Эрнест Хемингуэй - Острова в океане
– Увидимся на той неделе, Ральф. Не теряйте из-за меня времени. Большое вам спасибо, дружище.
– Постараюсь на той неделе привезти все точно по списку. Том, вам, может быть, деньги нужны?
– Нет, у меня еще есть с прошлого раза.
– А то, если нужно, у меня наличности много. Ну, ладно. Чья теперь очередь. Твоя, Люшиэс? Говори, на что желаешь потратиться в этот раз.
Томас Хадсон прошел через всю пристань, где негры веселились, глядя, что вытворяет ветер с легкими ситцевыми платьями женщин и девушек, и зашагал по коралловой дороге к «Понсе-де-Леон».
– А, Том, – встретил его мистер Бобби. – Входите, присаживайтесь. Где это вы пропадали? Мы только что кончили уборку, и заведение уже открыто. Давайте, давайте – когда еще так пьется, как с утра.
– Не рано ли?
– Вздор. Есть хорошее импортное пиво. И эль «Песья голова» тоже есть. – Он сунул руку в ящик со льдом, достал бутылку пльзенского, откупорил и подал Томасу Хадсону. – Стакан вам, надеюсь, не требуется? Заправьтесь этим для начала, а потом уж решайте, будете пить что-нибудь настоящее или нет.
– У меня рабочий день пропадет.
– Ну и черт с ним. Вы и так слишком много работаете. Надо подумать о себе, Том. Жизнь вам отпущена одна-единственная. Нельзя же только и делать что рисовать.
– Вчера мы выходили в море, и я совсем не работал.
Томас Хадсон смотрел на большой холст с тремя смерчами, висевший на стене в глубине бара. Хорошо написано, подумал Томас Хадсон. В меру всей его сегодняшней силы написано, подумал он.
– Мне ее пришлось перевесить повыше, – сказал Бобби. – Вчера тут один клиент до того разошелся, что попробовал влезть в лодку. Я ему сказал, что, если он прорвет ногой полотно, это ему обойдется в десять тысяч долларов. И констебль меня поддержал. Констебль хочет вас просить, чтобы вы и ему написали картину, он ее повесит у себя дома. У него есть одна идея.
– Что же это за идея?
– Он не хотел говорить. Сказал только, что есть очень любопытная идея и он хочет обсудить ее с вами.
Томас Хадсон подошел ближе и всмотрелся в картину. Кое-где поверхность была чем-то повреждена.
– Добротная вещь, прах ее возьми, – с гордостью сказал Бобби. – На днях тут один клиент вздумал запустить кружкой пива в крайний смерч – сбить его захотел. Так даже вмятинки не осталось. И места этого не найдешь. Пиво стекло себе, как водичка, и все. Да, Том, сработали вы ее на совесть, эту картину.
– Но все же так ее ненадолго хватит.
– Пока что ей, прах ее возьми, все нипочем, – сказал Бобби. – Но я и сам думаю перевесить ее еще повыше. Этот вчерашний меня немного напугал.
Он протянул Томасу Хадсону еще бутылку пльзенского со льда.
– Том, я вам хочу сказать, до чего я огорчен, что так получилось с рыбой. Я ведь Эдди с мальчишеских лет знаю и знаю, что он никогда не врет. Ну по крайней мере в серьезных делах не врет. По крайней мере, если попросишь его говорить правду.
– Да, скверно получилось. Мне даже не хочется никому рассказывать об этом.
– И не надо, – сказал Бобби. – Я просто хотел, чтобы вы знали, до чего я огорчен. Ну, допивайте пиво, и я вам приготовлю чего-нибудь посущественней. Это не дело – начинать день в унынии. Чего вы предпочитаете, чтобы взбодриться?
– Я и так бодр, – сказал Томас Хадсон. – Я сегодня собираюсь работать, а выпивка всегда отнимает у меня нужную легкость.
– Ладно, раз уж мне вас не уговорить, подожду, может, набежит кто-нибудь посговорчивей. Гляньте-ка на эту яхту, Том. Ох, и потрепало ее, наверно, в проливе: очень уж осадка мелкая.
Томас Хадсон глянул в распахнутую дверь и увидел входившее в гавань красивое белое судно типа плавучего дома. Эти суда обычно фрахтуют в Майами или другом ближнем порту для поездок вдоль флоридских островов, а в такой день, как вчера, безветренный и тихий, оно благополучно могло пересечь и Гольфстрим. Но сегодня ему, с его мелкой осадкой и громоздкими палубными надстройками, должно быть, пришлось нелегко. Удивительно было, как оно вообще сумело пройти над большой банкой в такую волну.
Яхта дошла до середины гавани и стала на якорь. Томас Хадсон и Бобби смотрели на нее с порога. Она была вся белая и блестящая, и на палубе толпились люди, тоже все в белом.
– Клиенты, – сказал Бобби. – Надеюсь, приличная публика. К нам ни одна такая большая яхта не заходила с тех пор, как окончился лов тунца.
– Откуда она?
– Я ее первый раз вижу. Хороша, ничего не скажешь. Но только не для пролива строена.
– Вероятно, она вышла около полуночи, еще в штиль, а ветер застиг ее где-нибудь на полдороге.
– Скорей всего, так, – сказал Бобби. – Досталось ей, верно, – и покачало и побросало. Ветер прямо-таки шквальный. Ну, скоро мы узнаем, кого она нам привезла. Том, голубчик, дайте я вам приготовлю чего-нибудь. Просто не могу видеть, как вы сидите и не пьете.
– Ладно. Стакан джину с тоником, – сказал Томас Хадсон.
– Тоника не осталось. Джо вчера последний ящик забрал к вам домой.
– Ну, тогда виски с лимоном.
– Ирландского виски с лимоном и без сахара, – сказал Бобби. – Готовлю три. Вон Роджер идет.
Томас Хадсон оглянулся и увидел его.
Роджер вошел в бар. Он был босиком, в линялых бумажных штанах и полосатой тельняшке, севшей от частой стирки. Когда он облокотился о стойку, мышцы на спине выпукло обозначились под натянувшейся тканью. В темноватом помещении бара кожа его казалась совсем коричневой, а волосы были пегие от солнца и морской соли.
– Ребята все еще спят, – сказал он Томасу Хадсону. – Кто-то избил Эдди. Ты видел?
– Он вчера до поздней ночи дрался то с одним, то с другим, то с третьим, – сказал ему Бобби. – Но в общем так, ничего серьезного.
– Не люблю, когда с Эдди что-нибудь случается, – сказал Роджер.
– Да ничего страшного не случилось, Роджер, – заверил его Бобби. – Ну, пил, ну, лез в драку, если кто не верил его рассказам. Повредить ему ничего не повредили.
– Я все никак не могу успокоиться из-за Дэвида, – сказал Роджер Томасу Хадсону. – Не должны мы были до этого допускать.
– По-моему, он уже оправился, – сказал Томас Хадсон. – Во всяком случае, спит с вечера крепким сном. А если кто и виноват, так не ты, а я. Мое дело было вовремя прекратить это.
– Нет. Ты положился на меня.
– Я отец, я и виноват, – сказал Томас Хадсон. – Я не имел права перекладывать на тебя свою ответственность. Есть вещи, которые передоверять нельзя.
– Но я эту ответственность принял, – сказал Роджер. – Я не думал, что он пострадает. И Эдди так не думал.
– Знаю, – сказал Томас Хадсон. – Я и сам не думал. Мне казалось, что тут важно другое.
– И мне так казалось, – сказал Роджер. – А теперь я себя чувствую эгоистом и скотиной.
– Я отец, – сказал Томас Хадсон. – Вся вина на мне.
– Свинство, конечно, получилось с этой рыбой, – сказал Бобби, пододвинув к ним два стакана, а третий оставив себе. – Ну, давайте выпьем за то, чтобы в следующий раз попалось еще побольше.
– Нет, – сказал Роджер. – Еще побольше я даже видеть не хочу.
– Что с вами такое, Роджер? – спросил Бобби.
– Ничего.
– А я решил написать эту рыбу. Дэвиду на память, – сказал Томас Хадсон.
– Вот это здорово. Думаете, выйдет?
– Постараюсь, чтобы вышло. Она у меня перед глазами, и мне кажется, я сумею с ней справиться.
– Конечно, сумеете. Вы все сумеете. А любопытно, что за публика там на яхте.
– Слушай, Роджер, это ты, значит, прогуливал свою совесть по всему острову?
– И босиком, – сказал Роджер.
– А я вот свою принес сюда, с заходом на пристань к капитану Ральфу.
– Мне свою не удалось разгулять, а размачивать я и пытаться не буду, – сказал Роджер. – Хотя эта штука очень вкусная, Бобби.
– То-то, – сказал Бобби. – Сейчас приготовлю вам еще порцию. Лучшее средство против угрызений совести.
– Я не смел рисковать, когда это касалось ребенка, – сказал Роджер, – да еще чужого ребенка.
– Вопрос в том, ради чего ты рисковал.
– Это не меняет дела. С детьми рисковать нельзя.
– Верно. Я, однако, знаю, ради чего я рисковал. Не ради рыбы, как ты понимаешь.
– Понимаю, – сказал Роджер. – Но именно с ним не нужно было этого делать. С ним даже допускать ничего подобного нельзя было.
– Проспится, и все будет в порядке. Увидишь. Он очень душевно стойкий мальчик.
– Он мой герой, – сказал Роджер.
– Это, во всяком случае, лучше, чем когда ты сам был своим героем.
– Еще бы не лучше, – сказал Роджер. – Он ведь и твой герой тоже.
– Не спорю, – сказал Томас Хадсон. – Его на нас обоих хватит.
– Роджер, – сказал, мистер Бобби. – Вы с Томом ни в каком не в родстве?
– А что?
– Да так, мне подумалось. Очень у вас много общего.
– Благодарю, – сказал Томас Хадсон. – А ты за себя сам поблагодаришь, Роджер?
– Благодарю от всей души, Бобби, – сказал Роджер. – Неужели, по-вашему, я похож на эту помесь художника с человеком?
– Вы похожи, как четвероюродные братья, а ребята похожи на вас обоих.
