Дин Лин - Солнце над рекой Сангань
Арендаторы молча смотрели на ползавшую по земле женщину. Они привыкли считать ее своей госпожой, существом высшего порядка, яшмовым листом на золотой ветви, которому не подобает терпеть лишения. Крестьяне вдруг вспомнили, как она была с ними ласкова, какие милости и услуги им оказывала. Они даже стали сочувствовать ей, жалеть ее. Разыгранная ею сцена заставила их забыть, зачем они пришли, и никто не отважился подойти к ней за шкатулкой. Го Бо-жэнь, вздыхая, отошел в самый дальний угол двора.
— Невестка, — снова обратился к ней один из арендаторов, по-видимому, ее родственник, который, быть может, пришел сюда совсем не за документами. — Встань и расскажи нам все.
Притворяясь, что у нее нет сил подняться, она села на землю, подталкивая дочь:
— Что ж ты не отнесешь шкатулку нашим дедам? Ведь все наши несчастья только из-за твоего отца, — снова разрыдалась помещица.
Дочь встала и протянула шкатулку, но крестьяне попятились.
Кто-то юркнул в ворота, за ним другой, третий — и вмиг все арендаторы разбежались. Один только Го Бо-жэнь остался стоять в оцепенении, не зная, что сказать.
— Посиди с нами немного, дядя, — обратилась к нему помещица, вставая с земли. — Мы знаем друг друга давно. Прости, если я тебя чем-нибудь обидела. Окажи нам милость. Мы, женщины, отблагодарим тебя за ласку. Корить надо лишь их отца. Вот бросил нас, сбежал… Тяжелая моя доля. Отнеси эти документы Крестьянскому союзу. Умоляю тебя, утешь нас, женщин, верни нам жизнь.
— Не плачь, — ответил ей Го Бо-жэнь, — все мы ваши старые работники. Как-нибудь договоримся. Ведь нас прислал сюда Крестьянский союз. А документы оставь себе. Иди, отдохни, я тоже пойду домой.
Чэн Жэнь и другие товарищи долго ждали арендаторов, но они не вернулись в кооператив, а разошлись, кто в поле, кто по домам. Наконец послали узнать, чем кончилось дело. У ворот во дворе было тихо, точно ничего не случилось. Дети сидели возле решет и лакомились фруктами.
Посланный, крайне удивленный такой мирной картиной, побежал разыскивать арендаторов по домам. Но ему спокойно объяснили:
— Будь сам помещик дома, можно было бы свести счеты. А когда тебя встречает женщина с детьми, да все плачут… нам не с руки воевать с бабами. Все-таки каждый день ее видим, а документы… пускай Крестьянский союз сам отбирает.
ГЛАВА XXXIII
Старший в роде Чжао
Сдержанность, с которой Чжан Юй-минь принял известие о том, что арендаторы разбежались, ничего не добившись, испугала Чэн Жэня: «Давно уже мы с ним живем, как родные братья, душа в душу, — подумал он, — почему же сейчас он так далек от меня, точно между нами пропасть?» Он не понимал Чжан Юй-миня, но боялся допытываться причины перемены в их отношениях. Сторонился его не один только Чжан Юй-минь. Каждый раз, когда поднимался вопрос о том, как вести борьбу с помещиками, он чувствовал на себе холодные испытующие взгляды.
«Нужно бороться с помещиками? — думал он. — Но разве я мешаю? Я же не против борьбы! Ведь я председатель Крестьянского союза!» Несколько раз он заходил к Чжан Юй-миню, чтобы объясниться, но слова застревали у него в горле.
Он давно уже не видел Хэйни и даже не мечтал встретиться с нею. Но в последнее время ему особенно часто вспоминались ее глаза, то ласковые, любящие, то пылающие гневом. Он чувствовал себя виноватым перед девушкой, но гнал от себя все мысли о ней.
У общественных организаций деревни не было своего помещения. Обычно собирались в кооперативе. Сегодня там было особенно оживленно; всех волновала последняя новость — поражение арендаторов.
— Как же быть? Ведь крестьяне сами отказались от документов на землю? — обратился к Чжан Юй-миню Чэн Жэнь.
— Арендаторы все еще трусят и не смеют предъявлять свои требования, все еще не могут почувствовать себя свободными от старого гнета, — с горечью ответил Чжан Юй-минь.
— Женщины испугались? — с недоумением спрашивали кругом.
— Женщина, конечно, стрелять не станет, но у нее другое оружие в запасе. Недаром пословица говорит: «Не овладеет крепостью витязь, если ее защищает красавица!» Да что уж… Сегодня нас одурачили слезами да воплями. Жена Ли Цзы-цзюня опаснее, чем он сам. Она двулична, это смеющийся тигр. Надо правде в глаза смотреть. Сражение мы проиграл». Крестьянский союз поторопился послать арендаторов. Настоящей решимости еще не было; сели на коней, собрались в поход и… струсили. — Чжан Юй-минь бросил взгляд на Чэн Жэня, который почувствовал какой-то намек в его словах. Но заговорить на людях было неудобно. От смущения Чэн Жэнь принялся перекидывать косточки на счетах. Чжан Юй-минь, сжав губы, поднялся и пошел разыскивать Чжао Дэ-лу.
Он отлично понимал, в чем причина поражения: арендаторы жаждали земли, но никто из них не решался потребовать ее первым. Привычка повиноваться, страх перед помещиком были еще слишком сильны. Только решительная ломка старого могла поднять крестьян на борьбу. Но одолеть помещиков было делом нелегким. Этой весной начали борьбу с довольно слабым противником — Хоу Дянь-куем, больным стариком, почти не встававшим с кана. Деревенские власти предполагали, что такого помещика никто не испугается. Но когда дошло до дела, — предъявляли требования, топали ногами и размахивали кулаками лишь одни активисты. А крестьяне хоть тоже шумели, но оглядывались украдкой на сидевшего в уголке Цянь Вэнь-гуя. Хоу Дянь-куй отделался легко: отдал сто даней зерна да земли сорок му, которую разделили между двадцатью крестьянскими семьями. Но земле обрадовались не все. Иные от страха не решались даже проходить мимо ворот Хоу Дянь-куя. А Хоу Чжун-цюань, старый дурак, даже тайком вернул ему землю обратно.
В районе нашли, что собрание, посвященное борьбе с помещиками, прошло неплохо, однако указали, что, как всегда, выступали одни и те же товарищи.
Зная, что деревенские активисты еще не подготовлены к борьбе, что к тому же среди них затесался предатель, Чжан Юй-минь тоже начал колебаться. Ему уже казалось, что вести борьбу с Цянь Вэнь-гуем нельзя, так как он отец фронтовика; что за ним нет преступлений, которые карались бы смертью. Ведь весной приезжали из центра «выправлять перегибы», и некоторых помещиков, которых крестьяне приговорили к смерти, уездные власти, продержав два месяца в тюрьме, вернули обратно. Вызвано это было тем, что в прошлом году и в самом деле кое-где хватили через край.
Но у крестьян свои понятия. Они терпят до поры до времени, а как подымутся — удержу не знают, забивают своих врагов до смерти! Иначе, думают они, не сносить им головы, если власть снова вернется к помещикам. Теперь, когда в деревню приехала бригада и крестьяне надеются на скорый передел земли, такой человек, как Цянь Вэнь-гуй, — самая главная помеха. А тут еще отсутствие единого мнения у активистов, слухи, распространявшиеся по деревне, — все это охлаждало пыл крестьян.
Разговор в фруктовом саду с Ян Ляном, во время которого Чжан Юй-минь признался в своих опасениях, укрепил его решение и придал ему смелости. Он понял, что если действовать так, как весной, — провести земельную реформу не удастся. Хотя Вэнь Цай отсутствовал и без него нельзя было ничего предпринять, Чжан Юй-минь за последние дни провел большую разъяснительную работу, добиваясь единства мнений. Ли Чан и Чжан Чжэн-го во всем согласились с ним, а Чжао Цюань-гун никогда не выступал против большинства.
Ян Лян и Ху Ли-гун целые дни проводили среди крестьян — в домах или в поле — и собрали немало сведений, которые помогли им разобраться к обстановке, и Чжан Юй-минь не сомневался, что они поддержат его. Из занимавших ответственные посты оставались только Чэн Жэнь и Чжао Дэ-лу. Чжан Юй-минь все откладывал откровенный разговор с Чэн Жэнем. Со своей стороны Чэн Жэнь тоже не проявлял желания с ним встретиться. Чжан Юй-минь даже подумывал о том, чтобы обойтись без него и отстранить от проведения реформы не только Чжан Чжэн-дяня, но и Чэн Жэня.
Перед домом Чжао Дэ-лу толпился народ. Услышав громкие крики, Чжан Юй-минь ускорил шаги. Толпа расступилась перед ним, и он вошел во двор; из дома явственно доносился гневный голос Чжао Дэ-лу:
— Ты потеряла всякий стыд! Как мне теперь показаться в деревне!..
Чжан Юй-минь уже собрался войти, как из дверей выбежала женщина; увидев, что перед домом собрались любопытные, она остановилась, пораженная, но тут же обернулась и, указывая рукой на окно, закричала:
— Пьяница! Кровопийца! Еще смеешь марать других! Еще издеваешься! К чорту твоих предков!
В худой маленькой женщине, похожей на оборотня, Чжан Юй-минь с удивлением узнал «Рваную Туфлю» — жену Цзян Ши-жуна. Когда Цзян Ши-жун стал старостой в Теплых Водах, она явилась из соседней деревни, и без свах, без свадебного подарка, вошла хозяйкой в его дом. Целыми днями она бегала по соседям, сплетничала, сводничала, занималась разными темными делами. И сейчас, размахивая руками, извиваясь всем телом, она ругалась последними словами.
