Владимир Набоков - Лолита. Сценарий

Гумберт. Да, я телефонировал. И смотритель сказал мне, что все с палатками ушли в горы.

Джон Фар л о. В горы, подумайте только! Как будто речь идет о Тибете. В горы, неужели! Засаженные картофелем склоны! Я бывал там. Местная полиция найдет их в пять минут. Когда вы звонили в лагерь?

Гумберт. Вы что, мне не верите?

Джон Фарло. Нет, нет. Прошу вас, Гумберт. Давайте обсудим это как цивилизованные люди. Вы не хотите, чтобы она была на похоронах. Так?

Гумберт. Она нервная и впечатлительная. Ради чего подвергать ее этой мучительной традиции?

Джон Фарло. Смерть как традиция. Любопытный взгляд на вещи.

Джоана Фарло. Послушай, Джон, может быть, он прав. А если это потрясение разовьет в ней ка- кой-нибудь комплекс или у нее образуется какой- нибудь психический блок?

Джон Фарло. Ну-ну. Этот ребенок не из тех, у кого бывают блоки. Что вы намерены с ней делать?

Гумберт. Все, что будет для нее нежно, то есть нужно. Сразу после похорон я заберу ее из лагеря. Затем мы некоторое время попутешествуем по окрестностям, съездим на какой-нибудь курорт или что-нибудь в этом духе. А потом мы отправимся в Бердслей, где я буду читать лекции.

Джон Фарло. Понятно.

Джоана Фарло. В Бердслее чудная школа для девочек.

Джон Фарло. Угу. Конечно, мы понимаем, что (попыхивает трубкой) у Лолиты теперь никого не осталось, но нам хотелось бы знать, совершили ли вы формальную процедуру ее удочерения?

Джоана Фарло. Но разве отчим в таких случаях не становится опекуном автоматически?

Джон Фарло. Ах, вот ты о чем. Но я-то спрашиваю…

Гумберт осознает, что наступил решающий момент. Вновь, как безумное и перевернутое эхо, включается магнитофон, глухо воспроизводящий искаженные фразы из письма Эдгара По миссис Клемм («они отнимают — отнимают ее — потеряно — все потеряно…»). Гумберт начинает говорить веско и убедительно.

Гумберт. Хорошо. Давайте разъясним это раз навсегда. Я открою вам этот секрет. Скажите, вы действительно полагаете, что одна рамздэльская домохозяйка, вдова и женщина скорее застенчивая, неужели вы полагаете, что в один прекрасный день она вдруг так сильно влюбилась в случайного квартиранта, незнакомца, приехавшего из Европы, что решила связать с ним жизнь? Не кажется ли вам, что это было бы как-то странно? А теперь взгляните, пожалуйста, на этот документ.

Он достает карточку Шарлотты, которую она ему надписала: «Моему cheri Гумберту. Апрель, 1936». С припиской: «Обрати внимание на год; исправлено с 1946».

Джон Фарло. Разумеется, я не мог предполагать, что вы были знакомы четырнадцать лет. Я и Джоан познакомились с Шарлоттой только два года назад, когда она с дочкой переехала из Риски.

Гумберт. Конечно. Любопытно, не так ли? В 1936 году она была обручена. У меня была жена в Европе. Но это еще не все.

Джон Фарло. Но я все же не понимаю, что это меняет…

Гумберт. Это была короткая романтическая встреча, удивительное любовное приключение. Потом я вернулся во Францию.

Джоана Фарло. Джон, Джон, ты разве не понимаешь? Лолита — дочь Гумберта.

Комната Гумберта. Он укладывает вещи к отъезду. Входит служанка Луиза, неся платье в целлофановом пакете на вешалке.

Луиза. К вам пришел джентльмен, он внизу, сэр. А это из прачечной. Вечернее платье миссис. Повесить в шкаф?

Гумберт. Повесьте в шкаф.

Гостиная. Входит Гумберт.

Гость. Я Джэк Биэль. Гумберт. Вы Джэк Биэль.

Биэль. Да. Племянник мистера Мак-Фатума. Я отвозил его на семейную вечеринку, когда случилась катастрофа.

Гумберт. Когда случилась катастрофа. Биэль. Могу ли я присесть ненадолго?

Гумберт. Присядьте ненадолго.

Биэль. Двое моих младших детей, Джэк и Мэри, учатся в одном классе с вашей Лолитой.

Гумберт. Моей Лолитой.

Биэль. Миссис Биэль попросила меня передать ее соболезнование, она глубоко… (Подбирает слова.)

Гумберт. Что именно вам нужно? Ведь вам что-то нужно?

Биэль (приободрившись). Пожалуй, что так. Могу я отодвинуть эту пепельницу? Мистер Мак-Фатум и я составили эту схему (разворачивает лист бумаги на столе). Это диаграмма драмы. Как видите, она подписана несколькими очевидцами. По ней вы можете проследить этапы трагедии — траекторию движения миссис Гейз, то есть миссис Гумберт, от этого места до этого — через улицу — от тротуара до… другого тротуара.

Гумберт. О, с картинками. Кто эти дамы? Стюардессы?

Биэль. О, это просто силуэты. Я вырезал их из какого-то статистического отчета. Каждая представляет текущее положение.

Гумберт. Карьеристки, судя по их портфелям.

Биэль. Ага. Обычные карьеристки, должно быть. Мы наклеили их одну за другой вдоль этой пунктирной линии, чтобы продемонстрировать беспорядочное движение вашей жены через проезжую часть.

Гумберт. Вы не указали местоположение пса.

Биэль. О, я указал. Вот он — этот красный треугольник, греческая «Д». А это, конечно, лимузин. В общем, если вы внимательно изучите эту схему, вы поймете, что происшествие произошло целиком и полностью по ее вине.

Гумберт. Она — это вот эти повторяющиеся силуэты?

Биэль. Да. Этот пешеход. Формально говоря, это была вина пешехода, а не водителя.

Гумберт. Формально. Да, думаю, вы правы. У меня нет возражений.

Биэль (с огромным облегчением). Так, значит, вы полностью меня оправдываете?

Гумберт. Покажите руки.

Биэль. Мои руки?

Гумберт. Да. Пальцы и ладони.

Биэль. Это красные чернила на кончике пальца.

Гумберт. На этом уплощенном кончике пальца. Спасибо, мистер Биэль. Я только хотел коснуться звена — вот этой застежки — в цепи событий. Несколько более осязаемой, чем эти ваши силуэты.

Биэль (бросает последний взгляд на схему, перед тем как ее свернуть). Да, я знаю. Надо было поискать фигуры в профиль — как те, что изображают бегущих людей. Вроде, знаете, тех символов играющих детей, что вешают перед школами, что-то такое. Что ж, приятно было поговорить с вами. То есть приятно, что вы оказались таким доброжелательным. Моя маленькая Мэри присоединяется к нашим с женой пожеланиям Лолите…

Гумберт. Ее нет. Она в летнем лагере.

Биэль. Похороны сегодня после полудня, не так ли?

Гумберт. Она не будет на них присутствовать. Она ушла с группой других детей в горы и с ней невозможно связаться.

Биэль. О, мне так жаль. Послушайте, мистер Гумберт. Может быть, я мог бы…

Гумберт. Вы ничего не можете сделать. Завтра я заберу ее и отвезу подальше от всего этого.

Биэль. Нет, нет. Я имел в виду — вы были так добры ко мне — и я хотел сказать только, что, может быть, вы позволите мне оплатить похоронные расходы. Ну хорошо, теперь мне пора.

Гумберт. Да. Спасибо. Возьмите расходы на себя.

Биэль. Простите?

Гумберт. Я сказал — да. Я принимаю ваше предложение.

Биэль. Вы принимаете? Гумберт. Да.

Биэль. Вы хотите, чтобы я оплатил счет?

Гумберт. Ну да, вы же сами сказали.

Биэль. Понимаю. Конечно. Мне нужно будет связаться с мистером Мак-Фатумом. Мы сообщим вам.

Гумберт. Не забудьте свою прелестную диаграмму.

Биэль уходит. […]

Кабинет директора Бердслейской школы. Секретарша впускает Гумберта.

Гумберт. Не знаете, отчего директор школы желает меня видеть?

Секретарша. Не знаю. Располагайтесь. Мисс Пратт скоро придет.

Гумберт (с беспокойством). Это приглашение довольно неожиданно. Долорес себя плохо вела? Какая-нибудь проделка? Нет?

Секретарша. О, мы все высокого мнения о вашей Долли. А вот и мисс Пратт.

Грузная пожилая женщина с гладко зачесанными волосами и несколько гиппопотамьими формами жмет Гумберту руку.

Секретарша выходит.

Мисс Пратт. Благодарю вас, что нашли время заглянуть, мистер Гейз — то есть мистер Гум.

Гумберт (прочищает горло). Гумберт. 234

Пратт. Садитесь, садитесь. Сигарету? Хочу с вами немного поболтать. Для начала позвольте мне… (закуривает) позвольте вам разъяснить наш общий подход. […][87]

Пратт. (…) В конце учебного года наша школа поставит пьесу. Мы все задействованы в репетициях. Она называется «Заохоченный Чаровник», и ее написал мой давний друг мистер Клэр Куильти. Вы, должно быть, знаете — человек, получивший в прошлом году Полтергейстеровскую премию[88].

Гумберт. Мне кажется, меня с ним однажды познакомили в кампусе.

Пратт. Приятный человек и привлекательный мужчина.

Гумберт. Боюсь, я не обратил на него особого внимания. Толстяк-коротышка?

Пратт. Что вы, нет! Статный, элегантный джентльмен. Думаю, так выглядели некоторые из тех похабных поэтов елизаветинской поры. Я с ним обедаю сегодня. Прошлым вечером он выступил с лекцией «Любовь в искусстве»… Или, может быть, «Любовь к искусству»? Не важно. Но это было божественно. Он не позволил себе ни единого сухого академического замечания и заставлял студентов кататься по полу от смеха. Эта его пьеса — вроде детской классики, и мы хотим, чтобы ваша Долли сыграла в ней роль.