В тусклом стекле - Джозеф Шеридан Ле Фаню
Он спрятал бумаги под замок, а через неделю, сидя в библиотеке, спросил домоправительницу:
– У твоего мужа был брат?
От столь внезапного обращения к заупокойной теме миссис Карвелл буквально «взвизгнула поросенком», как любил шутливо выражаться судья. Нынче, однако, ему было не до веселья, и он сурово рявкнул:
– Хватит, мадам, надоело. Уйми свой визг и отвечай на вопрос.
Из ответа он узнал, что братьев у Пайнвека нет. Один был, но умер на Ямайке.
– Откуда ты знаешь, что он умер? – спросил судья.
– Он мне так сказал.
– Покойник, что ли?
– Нет, Пайнвек.
– И это все? – ухмыльнулся судья.
Он погрузился в раздумья. День проходил за днем. Настроение у судьи испортилось, на душе скребли кошки. Он не ожидал, что эта история столь сильно на него подействует. Но так обычно и бывает перед лицом скрытого страха, а поведать свою тайну он не мог никому.
Наступило девятое число, и это радовало судью Харботтла. Он знал, что ничего не произойдет. Но тревога не отпускала, а завтра можно будет успокоиться.
[А что насчет послания, которое я цитировал выше? При жизни судьи его никто не видел, после смерти – тоже. Харботтл рассказывал о нем доктору Хедстоуну, а кроме того, была найдена, по всей вероятности, копия, снятая самим судьей. Оригинала не обнаружили. Была ли это копия бреда, проявление душевной болезни? По-моему, да.]
Глава VI
Под арестом
Тем вечером судья Харботтл смотрел спектакль в театре Друри-Лейн. Он принадлежал к разряду гуляк, которые, не смущаясь поздним временем, готовы бродить по городу в поисках удовольствий. Он сговорился с двумя приятелями из Линкольнс-Инн, что после представления они все вместе поедут в его карете и отужинают у него дома.
В театре судья сидел не с приятелями, а в собственной ложе, но компания должна была встретиться с ним у дверей и сесть в карету. И теперь мистер Харботтл, который не любил ждать, нетерпеливо посматривал в окошко.
Его стала одолевать зевота.
Велев лакею стеречь господ адвокатов Тейвиса и Беллера, которые вот-вот должны появиться, он снова зевнул, положил на колени треуголку, закрыл глаза, уютно устроился в уголке, плотнее закутался в накидку и стал думать о прелестной миссис Абингтон.
А поскольку он, подобно морякам, легко, в два счета, засыпал, ему пришло в голову, что неплохо бы чуток вздремнуть. А то эти господа слишком долго заставляют себя ждать.
Но вот судья различил их голоса. Чертовы адвокатишки, по своему обыкновению, зубоскалили над чем-то и обменивались шутливыми колкостями. Карета дернулась и качнулась – вошел первый, снова дернулась – вошел второй. Хлопнула дверца, экипаж с тряской и грохотом покатил по мостовой. Судья был немного сердит. Он и не подумал выпрямиться и открыть глаза. Пусть считают, что он спит. Заметив это, они стали потешаться над ним не так добродушно, как он рассчитывал. Судья решил, что продолжит притворяться, а у дверей дома выдаст приятелям по первое число.
Часы пробили полночь. Беллер и Тейвис молчали как неживые, а ведь обычно языки у них мололи без умолку.
Внезапно судью грубым рывком переместили из уголка на середину сиденья. Открыв глаза, он обнаружил справа и слева двоих спутников.
Не успело у него с языка сорваться проклятье, как он понял, что это незнакомцы: разбойного вида, при пистолетах, одетые как сыщики с Боу-стрит.
Судья потянул за сигнальный ремень. Кучер остановил карету. Судья огляделся. Домов вокруг не было; за окошком, справа и слева, лежала в ярком лунном свете безжизненная черная пустошь, где торчали там и сям группы гнилых деревьев, простиравших к небу причудливо сплетенные ветви, так что казалось, они радуются приходу судьи, в жутком приветствии растопыривая пальцы.
К окошку подошел лакей. Его длинное лицо и запавшие глаза были знакомы судье. Он узнал Дингли Чаффа, пятнадцать лет назад состоявшего у него на службе; судья в припадке ревности выгнал его взашей и обвинил в краже ложек. Чафф умер в тюрьме от сыпного тифа.
Судья отшатнулся в крайнем изумлении. Его вооруженные спутники молча подали знак, и карета продолжила путь через незнакомые верещатники.
Тучный, страдавший подагрой старик в ужасе раздумывал над тем, как спастись. Но он уже был не так силен, как в свои лучшие годы. На пустоши царило безлюдье, ждать помощи было не от кого. Даже если он ошибся и странные служители, его сопровождавшие, не имели ничего общего с Боу-стрит, он все же полностью пребывал под их властью, а они подчинялись его похитителям. Пока что у него не было другого выхода, кроме как смириться.
Внезапно карета резко сбавила ход, и пленник сумел обстоятельно рассмотреть через окошко зловещее зрелище.
На обочине возвышалась гигантская виселица; вершина ее представляла собой треугольник из мощных балок, и с каждой из них свисало, покачиваясь, от восьми до десяти закованных в цепи тел – иной раз просто скелетов, с которых спали обветшавшие саваны. К верхушке вела длинная лестница, внизу,
