Эмиль Золя - Истина
— Мой бѣдный другъ, — говорила она, — ты, наконецъ, захвораешь, если будешь такъ мучиться; старайся не думать объ этомъ грустномъ дѣлѣ.
Марка трогала до слезъ заботливость жены, и онъ, въ свою очередь, нѣжно ее цѣловалъ.
— Да, да, ты права: не надо падать духомъ. Но что же дѣлать, — я не могу не думать объ этомъ возмутительномъ процессѣ.
Тогда Женевьева, улыбаясь и приложивъ палецъ къ губамъ, вела его къ кроваткѣ, гдѣ ихъ дочурка Луиза спала тихимъ сномъ.
— Думай только о нашей дорогой малюткѣ; обѣщай мнѣ, что ты будешь работать для нея. Пусть она будетъ такъ же счастлива, какъ мы съ тобою.
— Да, конечно, это — самое благоразумное. Но не должно ли наше личное счастье покоиться на всеобщемъ счастьѣ всѣхъ людей?
Женевьева выказала много благоразумія и участія въ дѣлѣ Симона. Она немало выстрадала, видя отношенія ея бабушки и матери, особенно первой, къ ея мужу; даже служанка Пелажи — и та избѣгала говорить съ Маркомъ. Когда молодые супруги покидали Мальбуа, прощаніе было самое холодное; съ тѣхъ поръ Женевьева лишь изрѣдка ѣздила навѣщать старухъ, чтобы не допустить полнаго разрыва. Возвратясь въ Жонвиль, Женевьева опять прекратила посѣщеніе церковныхъ службъ, не желая, чтобы аббатъ Коньясъ пользовался ею, какъ орудіемъ для своихъ происковъ. Держась въ сторонѣ отъ той борьбы, которую Маркъ затѣялъ съ кюрэ, и не всегда соглашаясь въ душѣ съ поступками мужа, такъ какъ въ ней коренились еще убѣжденія, полученныя въ домѣ бабушки, она, какъ любящая подруга, никогда ни единымъ словомъ упрека не огорчала Марка, а, напротивъ, постоянно выказывала ему свою горячую любовь. Также и по отношенію къ дѣлу Симона она не допускала ни малѣйшихъ сомнѣній, увѣренная въ честности и благородствѣ Марка и зная его чуткую ко всякой неправдѣ душу. Оберегая интересы семьи, она только изрѣдка напоминала ему, чтобы онъ былъ осторожнѣе въ выраженіи своихъ симпатій. Что сталось бы съ ними и съ ихъ ребенкомъ, еслибы ему отказали отъ мѣста? Они такъ горячо любили другъ друга, такъ жаждали взаимныхъ ласкъ, что никакая серьезная ссора не могла возникнуть между ними. Послѣ самой незначительной размолвки они бросались въ объятія другъ друга и забывали все на свѣтѣ, наслаждаясь своею любовью.
— Дорогая, дорогая Женевьева! — восклицалъ онъ. — Разъ отдавшись другъ другу, невозможно и думать о серьезной ссорѣ!
— Да, мой Маркъ, — отвѣчала она. — Я — вся твоя, и ты можешь дѣлать со мною, что хочешь.
Поэтому онъ предоставилъ ей полную свободу. Еслибы она и стала посѣщать церковь, онъ не былъ бы въ силахъ помѣшать ей въ этомъ, уважая свободу совѣсти каждаго человѣка. Когда у нихъ родилась маленькая Луиза, ему и въ голову не пришло противиться ея крещенію, до того онъ самъ еще находился подъ вліяніемъ установившихся обычаевъ. Иногда въ немъ шевелились неясныя сожалѣнія. Но развѣ любовь не сглаживала всѣ недоразумѣнія, и развѣ самыя печальныя и неожиданныя случайности не забывались въ нѣжныхъ объятіяхъ, когда сердца любящихъ бились одною всепроникающею страстью?..
Если Маркъ все еще находился подъ грустнымъ вліяніемъ дѣла Симона, то это происходило оттого, что онъ не могъ не заниматься имъ. Онъ поклялся не покладать рукъ, пока не откроетъ настоящаго преступника, и держалъ данную клятву со всею страстью человѣка, вѣрнаго своему дѣлу. Каждый четвергъ, когда у него была свободная минутка, онъ спѣшилъ въ Мальбуа и навѣщалъ семью Лемановъ, въ ихъ мрачной лавчонкѣ въ улицѣ Тру. Осужденіе Симона разразилось надъ этой семьей, какъ ударъ грома; они переживали всѣ ужасныя послѣдствія своего родства съ каторжникомъ; всѣ друзья и знакомые отшатнулись отъ нихъ, заказчики покинули несчастнаго Лемана, и семья непремѣнно погибла бы съ голоду, еслибы не получила случайной, хотя и очень невыгодной работы на большой магазинъ готоваго платья въ Парижѣ.
Больше всего страдали отъ ужасной ненависти, которая окружала семью, сама Рахиль, такая впечатлительная и добродушная, и ея дѣти Жозефъ и Сара. Они не могли посѣщать школы: мальчишки преслѣдовали ихъ свистками и бросали въ нихъ каменья; мальчикъ однажды вернулся домой съ разсѣченной губой. Госпожа Симонъ носила глубокій трауръ, который еще больше оттѣнялъ ея необыкновенную красоту; она плакала по цѣлымъ днямъ и все еще надѣялась на чудо. Среди убитой горемъ семьи одинъ только Давидъ сохранялъ свое мужество; молчаливый и дѣятельный, онъ не терялъ надежды и энергично продолжалъ свои розыски. Онъ задался почти неосуществимой задачей спасти и возстановить честь брата; онъ поклялся ему въ ихъ послѣднее свиданіе посвятить всю свою жизнь раскрытію ужасной тайны; онъ поклялся найти настоящаго преступника и обнаружить наконецъ правду передъ всѣмъ свѣтомъ. Онъ окончательно поручилъ дѣло объ эксплуатаціи песку и камня хорошему управляющему, такъ какъ безъ денегъ онъ не могъ продолжать своихъ разслѣдованій, а самъ все свое время посвящалъ дѣлу брата, присматриваясь къ самымъ незначительнымъ фактамъ и стараясь напасть на настоящій слѣдъ. Еслибы его мужественная энергія и могла, въ концѣ концовъ, ослабѣть, то письма, получаемыя имъ изъ Кайенны, снова возбуждали его къ новому проявленію нечеловѣческихъ усилій. Отъѣздъ Симона вмѣстѣ съ другими несчастными, ужасный переѣздъ до мѣста назначенія, всѣ ужасы каторги, всѣ подробности жизни брата наполняли его душу содроганіемъ, и онъ ежеминутно представлялъ себѣ его страданія. Затѣмъ администрація начала цензуровать письма Симона; тѣмъ не менѣе въ каждомъ словѣ, въ каждой фразѣ чувствовалась невыразимая пытка, возмущеніе невиннаго, вѣчно думающаго о преступленіи другого лица, за которое ему приходилось нести наказаніе. Не сойдетъ ли онъ, въ концѣ концовъ, съ ума отъ столь ужасныхъ мученій? Симонъ отзывался съ участіемъ о своихъ товарищахъ по каторгѣ, о ворахъ и убійцахъ; вся его ненависть была направлена противъ сторожей и надзирателей, которые, лишенные всякаго контроля, обратились въ пещерныхъ людей и вдали отъ цивилизованнаго міра потѣшались тѣмъ, что заставляли страдать другихъ людей. Среда, въ которую попалъ Симонъ, была среда крови и грязи, и когда одинъ изъ помилованныхъ каторжниковъ пріѣхалъ въ Малибуа и разсказалъ Давиду, въ присутствіи Марка, о тѣхъ ужасахъ, которые происходили на каторгѣ, оба друга были внѣ себя отъ охватившаго ихъ отчаянія и съ новою силою поклялись освободить несчастнаго страдальца.
Къ сожалѣнію, общія усилія Давида и Марка не приводили пока ни къ какому благопріятному результату, несмотря на то, что они вели свои розыски съ предусмотрительною осторожностью. Главное ихъ вниманіе было обращено на школу братьевъ, и въ особенности на брата Горгія, котораго они продолжали подозрѣвать. Черезъ мѣсяцъ послѣ окончанія процесса три помощника, братья Исидоръ, Лазарь и Горгій, куда-то скрылись: ихъ, вѣроятно, послали въ другую общину, быть можетъ, на другой конецъ Франціи; остался одинъ лишь братъ Фульгентій, руководителъ школы, и ему были посланы три новыхъ помощника. Ни Давидъ, ни Маркъ не могли вывести никакихъ заключеній изъ подобнаго факта, такъ какъ въ немъ не было ничего особеннаго: братья часто перемѣщались изъ одного учрежденія въ другое. А такъ какъ отосланы были всѣ три брата, то нельзя было добиться, который изъ нихъ являлся причиной перемѣщенія. Самое ужасное зло выражалось въ томъ, что процессъ Симона нанесъ полное пораженіе свѣтской школѣ; многія семьи взяли оттуда своихъ дѣтей и перевели ихъ въ школу братьевъ. Ханжи, въ особенности женщины, подняли крикъ изъ-за этой ужасной исторіи и утверждали, что свѣтское обученіе, изъ котораго было исключено духовное начало, и было причиной отвратительнаго насилія и убійства. Никогда еще школа братьевъ не достигала такого процвѣтанія; это было настоящее торжество для всей конгрегаціи, и въ Мальбуа встрѣчались лишь сіяющія лица духовныхъ особъ и монаховъ. Къ довершенію всего, новый учитель, назначенный на мѣсто Симона, несчастный, жалкій человѣчекъ, по имени Мешенъ, повидимому, не былъ въ состояніи бороться съ тѣмъ потокомъ всякихъ мерзостей, который былъ направленъ противъ школы. Говорили, что онъ слабъ грудью и очень страдаетъ отъ суровой зимы, такъ что ему приходилось нерѣдко поручать свой классъ Миньо; послѣдній, потерявъ твердаго руководителя, подпалъ подъ вліяніе мадемуазель Рузеръ, все болѣе и болѣе подчинявшейся клерикаламъ, которые являлись хозяевами страны. Могъ ли онъ пренебречь мелкими подарками, хорошими отзывами Морезена и надеждами на быстрое повышеніе? Она уговорила его водить дѣтей къ обѣднѣ и повѣсить въ классѣ нѣсколько картинъ духовнаго содержанія. Начальство не протестовало противъ подобныхъ начинаній, разсчитывая, быть можетъ, что такіе пріемы окажутъ хорошее дѣйствіе на семьи, и что онѣ снова будутъ посылать дѣтей въ свѣтскую школу. На самомъ дѣлѣ весь Мальбуа перешелъ во власть клерикаловъ, и кризисъ грозилъ сдѣлаться очень серьезнымъ.
