Колосья под серпом твоим - Владимир Семёнович Короткевич
Но самые удивительные были глаза: холодные, карие, с такими расширенными зрачками, что райка, кажется, совсем не было. Этому впечатлению способствовало еще и то, что ресницы были длинные и густые, совсем не мужские, а на веках, занимая все глазницы, лежала туманная темная тень.
Страшновато было смотреть в эти глаза. И все-таки Алесь смотрел. Это лицо путало, но одновременно чем-то привлекало его. Тяжелое, изнуренное какой-то неотвязной думой, измотанное и грозное лицо.
...Глаза без райка смотрели в глаза парню, будто испытывая. И Алесь, хотя ему было почти физически тяжело, не опустил глаз. И тогда, после минуты этой немой дуэли, на сжатых губах у Раубича появилась улыбка.
— Будет настоящий князь, — слегка даже растроганно заключил он. — Не средство, не игрушка чужой силы... Поздравляю тебя, господин Юрий.
Только когда Раубич отвел глаза, Алесь заметил, какая на нем дивная одежда. Это был сюртук не сюртук, а что-то пошитое под короткую и широкую чугу. Пошитое, видимо, первоклассным мастером из очень дорогого, тонехонького серо-голубого сукна. Если бы не это, Раубич выглядел бы старосветским дворянином из медвежьего угла.
Все остальное было обыкновенное: серые панталоны, убранные в сапоги на высоковатых каблуках. Все, кроме одного: запястье правой руки, жилистое и загорелое, сильно перехватывал широкий железный браслет, потускневший в углублениях, блестящий на выпуклых поверхностях, изготовленный тоже мастерски. Алесь краем глаза заметил на нем какие-то трилистники, стебли чертополоха, стилизованный шиповник на холмике и фигурку всадника на неистовом коне. От этих наблюдений отвлек его мягкий женский голос:
— Ярош, ты посмотри только, какой он сейчас красивенький. Прямо хлопчик с портрета Алешкевича.
Оскорбленный этими словами, Алесь дернул головой вправо и встретил спокойный взгляд темно-голубых глаз пожилой женщины, которая стояла рядом с Раубичем. Женщина была обыкновенной, с русой короной волос на голове, со слегка виноватой, очень женственной улыбкой на привядших губах.
— Вот вам и мой старший, пани Эвелина, — знакомил отец. — Видите, какой недоросль вымахал.
— Какой он недоросль, — возразила пани Раубич. — Он просто хороший малый. Как раз товарищ моему Франсу. Познакомьтесь, дети...
Франс, черноволосый, матово-бледный, красивый мальчик, протянул Алесю руку с чувством собственного достоинства. Тонкий рот вежливо и немного заученно улыбался.
Молодой Раубич, особенно стройный в своем безукоризненном детском фраке из черного тонкого сукна, склонил голову.
— Полагаю, вы теперь будете у нас частым гостем, князь, — произнес он по-французски. — Ваш праздник нравится всем, и вы тоже.
Алесь тоже склонил голому. Поведение Франса его забавляло, и он успел заметить за манерами молодого придворного то, что спасало Франса и не делало его смешным: какую-то внутреннюю иронию к тому, что он говорил.
— Почему вы не привезли своей младшей? — вежливо спросил пан Юрий. — Старшую я заметил. А Натали нет...
— Что вы, — виноватая улыбка пани Раубич делала ее лицо особенно приятным. — Натале ведь только два года.
— Это детский праздник, — пояснил отец и подчеркнул: — Поэтому я приглашал всех. Для таких гостей мы отвели отдельную комнату с игрушками.
— Я думаю, что следующий раз мы исправимся, — пообещала пани Эвелина. — А пока что, действительно, где же старшая?
Из толпы гостей именно в эту минуту выбралась девочка, года, может, на два моложе Алеся, — по-детски длинноногая, в белом, колокольчиком, платье, открывающем ее загорелые сильные ножки.
— Notre enfant terrible, — с улыбкой отметила пани Раубич.
Enfant terrible приближалось к ним довольно решительно и почти тащило за руку, как большую куклу, Яденьку Клейну. Она еле успевала за своей мучительницей.
— Вот, — промолвила мучительница. — Вот она, Ядя. Так и не убежала.
— Вечер добрый, Яденька, — поздоровалась пани Раубич. — А ты, Михалина, держи себя прилично. Вот хлопчик, которого сегодня стригли, познакомься с ним.
— Его только сегодня стригли? — приподняла брови девочка. — Совсем как девочку... Бедный!
Глаза Раубича смеялись. Он искоса взглянул на пана Юрия и встретил его веселый взгляд.
— Не цепляйся к словам, Михалина, — заметила пани Раубич.
— Ма-а, — с укоризной парировала малышка, — ты ведь знаешь, я не люблю...
— Не цепляйся к моим словам, Майка, — более снисходительно повторила мать.
— Не буду, — послушалась Майка. — Ей-богу, не буду, маменька.
И глянула на Алеся холодноватыми глазами.
— У вас какое-то совсем крестьянское имя, хлопчик, — важным птичьим голосом вымолвила она. — Отчего бы это?
Алесь разозлился.
— А почему это у вас такое странное имя, маленькая девочка? Какое-то и не человеческое совсем, будто у майского жука.
— Будто у королевы майских жуков, — ненарушимо поправила его маленькая задавака. — Это я сама себе придумала, ведь я родилась в мае.
— Я знаю, — признался Алесь. — Была темная ночь, и выстрелы вашей пушки испугали крестьянских детей на ночлеге.
— О, sorry, — будто прося прощения лично у него, сделала книксен девочка. — Я, ей-богу, не виновата в этом. Я просто родилась в мае, и поэтому я — Майка.
— Я на вашем месте не особенно бы гордился этим, — возразил Алесь. — Тот, кто родился в мае, тот мается, или то бишь мордуется. Это так говорят на деревне.
Отец хотел было сказать что-то, чтобы прервать нетактичные выпады сына, но Раубич взял его за локоть.
— Не надо, — неслышно шепнул он. — Нашла коса на камень.
— Хватит теперь горя, — шепотом ответил отец.
А два встопорщенных противника стаяли лицо в лицо и рассматривали друг друга.
Алесь злился, тем более что девочка заинтересовала его, несмотря на неприятную резкость и отвратительно острый язык. Во- первых, она была дочерью чародея, дочерью такого страшного и интересного человека, как Ярош Раубич. Во-вторых, это она жила в том неизвестном и страшноватом доме за лугами, в котором так светился маленький, меньше самой маленькой искры, огонек, такой слабый, что даже комар мог погасить его в своем полете.
В-третьих, девчушка и сама была интересна.
Совсем чудная девчушка.
Белое шелковое ее платье приятно оттеняло слабый золотистый загар на руках. Волосы были собраны в
