомъ онъ грозился пойти въ школу и прибитъ новаго учителя, если его дѣти, Августъ и Шарль, разскажутъ ему какія-нибудь гадости объ этой школѣ, растлѣвающей дѣтей. Савенъ относился къ дѣлу съ большею сдержанностью, но высказывалъ много горечи, считалъ себя оскорбленнымъ; его постоянно мучили финансовыя затрудненія, и въ душѣ онъ жалѣлъ, что не перешелъ на сторону церкви; по его мнѣнію, онъ проявилъ много республиканскаго геройства, отказываясь отъ тѣхъ предложеній, которыя ему дѣлались духовникомъ его жены; что касается дѣла, то, по его мнѣнію, оно было лишь гнусной комедіей, осужденіемъ одной жертвы, чтобы спасти честь школы, какъ свѣтской, такъ и духовной; онъ даже подумывалъ о томъ, чтобы взять своихъ дѣтей, Гортензію, Ахилла и Филиппа, изъ школы и дать имъ расти на свободѣ, безъ всякаго образованія. Маркъ слушалъ всѣ эти разсужденія и уходилъ домой съ тревогой въ душѣ; онъ не могъ понять, какъ могли люди, не лишенные здраваго смысла, такъ ужасно заблуждаться. Его пугало подобное умственное извращеніе, и онъ считалъ, что оно приноситъ больше вреда, чѣмъ совершенное невѣжество: постоянный обмѣнъ безсмысленныхъ сплетенъ, непроницаемый слой народныхъ предразсудковъ и суевѣрій, вліяніе всевозможныхъ легендъ и побасенокъ должны были, въ концѣ концовъ, совершенно извратить умы народной массы. Какъ приступить къ дѣлу оздоровленія, какъ вернуть несчастной націи умственное и нравственное благосостояніе?
Однажды Маркъ, зайдя въ лавку госпожъ Миломъ, чтобы купить книгу, былъ сильно пораженъ слѣдующимъ фактомъ. Въ лавкѣ находились обѣ женщины и ихъ сыновья, Себастіанъ и Викторъ. У прилавка стояла младшая вдова и нѣсколько испугалась внезапному появленію Марка; впрочемъ, она сейчасъ же овладѣла собою, только на лбу появилась зловѣщая морщинка. Другая вдова вскочила съ мѣста и видимо взволновалась; она увела Себастіана подъ предлогомъ, что ему надо вымыть руки. Такое бѣгство очень сильно подѣйствовало на Марка; онъ убѣдился въ томъ, что давно подозрѣвалъ, а именно, что обѣ были очень смущены осужденіемъ невиннаго Симона. «Не откроется ли когда-нибудь истина именно здѣсь, въ этой незначительной лавчонкѣ?» — подумалъ онъ. Маркъ ушелъ въ сильномъ волненіи, послѣ того, какъ младшая вдова, желая замаскировать бѣгство своей невѣстки, стала ему болтать всякій вздоръ: что какая-то старая дама видѣла во снѣ Зефирена, жертву Симона, съ пальмовой вѣткой въ рукѣ; что школа братьевъ, съ тѣхъ поръ, какъ ихъ осмѣлились заподозрить, охраняется отъ молніи: три раза она ударила по сосѣдству, но школа осталась невредимой.
Наконецъ Марку понадобилось повидать мэра Дарраса по поводу какого-то служебнаго дѣла, и онъ замѣтилъ его смущеніе, когда былъ принятъ имъ въ мэріи. Дарраса всегда считали за убѣжденнаго симониста; онъ даже открыто заявилъ о своихъ симпатіяхъ на судѣ. Но вѣдь онъ занималъ общественный постъ, и такое положеніе принуждало его къ полному невмѣшательству. Нѣкоторая доля трусости еще увеличивала его осторожность: онъ боялся вызвать неудовольствіе своихъ избирателей и потерять занимаемую имъ должность мэра, которая очень льстила его самолюбію. Покончивъ съ нимъ дѣловой разговоръ, Маркъ пытался узнать его мнѣніе о процессѣ, но Даррасъ лишь поднялъ руки къ небу и сталъ жаловаться на то, что онъ связанъ своимъ положеніемъ, что члены муниципальнаго совѣта держатся очень разнообразныхъ взглядовъ, и что онъ боится, какъ бы клерикалы не одержали побѣды на предстоящихъ выборахъ; поэтому надо всячески избѣгать возстановить противъ себя населеніе. Онъ разсыпался въ сожалѣніяхъ, что дѣло кончилось такъ неблагопріятно для Симона, что оно явилось полемъ битвъ, на которомъ клерикалы одерживали такія легкія побѣды, благодаря невѣжеству народа, отравленнаго всевозможными вредными побасенками. Пока въ странѣ господствовало такое безуміе, надо было склонитъ голову и дожидаться, пока гроза не пройдетъ мимо. Даррасъ даже потребовалъ отъ Марка, чтобы онъ никому не говорилъ о томъ, что слышалъ отъ него. Онъ проводилъ его до двери, желая подчеркнуть свою душевную къ нему симпатію и умоляя его не подымать шума и притаиться, пока не наступятъ лучшія времена.
Когда Марка особенно одолѣвали мрачныя мысли и полное отвращеніе ко всему окружающему, онъ направлялся къ Сальвану, директору нормальной школы въ Бомонѣ. Онъ особенно часто навѣщалъ его въ ту суровую зиму, когда Феру умиралъ съ голоду, ведя безустанную борьбу съ аббатомъ Коньясомъ. Маркъ часто бесѣдовалъ со своимъ другомъ о возмутительномъ положеніи сельскаго учителя въ сравненіи съ обезпеченною и даже роскошною жизнью духовенства. Сальванъ вполнѣ соглашался съ вюіъ, что такое неравенство весьма печально, и что оно въ значительной степени вліяетъ на недостаточность авторитета, которымъ пользуются инспекторы начальныхъ школъ. Если нормальнымъ школамъ трудно пополнять комплектъ учащихся, то это происходитъ также отъ той незначительной платы, въ пятьдесятъ два су въ день, которую получаютъ учителя, достигшіе уже тридцатилѣтняго возраста. Слишкомъ много говорилось о печальномъ положеніи сельскихъ учителей, о тѣхъ лишеніяхъ, которыя имъ приходится испытывать. Сыновья крестьянъ, желая отдѣлаться отъ тяжелаго труда земледѣльца, шли сперва въ нормальныя школы и въ семинаріи, а теперь они предпочитаютъ сдѣлаться мелкими чиновниками и направляются въ городъ въ поискахъ за счастьемъ. Единственное, что еще заставляло ихъ браться за низко оплачиваемый и каторжный трудъ учителя, такъ это то, что онъ освобождалъ ихъ отъ воинской повинности. Между тѣмъ нормальная школа являлась главнымъ источникомъ просвѣщенія страны, ея силы и благополучія. Существовала еще другая, подготовительная школа, которая снабжала нормальную школу будущими руководителями юношества, зажигая въ нихъ искреннее пламя любви къ своему призванію и внушая имъ стремленіе къ истинѣ и справедливости. Чтобы набрать достаточное количество учителей, требовалось только предоставить имъ болѣе щедрое вознагражденіе, чтобы они могли поддержать свое достоинство и жить согласно тому высокому и благородному положенію, которое занимали; воспитаніе и образованіе учителей тоже требовали значительныхъ усовершенствованій. Сальванъ говорилъ совершенно справедливо, что все начальное образованіе зависитъ отъ степени развитія учителя, а слѣдовательно, въ его рукахъ находится возможность развить дѣйствительное самосознаніе всей массы народа и обезпечить славное будущее Франціи. Въ этомъ заключался вопросъ жизни и смерти. Сальванъ задался цѣлью подготовить учителей для предстоящей имъ работы на почвѣ народнаго развитія. До сихъ поръ ихъ не воспитывали въ духѣ апостольства, не успѣли сообщить имъ одно лишь точное знаніе, которое разсѣяло бы легенды и небылицы, столько вѣковъ подрядъ туманившія здравый народный смыслъ. Въ большинствѣ случаевъ учителя выходили честными и убѣжденными республиканцами, достаточно образованными, знающими методы преподаванія чтенія, письма, начальныхъ правилъ ариѳметики, начатковъ исторіи, но неспособными создать гражданъ и людей. Несчастное дѣло Симона доказало, что большинство изъ нихъ перешло на сторону лживаго клерикализма, не будучи въ состояніи разсуждать и дѣйствовать на основаніи разумной логики. Они еще не научились любить истину; достаточно было сказать имъ, что евреи продали Францію Германіи, и они были сбиты съ толку. Гдѣ же она, та армія священныхъ воиновъ, которая должна просвѣтить народъ Франціи и сообщить ему лишь свѣтлыя научныя истины, освободить отъ мрака невѣжества и суевѣрій и сдѣлать изъ него убѣжденнаго поборника истины, свободы и справедливости?
