Джон Пассос - Три солдата
Колонна двинулась снова; когда они взобрались на вершину другого холма, Крисфилд почувствовал странный сладковатый запах, от которого у него защекотало в ноздрях. «Газ», – подумал он, охваченный паникой, и положил руку на маску, висевшую у него на шее. Но ему не хотелось первым надеть ее. Команды не было. Он продолжал идти, проклиная сержанта и лейтенанта. Но, быть может, они уже убиты? Ему представилось, как весь полк падает на дороге, отравленный газом.
– Чувствуешь, Энди, пахнет чем-то? – осторожно прошептал он.
– Я чувствую комбинацию из мертвых лошадей, тубероз, бананового масла, сливочного мороженого, которым мы лакомились в колледже, и мертвых крыс на чердаке… Но какое нам, черт побери, теперь до этого дело? – сказал Эндрюс, смеясь. – Обращать внимание на какую-то вонь…
– Свихнулся парень, – пробормотал Крисфилд про себя.
Он посмотрел на звезды в черном небе; при ходьбе казалось, что они движутся вместе с колонной. А может быть, и колонна и звезды стояли на месте, а уходили-то от них деревья, махая своими костлявыми, искалеченными руками? Он едва различал топот ног по дороге, так громко раздавалась канонада спереди и сзади. Перед ними то и дело разрывалась шрапнель, и ее красные и зеленые огни на мгновение смешивались со звездами. Но звезды он мог видеть только над головой. На всем остальном пространстве неба вспыхивали и угасали белые и красные зарева, как будто горизонт был в огне.
Когда они спускались вниз по склону, лес вдруг прекратился, и они увидели перед собой долину, озаренную сверканием пушек и белым светом гранатных звезд. Это было все равно что смотреть в печь, полную пылающих углей. Склон холма, спускавшийся под ними, гудел от сокрушительных разрывов, покрытый желтыми языками пламени. На батарее близ дороги, которая, казалось, должна была снести им головы при первом залпе, на фоне перемежающегося красного пламени вырисовывались в фантастических положениях темные фигуры артиллеристов. Оглушенные и ослепленные, солдаты продолжали идти по дороге. Крисфилду казалось, что они вот-вот шагнут в раскрытую пасть пушки. У подножия холма около маленькой рощицы нетронутых деревьев они снова остановились. Новая вереница грузовиков ползла мимо них; в темноте они казались огромными пятнами. Батарей поблизости не было, и до них ясно донесся скрипящий рев передач, когда грузовики выехали на неровную дорогу, ныряя в вырытые гранатами ямы.
Крисфилд улегся в сухой ров, поросший кустарником, и задремал, положив голову на ранец; вокруг него растянулись другие. Кто-то положил ему голову на бедро. Шум несколько утих. Сквозь дрему он слышал людские голоса, разговаривавшие тихим шепотом, как будто они боялись говорить громко. На дороге шоферы грузовиков беспрерывно окликали друг друга резкими, пронзительными голосами. Моторы останавливались один за другим; наступила почти полная тишина, во время которой Крисфилд заснул.
Что-то разбудило его. Он окоченел от холода и, не чувствуя больше на себе давления чужих тел, на минуту испугался, подумав, что остался один, что рота ушла.
Над головой раздавалось гудение гигантских москитов. Он услышал, как голос лейтенанта резко прокричал:
– Сержант Хиггинс, сержант Хиггинс!
Черный силуэт лейтенанта внезапно выделился на полосе пламени. Крисфилд видел его походную фуражку, слегка сдвинутую на один бок, и защитную шинель, туго стянутую в талии и оттопыривающуюся на коленях. Лейтенант зашатался от взрыва. Снова все сделалось черным. Крисфилд поднялся на ноги, в ушах его звенело. Колонна двигалась вперед. Он услышал около себя в темноте стон. Топот ног и звяканье амуниции заглушали все остальные звуки. Он чувствовал, как на плечах у него под тяжестью ранца стирается кожа. Время от времени вспышки бомб с аэропланов за спиной освещали поврежденные грузовики на краю дороги. Где-то трещал пулемет. Но колонна продолжала идти, придавливаемая к земле ранцами и смертельной усталостью.
Когда Крисфилд останавливался, буйная вспыхивающая темнота постепенно успокаивалась, переходя в серую зарю. Веки его жгло так, как будто глазные яблоки пылали огнем. Он не чувствовал ни рук, ни ног. Пушки продолжали беспрерывно грохотать, точно молот, ударяющий по голове. Он шел очень медленно, в шеренге, изредка натыкаясь на шедшего впереди. С обеих сторон была земля – глиняные стены, с которых стекала вода. Вдруг он споткнулся и упал через несколько ступенек вниз, в окоп, где было темно как в могиле. Незнакомый запах, от которого ему стало не по себе, ударил ему в нос, но его мысли, казалось, приходили к нему откуда-то издалека. Он ощупал стену. Колени его ударились о койку, на которой лежало одеяло. В следующую секунду он уже спал глубоким сном.
Когда он проснулся, сознание его было очень ясно. Крыша окопов была сложена из бревен, светлое пятно вдалеке была дверь. Он страстно надеялся, что не назначен в караул. Куда девался Энди? Но тут он вспомнил, что Энди помешанный, «брехун», как назвал его Джедкинс. Он с трудом сел, снял свои башмаки и обмотки и завернулся в одеяло. Вокруг раздавался храп и глубокое дыхание спящих людей.
Его судил военный суд. Он стоял, вытянув руки по швам, перед тремя офицерами, сидевшими за столом. У всех трех были одинаковые белые лица с тяжелыми синими подбородками и брови, сходившиеся на переносице. Они громко читали что-то по бумаге, но он не мог разобрать слов, хотя и напрягал слух. Он слышал только слабый стон. Откуда-то несся незнакомый слабый запах, который смущал его. Он не в состоянии был больше стоять вытянувшись, несмотря на то, что сердитые глаза офицеров пристально смотрели на него. «Андерсон, сержант Андерсон, что это за запах? – не переставал спрашивать Крисфилд тоненьким жалобным голосом. – Пожалуйста, скажите мне, что это за запах?» Но три офицера за столом продолжали читать по своим бумагам, а стоны все громче отдавались у него в ушах, пока он сам громко не вскрикнул. В руке у него была граната, он выдернул шнур, бросил его и увидел тут же, как защитная шинель лейтенанта выступила на полосе пламени. Кто-то бросился на него. Он боролся не на жизнь, а на смерть с Андерсоном, который превратился в женщину с большими вялыми грудями. Он прижал ее к себе и обернулся, чтобы защищаться против трех офицеров, подбегавших к нему. Их шинели, туго стянутые поясами, делали их похожими на ос. Все исчезло – он проснулся.
Крисфилд все еще чувствовал странный раздражающий запах. Он сел на край нар и стал, извиваясь, натягивать свою одежду, потому что по всему его телу ползали вши.
– Черт, забавно очутиться вдруг там, где еще недавно сидели фрицы, – услышал он чей-то голос.
– Ура! Мы наступаем, – раздался другой голос.
– Кой черт, что это за наступление? Я еще ни одного немца в глаза не видал.
– А я зато слышу их запах, – сказал Крисфилд, поднимаясь на ноги.
Голова сержанта Хиггинса вдруг появилась в дверях.
– Стройся! – закричал он. Затем прибавил своим обыкновенным голосом: – Ну, ребята, идем порох нюхать!
Обмотка Крисфилда запуталась в зарослях кустарника на краю просеки. Он остановился и начал раскачивать ногу взад и вперед, чтобы освободиться. Наконец он вырвался; оборванная обмотка волочилась за ним. Там на солнце, посередине просеки, он увидел человека в темно-оливковой форме, стоявшего на коленях около какого-то предмета на земле. Немец лежал лицом вниз с красной дырой в спине. Человек обшаривал его карманы. Он посмотрел Крисфилду в лицо.
– Сувениры, – сказал он.
– Какого ты будешь полка, братец?
– Сто сорок третьего, – сказал человек, медленно подымаясь на ноги.
– Где мы, черт подери?
– Разрази меня Бог, если я знаю!
На прогалине не было никого, кроме двух американцев и немца с дырой в спине. Издали доносился грохот артиллерии, вблизи раздавалось цоканье отдельных пулеметов. Вокруг них в солнечных лучах плясали листья всех оттенков: коричневого, желтого и багряного.
– Послушай-ка, ведь эти проклятые деньги не годятся, правда? – сказал Крисфилд.
– Немецкие-то? Нет, черт побери… Я нашел часы. Штучка ничего! – Солдат, не переставая подозрительно поглядывать сквозь полуопущенные веки на Крисфилда, протянул ему золотые часы.
– Я видел там у одного малого саблю с золотой ручкой, – сказал Крисфилд.
– Где это?
– А там вон, в лесу! – Он неопределенно махнул рукой в сторону леса. – Я должен отыскать свою часть. Идем, что ли? – Крисфилд двинулся к другому краю прогалины.
– Мне и тут хорошо, – ответил другой, растягиваясь на траве под солнцем.
Листья шуршали под ногами Крисфилда, пробиравшегося через лес. Ему было жутко одному, и он торопился как мог; обмотка все еще волочилась за ним. Он дошел до проволочного заграждения, наполовину скрытого осыпавшимися буковыми листьями. Проволока была местами перерезана, но, перелезая через нее, он разодрал себе об колючку бедро. Сняв разорванную обмотку, он обвязал ею поверху свои штаны и продолжал идти, чувствуя, как кровь у него стекает вниз по ноге.
