Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 16
И затем сюда была перенесена рукопись, содержащая рассказ о Пьере после Бородина и далее до посещения им Растопчина (гл.VІІІ—XI), рассказ о жизни Элен в Петербурге (гл. VI и VII), о Пьере в Москве — все это еще сильно отличалось от законченной редакции. Особенно много раз перерабатывалась глава о Пьере, составившая впоследствии гл. VIII.361 Затем были написаны сцены на улицах опустевшей Москвы, главы о Растопчине, об убийстве Верещагина (гл. XXI—XXV), очень кратко рассказано о входе французских войск в Москву и затем о Пьере на улицах Москвы. Для продолжения имелся материал в первой законченной редакции. Главы о посещении Пьером княжны Чиргазовой, о встрече с Долоховым, возвращении Пьера домой к Аксинье Ларивоновне, где он «ушел за свою перегородку, лег на постель и заплакал слезами злобы и унижения», и, наконец, описание встречи Пьера с французским офицером Пончини и его откровенный разговор с ним о себе и о своей любви к Наташе — всё это исправленная копия первой редакции.
В таком виде первая часть дошла до наборной рукописи; и, лишь правя ее, Толстой дописал еще три главы, посвященные Ростовым в Мытищах и свиданию князя Андрея с Наташей (близко к законченной редакции). Заключением первой части к моменту сдачи ее в набор служило краткое сообщение о Ростовых, которые не думали в то время о личном, об установившихся отношениях князя Андрея с Наташей, потому что «нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над всей Россией заслонял все другие предположения». Наборная рукопись первой части пятого тома была сдана в типографию в конце февраля или в начале марта 1868 г.362
Вторая часть начиналась с Пьера: Пьер бродил по улицам Москвы с намерением убить Наполеона; далее — сцены грабежа французскими войсками оставшихся жителей, вмешательство Пьера, спасение им ребенка, взятие Пьера в плен. Но тут же план изменен. Рукопись с рассказом о Пьере, закончившаяся взятием его в плен, была послана в набор дополнительно, как окончание первой части, которая теперь целиком содержала описание жизни Москвы с 26 августа по 3 сентября 1812 г.
Вторая часть пятого тома началась с жизни Петербурга в эти же дни, т. е. после Бородинского сражения. Нельзя установить точно, что именно из второй и третьей частей пятого тома было написано весною 1868 г. Ясно, однако, что продолжение этого тома уже было в рукописи, а первая часть печаталась. В письме от 21—23? марта, отвечая М. П. Погодину на его просьбу дать прочесть рукопись пятого тома, Толстой писал: «Пятая часть в корректурах есть начало, и она к вашим услугам, а рукопись моя невозможна для чтения».363
Толстой продолжал напряженно трудиться над окончанием романа. «Я по уши в работе»,364 — писал он в то время. «Я спокоен и счастлив, как только можно, и внешними условиями жизни, и своим трудом, и, главное, семьей».365 К концу апреля 1868 г. начало первой части было сверстано, и до 9 мая Толстой правил корректуры дальнейших глав первой части.
Вернувшись 10 мая в Ясную Поляну, Толстой проболел четыре дня, был «не в силах приняться за работу» и поэтому не мог послать продолжения рукописи, однако сообщал П. И. Бартеневу: «Я очень скоро буду совсем готов».366 В том же письме Толстой послал дополнения к только что исправленным в Москве корректурам первой части пятого тома: к главам о возвращении Пьера из Можайска в Москву (гл. VIII), о жизни Элен в Петербурге (гл. VII), о Наполеоне на Поклонной горе (гл. XIX).367 Из этих поправок явствует, какая часть текста уже печаталась.
Следует отметить первую из посланных поправок, так как она проливает свет на то, в каком состоянии находилось продолжение тома. Толстой просил «выпустить всю историю Пьера в деревне с стариком и юродивым и отнятием лошади». Речь идет о дважды перерабатывавшейся в рукописи сцене встречи Пьера в деревне под Можайском со стариком; в третий раз этот текст исправлялся в корректуре.368 Можно предположить, что решение исключить этот эпизод было вызвано тем, что в процессе работы над следующей частью, куда входило описание жизни Пьера в плену, возник замысел о Платоне Каратаеве,369 на которого возлагалась роль, раньше предназначенная старику в деревне.
Кроме поручения внести поправки в корректуру, Толстой в том же письме к Бартеневу обращался еще с одной просьбой: «Я просил князя Одоевского и Соболевского дать мне выписку из Данта о несчастной любви. Соболевскому мне не хочется писать, и я боюсь, что он мне не ответит, а кн[язя] Одоевского я забыл, как зовут. Ежели вы увидите того или другого, передайте им мою просьбу и пришлите мне, если они дадут вам». Это поручение позволяет уточнить, какая часть корректур первой части еще оставалась в руках автора. В варианте будущей гл. XXIX французский офицер Пончини, рассказывая Пьеру о своей любви, произносит стих Данте.370 Текста стиха ни в рукописи, ни в корректуре нет, и о нем заботился Толстой, желая вставить цитату в текст признания Пончини. Следовательно, над последними главами первой части пятого тома Толстой еще работал. Первые листы первой части пятого тома были к началу июля отпечатаны, а корректуры второй половины этой части оставались еще не исправленными.
Летом 1868 г. работа прервалась. 6 июля Толстой известил П. И. Бартенева: «Я нынче же пишу Рису с тем, чтобы он меня оставил в покое на несколько времени. Я решительно не могу ничего делать, и мои попытки работать в это время довели меня только до тяжелого желчного состояния, в котором я и теперь нахожусь».371 31 июля С. А. Толстая записала в дневнике, что Толстой уехал с П. А. Берсом на охоту. «Летом ему не пишется», — отметила она.372 В первой половине августа Толстой сообщал П. И. Бартеневу, что не поедет в Москву «без окончания корректур», «а всё не могу»,373 — добавил Толстой, то есть он не мог еще возобновить работу. Вскоре Толстой приехал в Москву, очевидно, привез оставшиеся у него последние корректуры первой части пятого тома, и просмотрел там отпечатанные шесть первых листов, содержащих текст первой части до сцены с полицмейстером на улице опустевшей Москвы.374 Под впечатлением просмотра Толстой, вернувшись из Москвы, писал: «А критическое чутье осеннее ужасается на то, что я пропустил и напечатал весною. Ужасно плохи эти первые 6 листов».375 Как ни недоволен остался Толстой, а исправлять нельзя было, так как листы были уже отпечатаны.
Толстой стал готовить к печати продолжение пятого тома. «Пятый том начал понемногу подвигаться»,376 — писал Толстой П. И. Бартеневу 20 августа 1868 г. И с этого дня до 7 ноября, за период в два с половиной месяца, не сохранилось никаких свидетельств о работе над пятым томом. Работа же шла. И, наконец, из письма к М. П. Погодину от 7 ноября 1868 г. узнаем, что Толстой «не свободен» и находится «всё еще в рабстве своего начатого и неоконченного (последнее время близко подвинувшегося к концу) труда» и что пятый том «быстро подвигается», но Толстой не смеет думать «об окончании его ранее месяца», а до того времени ни о чем другом не смеет думать.377 В это время дописывались вторая и третья части пятого тома, продолжалось печатание его и шла правка корректур.
Начало, содержащее показ сложной борьбы партий в высших кругах, а также описание вечера у Анны Павловны Шерер в день Бородинского сражения сразу и легко были созданы еще в первой редакции, — так что исправленная копия ее явилась наборной рукописью первых двух глав. Для третьей главы, посвященной приезду к Александру I Мишо, присланного Кутузовым с известием об оставлении Москвы, в первой редакции имелась лишь канва, но при работе над второй редакцией этого текста вся глава стала близкой к законченной версии. После этого Толстой вписал главы с рассказом о Николае Ростове и княжне Марье в Воронеже и о Ростовых в Троицкой лавре (гл. IV—VIII). Хотя в основном текст сложился без большого труда, близко к завершенной редакции, однако ряд эпизодов (разговор губернаторши с Николаем Ростовым на бале, приход Ростова к княжне Марье, письмо Сони к Николаю и особенно объяснение больного князя Андрея с Наташей) подвергались затем большим изменениям.378 Заканчивалась группа глав о Ростовых и Болконских возвращением Николая Ростова из Воронежа к своему полку, находившемуся уже в тарутинском лагере.
После вставки новых пяти глав продолжалась отделка имевшихся в первой редакции глав о жизни Пьера в плену. Переработав текст до сцены расстрела «поджигателей» (гл. IX—XI), Толстой стал заново писать следующую главу, повествующую о внутренних переменах Пьера (то, что составило впоследствии содержание гл. XII следующей части), а затем о впечатлении, произведенном на Пьера расстрелом «поджигателей». «Пьер почувствовал в первый раз, что все те условные преграды — рождения, воспитания, нравственных привычек, которые до тех пор отчуждали его от товарищей, — были уничтожены. Пьер с этого дня сблизился с своими товарищами — солдатами, крепостными и колодниками. И в этом сближении нашел новые, еще не испытанные им интерес, спокойствие и наслаждение».379 Платона Каратаева в этом варианте все еще нет. Описание глубоких перемен, происшедших в Пьере за время пребывания его в плену, было предметом напряженнейшей работы. Рукописи красноречиво свидетельствуют об этом: Толстой писал, исправлял, зачеркивал и вновь отбрасывал написанное. В третьей редакции появился Платон Каратаев. Образ его создался легко, и с момента возникновения этого образа он был неотделим от Пьера. Имя и фамилия определились сразу, а для его военного звания и условий, при которых он попал в плен, Толстой подбирал определения: то «раненый унтер-офицер», то «унтер-офицер Томского полка, взятый французами на пожаре Гостиного двора», то «унтер-офицер Томского полка, взятый французами в гошпитале». Внешний облик Каратаева и его первая беседа с Пьером почти совпадают с окончательным текстом. Поля листов рукописи с первым вариантом характеристики Платона Каратаева, а также следующей рукописи, с исправленной копией этих же глав, заполнены пословицами, выписанными из книги «Пословицы русского народа» В. И. Даля. К этому же времени следует отнести отдельный листок (рукопись № 29), вдоль и поперек исписанный пословицами из того же сборника. Это заготовки для речи Платона Каратаева.380
