Эрнест Хемингуэй - Острова в океане
– Может, мне с тобой пойти? – спросил Роджер Тома-младшего.
– Чудесно, мистер Дэвис, – сказал Том-младший. – Мы вместе что-нибудь придумаем.
– Тогда пошли, – сказал Роджер. – Дэви, ты бы соснул немножко.
– Можно, – сказал Дэвид. – Я почитаю-почитаю и засну. А ты, папа, что будешь делать?
– Я буду работать на верхней веранде.
– Тогда я лягу там на диване и буду смотреть, как ты работаешь. Тебе это не помешает?
– Нет. Наоборот.
– Мы скоро вернемся, – сказал Роджер. – А ты, Энди, пойдешь с нами?
– Мне не мешало бы поупражняться. Но, пожалуй, не стоит: а вдруг эти приезжие уже там.
– Сообразил, наездник, – сказал Том-младший. – Ты малый сообразительный.
Они ушли, а Томас Хадсон сел за мольберт. Некоторое время Энди смотрел, как он работает, но потом убежал куда-то, а Дэвид то смотрел, то принимался читать и не заговаривал с ним.
Томасу Хадсону хотелось начать с прыжка рыбы, потому что писать ее в воде будет гораздо труднее, и он сделал два этюда и обоими остался недоволен, а потом написал третий, который ему понравился.
– Посмотри, Дэви, похоже?
– Ой, папа, замечательно! Но когда рыба выпрыгивает из воды, ведь она поднимает целый фонтан, правда? А не только когда она падает обратно в море.
– Да, пожалуй, – согласился с ним отец. – Ей приходится пробивать поверхность.
– Помнишь, как она взметнулась – такая длинная-длинная. С ней должно подняться много воды. Если уловишь это взглядом, вода с нее, наверно, так и струится, так и хлещет. А у тебя она идет вверх или вниз?
– Это ведь только этюды. Я хотел изобразить ее на самом взлете.
– Я знаю, что это только этюды. Ты уж меня извини, папа, что я вмешиваюсь. Я не хочу строить из себя знатока.
– Нет, мне интересно тебя послушать.
– А вот кто, наверно, все знает, так это Эдди. Он каждую мелочь схватывает быстрее, чем фотоаппарат, и все запоминает. Правда, Эдди – замечательный человек?
– Да, конечно.
– О нем ведь никто ничего не знает. Кроме Томми, пожалуй. Эдди мне больше всех нравится – после тебя и мистера Дэвиса. Стряпает он и то с душой, и столько всего знает, и все умеет. Помнишь, как он подстрелил акулу и как бросился в море за той рыбой?
– А вчера вечером Эдди избили, потому что не поверили ему.
– Но, папа, с него как с гуся вода.
– Да. Он веселый, всем довольный.
– Даже сегодня веселый после того, как ему так досталось. И по-моему, он рад, что ему пришлось прыгнуть в море за той рыбой.
– Конечно.
– Хорошо бы мистер Дэвис тоже был такой веселый, как Эдди.
– Мистер Дэвис – человек более сложный.
– Да, но я помню, когда он был веселый и беспечный. Я очень хорошо знаю мистера Дэвиса, папа.
– Сейчас он ничего, веселый. Хотя от его беспечности уже и следа не осталось.
– Про беспечность – про хорошую беспечность, я не в укор ему.
– Я тоже. Но он потерял уверенность в себе.
– Да, – сказал Дэвид.
– Хорошо бы он опять ее обрел. Может, еще и обретет, когда снова начнет писать. Знаешь, почему Эдди веселый? Потому что он делает свое дело хорошо и делает его изо дня в день.
– А мистер Дэвис, наверно, не может заниматься своим делом изо дня в день, как ты и Эдди.
– Да. И многое другое ему мешает.
– Знаю, знаю. Для мальчишки я слишком много всего знаю, папа. Томми знает в двадцать раз больше, он всякие ужасные вещи знает, и его это не ранит. А меня все ранит. Почему, сам не понимаю.
– Потому, что ты все это глубоко чувствуешь?
– Да, чувствую, и со мной что-то делается. Я будто отвечаю за чужие грехи. Если так может быть.
– Да, понимаю.
– Папа, ты извини меня за такие серьезные разговоры. Я знаю, это невежливо с моей стороны. Но мне иногда хочется поговорить, потому что мы много чего не знаем, а когда вдруг узнаем что-нибудь, это так на нас накатывает, ну будто волной обдает. Вот такой волной, какие сегодня ходят на море.
– Дэви, ты всегда можешь меня спрашивать о чем угодно.
– Да, знаю. Большое тебе спасибо за это. О некоторых вещах я спрашивать, пожалуй, подожду. Кое-что, наверно, надо самому, на собственной шкуре испытать.
– А может, в этом розыгрыше у мистера Бобби тебе лучше не участвовать? Пусть только Том и Энди? Помнишь, какие у меня были неприятности с человеком, который говорил, что ты всегда пьяный?
– Помню. За три года он видел меня пьяным целых два раза. Но что о нем говорить! Если я когда-нибудь действительно напьюсь, тогда это представление у мистера Бобби будет мне оправданием. Что два раза пьяный, что три – это ведь все равно. Нет, папа, мне обязательно надо участвовать.
– А последнее время вы разыгрывали эти сценки?
– Да. И у нас с Томом здорово получалось. Но с Энди еще лучше. Энди у нас просто талант. Он такие штуки откалывает. А у меня свой номер.
– Что же вы такое делали? – Томас Хадсон продолжал работать.
– Ты не видел, как я изображаю братца-идиотика? Монголоида?
– Нет, не видел. Ну а посмотри теперь, Дэви. – Томас Хадсон отодвинулся в сторону.
– Чудесно, – сказал Дэвид. – Теперь я вижу, чего ты добивался. Когда рыба повисает в воздухе, прежде чем упасть обратно в море. Папа, а картину ты, правда, мне подаришь?
– Да.
– Я буду ее беречь.
– Их будет две.
– Тогда одну я возьму в школу, а вторая пусть висит дома у мамы. Или ты хочешь оставить ее у себя?
– Нет. Может, маме она понравится. Расскажи, что вы там еще проделывали, – попросил Томас Хадсон.
– В поездах мы вытворяли бог знает что. Вот уж где лучше всего выходит, так это в поездах. Там самая подходящая публика. Такой, пожалуй, больше нигде не встретишь. Сидят, глазеют, и деваться им некуда.
Томас Хадсон услышал голос Роджера в соседней комнате и стал мыть кисти и прибирать свое хозяйство.
Вошел Том-младший и сказал:
– Ну, папа, как дела? Хорошо поработалось? Можно я посмотрю?
Томас Хадсон показал ему и первый и второй этюды. Том-младший сказал:
– Мне оба нравятся.
– А какой больше? – спросил его Дэвид.
– Оба хороши, – ответил он. Томас Хадсон почувствовал, что Том-младший торопится и что голова у него занята чем-то другим.
– Ну, как там у вас, получилось? – спросил его Дэвид.
– Колоссально, – сказал Том-младший. – Если мы не подведем, то получится замечательно. Там вся компания с яхты, и мы их здорово разыграли. С мистером Бобби и с констеблем все обговорили до того, как те пришли. Спектакль был такой: мистер Дэвис пьян в стельку, а я его урезониваю.
– Ты не переигрывал?
– Да что ты! – сказал Том-младший. – Ты бы видел мистера Дэвиса. Он пьянел с каждым стаканом, но постепенно, едва заметно.
– А что он пил?
– Чай. Бобби влил чай в бутылку из-под рома. А для Энди заготовлена бутылка из-под джина, и в ней вода.
– Как же ты урезонивал мистера Дэвиса?
– Я будто умолял его не пить. Но так, чтобы меня не слышали. Мистер Бобби с нами заодно, только он пьет настоящее виски.
– Тогда надо поторопиться, – сказал Дэвид. – Пока мистер Бобби совсем не окосел. А как мистер Дэвис?
– Замечательно. Он артист, большой артист, Дэви.
– Где Энди?
– Внизу, репетирует перед зеркалом.
– А Эдди тоже будет в этом участвовать?
– И Эдди и Джозеф.
– Они не запомнят, что им надо говорить.
– У них всего одна реплика.
– Одну реплику Эдди еще, пожалуй, запомнит, а насчет Джозефа я сомневаюсь.
– Ему только повторить ее следом за Эдди.
– А констебль посвящён в дело?
– Конечно.
– А сколько там человек в этой компании?
– Семеро, из них две девушки. Одна миленькая, а другая просто прелесть. Она уже начала жалеть мистера Дэвиса.
– Ух ты! – сказал Дэвид. – Пошли скорее!
– Как же ты туда дойдешь? – спросил Дэвида Том-младший.
– Я его донесу, – сказал Томас Хадсон.
– Папа, позволь мне в тапочках, – сказал Дэвид. – Я надену тапочки Тома. Буду шагать на наружной стороне ступни. Это совсем не больно и произведет впечатление.
– Ну, ладно. Тогда пойдемте. Где Роджер?
– Они с Эдди перехватили на скорую руку. Пьют за его сценические таланты, – сказал Том-младший. – Уж очень долго он на одном чае сидел, папа.
Ветер по-прежнему дул свирепо, когда они вошли в «Понсе-де-Леон». Люди с яхты сидели у стойки и пили ром. Вид у них был симпатичный – загорелые, все в белом. Держались они вежливо, сразу подвинулись, освобождая место у стойки. Двое мужчин и девушка сидели с одного ее конца, там, где был автомат, а трое и вторая девушка – с другого, ближе к двери. У автомата сидела та, про которую Том сказал «просто прелесть». Но другая была тоже очень недурна. Роджер, Томас Хадсон и мальчики подошли прямо к стойке. Дэвид даже старался не прихрамывать.
Мистер Бобби взглянул на Роджера и сказал:
– Опять вы тут?
Роджер кивнул с безнадежным видом, и Бобби поставил перед ним бутылку из-под рома и стакан.
Роджер молча протянул за бутылкой руку.
– Опять пьете, Хадсон? – сказал Бобби Томасу Хадсону. Выражение лица у него было строгое, нравоучительное. Томас Хадсон кивнул. – Пора бы прекратить, – сказал Бобби. – Всему есть границы, прах вас побери.
