Лион Фейхтвангер - Ифтах и его дочь
— У меня и в мыслях не было, чтобы мне мыла ноги жена судьи Гилеада, сказала она. — Просто я верила, что все будут рады нам в этом доме. Надеюсь, что мир, который принес стране Гилеада мой муж Ифтах, воцарится и в этих стенах.
Они присели на низкие табуреты, и Цилла с дочерью омыли им ноги. Циллу переполняла такая ненависть, что у неё внутри все горело, а во рту появился вкус горечи. Как же Господь допустил такое! Так долго не может продолжаться. Слишком уж тяжкое испытание ниспослано Им своему преданному слуге, eё мужу Шамгару. Этот бастард, так беззаботно протянувший ей ногу, никогда не знал, что такое истинное почитание. Он носил в сердце Милькома, а, может, и на теле. Господь убедится, что предпочел бастарда по ошибке. Он повернет свой лик к более достойному, к eё мужу Шамгару, а Ифтах празднует свою последнюю победу.
Зилпа наблюдала со своего ложа, как eё близкие унижаются перед бастардом. И множество мыслей пронеслось в eё голове в этот час позора. Как низко пали перед этим человеком она и eё сыновья! Что он принес им? Ничего, кроме дрянного мира. За их унижение он отдал идолам Милькома город Иокбеху и, возможно, подписал с Аммоном тайный договор. Вероятно, он сделал это по желанию Ктуры. Из-за неё он отказался вести войну против Аммона.
Странно, что, думая об этом, Зилпа испытывала непонятную гордость и злобное удовлетворение. Если немного понаблюдать за аммониткой, то видно, что она — полудикарка, в eё облике нет никакого благородства. И такая могла подчинить своей воле Ифтаха — умного, смелого человека, а этого у него не отнимешь. Но уж если никчемная женщина может влиять на судьбу рода, то ей, Зилпе, не стоит терять надежды. Она сжала и разжала пальцы. У неё ещё вполне крепкие руки. Ещё могут схватить и удержать. Нет, она не примирится со своим поражением. Настоящий мир не завоеван. Пока лишь прервана война. Придет весна, и Гилеад померяется силами с Аммоном. Она, Зилпа, станет Деборой в этой войне.
На следующий день у ворот Мицпе собралась большая толпа. Люди стояли, сидели на корточках, заполнив залитую солнцем рыночную площадь. Молодежь забралась на крыши домов, а солдаты стражи, оставленной Ифтахом в Мицпе, несли вахту на городских стенах, внимательно смотрели вниз и слушали, как первосвященник читает назначение. Но вот, наконец, Ифтах принял из сухощавых рук жезл в свои сильные руки, сел на каменную скамью…
— Пусть Господь даст тебе силы, Ифтах, наш судья, наш господин! — со всех сторон закричали из толпы.
Солдаты войска, эмориты и гилеадчане, воспринимали триумф Ифтаха, как собственный. Один из них стал судьёй в Мицпе! Теперь эти бродяги, саранча, признаны спасителями оседлых. Перед Мицпе, в палаточном лагере, они устроили пышное празднество, пригласив к себе всех горожан.
Ифтах ходил между своими людьми, ел разные яства, пил вино, а они целовали его в бороду.
Приняли участие в празднестве и женщины. Ктура, все ещё наполненная ощущением своей изощренной мести, была счастлива, что eё умный Ифтах достиг всего, не пролив крови eё соплеменников. Она не сомневалась, что именно ради неё муж удовлетворился перемирием. Она чрезвычайно гордилась таким подарком.
Яала в сопровождении Эмина ходила по лагерю молча, ни на кого не глядя. Переживания теснили eё грудь. Утром, когда она увидела, как отец садится в каменное кресло судьи и приветствует народ своим хриплым, теплым голосом, она по-настоящему оценила, как он красив. Это возвышало eё в собственных глазах, а из смиренного почитания и восторга рождалась в ней песня. Пока лишь она одна могла наслаждаться eё словами и мотивом, но знала, что должна разделить свои ощущения с другими людьми. Не даром она, отправляясь с Эмином в лагерь, захватила с собой музыкальные инструменты лиру и барабан.
Люди Ифтаха, мужчины и женщины Мицпе разглядывали дочь судьи и понимали, что она отличается от остальных девочек eё возраста. Многим пришло в голову, что мужчина, которому удастся положить eё на свое ложе, будет счастлив. Может, повезет этому длинному, который идет сейчас рядом с ней? Кажется, его зовут Эмином. Он, вероятно, был слугой северного Бааля. А теперь служит Господу. Как он смотрит на нее! Все это замечают…
В какой-то момент Яала поняла, что больше не может удерживать в груди свою песню. Она взглянула на отца. Ифтах сидел во всей красе рядом со своими воинами. Любовь к отцу, гордость за него переполнили eё душу и, неожиданно для себя, она запела, подражая манере вавилонских музыкантов: «…Благословен Ифтах, новый судья! С нами Божья милость… Он поднял молодого человека над старым. Когда Господь сердится, огонь его гнева сверкает из под бровей Ифтаха. И благословение Его сияет на лице Ифтаха. Сила Ифтаха сокрушает вражеских воинов, будто они сделаны из глины… Благословен Ифтах, новый судья! Его имя: Господь открывает путь. Ифтах, Ифтах, судья в Израиле! Пусть слава нового судьи прогремит на всю страну…».
Яала, смуглая и тонкая, стоя под палящим солнцем, сверкала страстным взглядом офомных глаз, ещё детским, ломким голосом изливала свое ликование, выражая восторг, любовь, уважение. Сначала она сопровождала пение звуками лиры и барабана. Потом, все больше воодушевляясь, продолжала петь уже без музыки, притопывая ногой, танцуя. Это зрелище захватило толпу. Все любили эту девочку. Яала излучала сияние и счастье.
Многие знали Ифтаха с детства. И вот он стал властелином пустыни, потом — князем Башана, потом — судьей в Гилеаде. Песня Яалы ещё больше возвышала его в глазах окружающих. Он виделся им героем, сверхчеловеком, наделенным Божественными чертами. Это Господь сошел к народу своему с горы Синай и сверкал теперь на знамени Ифтаха, в нем самом. Яала сумела разглядеть это. И передала свое ощущение другим. И толпа, притопывая в такт мелодии, запела вместе с Яалой, выкрикивая — «Слава Ифтаху!»
Ифтах смотрел на свое дитя, слушал eё страстную, полную ликования песню. «Господь возвысил молодого над старым…», — пела Яала. И он ощутил в себе молодость и силу, по-настоящему осознал свою власть и победу над священником. Яала — его плоть и кровь. Но в ней было и то, что он так любил в Ктуре. Однако, в отличие от матери, девушка страстно служила Господу. И если Бог действительно благословил его, то во многом благодаря дочери…
Из сыновей Зилпы на празднество прибыл лишь Гадиель. Он так же, как все, был очарован песней Яалы. Вернувшись домой, он рассказал об этом матери. Зилпа радовалась, что аммонитка не родила бастарду сына. Теперь же она испугалась. Возможно, не ей, а этой девочке предназначено стать Деборой народа Гилеада?..
Сразу же после праздника умер старый Тола. Он видел, как его молодой господин получил назначение, походил по лагерю, празднуя и говоря всем, что радость сделала его молодым и свежим, как зеленая олива. Когда совсем стемнело, он отправился спать, лег в палатке, положив под голову свое платье. Так он и умер.
Ифтах приказал похоронить его в Оботе, чтобы он жил в пещере рядом с господином, которому так долго служил. По его приказу приготовили траурную трапезу. Когда тело слуги упокоилось в пещере, Ифтах почувствовал, что эпоха судьи Гилеада окончилась навсегда. Теперь начиналась эпоха Ифтаха.
С небольшим отрядом стражников он поскакал на север. Впереди развевалось на ветру его знамя.
IX
Когда он достиг страны Тоб, его уверенность сменилась прежними сомнениями. Авиам был прав: спор с Аммоном не закончен, война лишь отложена. Так думали все, даже те, кто лучше всех знал Ифтаха. Пар и Кассия в его присутствии обсудили положение и его намерения. Он многого достиг, большего, чем мечталось. Он стал командиром «пустых» людей, князем Башана, судьей Гилеада. Он был защитником справедливости, а сам переступал через нее. Он жаждал успеха, но опасные приключения его не привлекали. По зрелому размышлению он старался отодвинуть войну до следующей весны. Если как следует подготовиться, он будет больше уверен в победе.
Единственным человеком, уверенным, что Ифтах и в будущем году сумеет избежать войны, была Ктура.
Рано наступившее в этом году в стране Тоб лето стало для неё спокойным и счастливым. Конечно, приятно чувствовать себя победительницей, стоя перед врагом, приятно видеть, как Ифтах возвысился над братьями и всем городом Гилеада. Однако в Мицпе, так же, как в городах Башана, покоренных eё мужем, появляться не безопасно. Того и гляди кто-то из не покорившихся убьет победителя из-за угла. Да и весь этот Мицпе со своим богом, священником и сыновьями Зилпы, погнавшими Ифтаха в поход против Аммона, против eё народа, отпугивал eё даже больше, чем северные города. Хорошо, что сразу после победы они уехали обратно в страну Тоб, в пустыню. Здесь не было стен, не было и вражеских порядков. Все здесь наполняло eё грудь тихой радостью.
